Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев
Потом, жалуясь на потёмки и шум в голове, Саватеиха остаётся ночевать. В