Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев
— Ну, теперь ты, как огурчик, — похвалил его Турка, скрывая усмешку.
— Но-о! — обрадовался Иван.
— Как молодой огурчик, — повторил Турка и ехидно добавил: — Зелёный и весь в прыщах.
— Ну, ты не шути.
— Эх, форсун! С бородой-то мужичок мужичком, а тут ни то, ни сё, зря побрил я тебя.
Иван собрался ехать. По такому случаю брат Михайла не пожалел ему дать напрокат выездные сани с бархатным задком. Ехать от Попихи до Баланьина, где живёт Найдёнков с дочерью, вёрст шесть-семь. Дорога тянется между деревень перелесками. Ивовый кустарник чуть-чуть выглядывает из-под сугробов глубокого, скрипучего снега. Иван держит вожжи, понукает Бурка. Когда приходится сворачивать с дороги — пропускать встречных с возами, Бурко по брюхо барахтается в снегу.
— Ну и снегу навалило! Быть хорошему урожаю, — заговаривает Иван со встречными.
Те отвечают:
— Неизвестно, что весна скажет.
Другие спрашивают:
— Куда едешь, Иван?
— Коровёнку думаю купить, так еду.
— Хорошее дело. Выбирай породистую, не навозницу…
— Кормов мало породистую-то выбирать.
— Ничего, скоро апрель, а там на подножный.
Убогая деревенька Баланьино, снег вровень с крышами. То спускаясь, то поднимаясь с сугроба на сугроб, Иван еле-еле пробирается до крайней, Найдёнковой избы. Бросив лошади охапку сена, он, прихватив с собой ременный кнут, чтобы не украли ребятишки, направляется в избу. После дневного света и примелькавшейся снежной белизны Ивану кажется в избе у Найдёнкова темно, как в подземелье. Он наугад крестится не в тот угол, где висят образа (их не видно), а в тот угол, где в кадушке калёными камнями хозяин согревает для овец воду. Ощупью Иван идёт и осторожно садится на широкую лавку, не дожидаясь приглашения. Найдёнков растерянно начинает разговор:
— С улицы-то сразу у нас в фатере шибко темень стоит. Окошки-то сделаны по-старинному, тулошные, свету-то и нехватает. Мне-то с дочкой привычно, а постороннему не того… Дашка! Где ты, зажги лучину…
— Не надо, я и без лучины как-нибудь разгляжу, — отвечает Иван, постепенно присматриваясь и доставая из кармана кисет с табаком; холодными пальцами он крутит цыгарку.
— Не порти спичку, уголёк достану, — Найдёнков берёт кочергу и тянется за угольком.
— Не от этого наши домики покривились, — шутит Иван и, не дожидаясь уголька, с форсом чиркает спичку и быстро схватывает глазами незавидную обстановку Найдёнковой хаты.
Матерая, неуклюжая печь вся в саже; в чёрной, прокопчённой стене — деревянный дымоход. Около печи распахнута западня в подполье — туда спускается грязная лестница. Гремя деревянными вёдрами, не спеша вылезает из подполья Дарья. Она одета в две ватных кацавейки, подпоясана чересседельником, а голова укутана в тёплый, грубой шерсти платок.
«Что те копна», — думает Иван и в полутьме пытается разглядеть невесту.
Она расправляет на голове платок, трёт рукавом под носом и тогда лишь отвешивает Ивану поклон.
— Погреться свернул? — спрашивает Найдёнков.
— А то как же, погреться, — отвечает Иван, — погреться.
— Куда путь держишь?
— На мельницу ездил, — не задумываясь, врёт Иван.
— Погрейся, погрейся. Дашка, подкинь-ка дровишек, пусть полыхает.
Ноша сухого хвороста вспыхивает на горячих углях. Огонь озаряет избу. Иван видит под шестком кучу хвороста, на лавках и на полу какое-то тряпьё; шайки, вёдра, кринки, ухваты, мешки с зерном, пучки соломы разбросаны по всей избе.
«Обряжуха, видать, неважнецкая», — думает Иван, посматривая на Дарью и на поразивший его беспорядок.
У печки Дарью разрумянило. Выглядит она действительно полнокровной, широколицей, как и рисовал её Копыто.
«Так-то, кажись, и ничего, всё на месте, здоровья у девки хоть отбавляй», — думает Чеботарёв.
Найдёнков тем временем достает из загнёты накалившийся камень и железным совком опускает в кадку с водой. Пар из кадки облаком разошёлся под потолком. Прикрыв кадку постилкой, Найдёнков достает из кармана овчинных штанов табакерку и, щёлкнув медной крышкой, угощает Чеботарёва:
— Не нюхаешь?
— Ой, нет, избави бог! Мало-мало курю, а ноздри не набиваю.
Иван ещё раз осматривает Дарью с ног до головы и решает заговорить напрямик:
— Как, хозяин, думаешь, девке-то твоей и замуж пора?
— Расхватили, не берут, — шуткой отзывается Найдёнков.
— А то знаешь, как в лесу сухостоина, одна-одинёшенька останется. — И, желая вызвать на разговор Дарью, Иван обращается к ней: — Даша, женишки-то есть?..
Дарья стоит лицом к печке и, не глядя на Ивана, отвечает скороговоркой:
— Где уж нам уж итти замуж! Какие к чорту женишки, дело наше небогатое, наряжаться не во что, а за красивое перье и петух любит курочку.
Ивану кажется, что Дарья неглупа, за словом в карман не лезет. Пусть неопрятна, но ведь из такой кокоры, если умело к ней руки приложить, человека можно сделать!
Найдёнков всё ещё не догадывается, зачем приехал Иван.
— Моя греховодница не богата, не модница, — усмехаясь, говорит он. — Бедная Дашка — что ни год, то рубашка, а платью и смены нет!
— На всякую рыбку бывает едок, — замечает ему на это Иван, — здоровье всему голова, а не одёжа. Девка у тебя — что медный колокол.
— Что верно, то верно, — соглашается Найдёнков. — Да ведь не всякий это понимает. Другому хоть пень, да баско одень. А у меня ей одеться не во что. Да и я не норовлю, семья-то у нас: я да она. Умру — найдёт себе приёмыша, как никак избёнка, коровёнка, пятеро овец — всё ей достанется.
Иван начинает льстить Найдёнкову:
— Ты, старина, крепок, что те жёрнов, много ещё работы на своём веку перемелешь. О смерти забудь думать, а вот о дочкиной свадьбе соображать надо.
— Сама как хочет, — отмахивается Найдёнков и снова берётся за табакерку. — А ты уж не сватом ли, дай бог, подкатил?
— Хотя бы.
— За кого?
— За вдовца тут одного, — хитрит Иван и, обращаясь к Дарье, спрашивает обиняком: — Пойдёшь, девка, за вдовца, за хорошего сапожника?
— Не знаю, смотря за какого вдовца. В девках-то я больно привыкла. — И тут же, чтобы не сплоховать, добавляет торопливо и покладисто: — Вдовец тоже человек, если в небольших годах да не урод.
— Вот, к примеру, я, — бойко и прямо заявляет Иван, — ну, чем я не жених: руки, ноги — всё на месте. — Он как бы в шутку встаёт с лавки, подбоченясь, поворачивается кругом и снова садится.
Найдёнков раскатисто смеётся:
— Плутяга! Да ты хоть бы не сам, а сваху подослал, а потом бы своё добро показал. Ох, и плутяга, самолично за себя сватает!
— А я весь тут, — лихо отвечает Иван, — к чему мне сваха? Ты меня всяко знаешь.
— Я не про то говорю, — поясняет Найдёнков, — с лица-то ты и бритый, и
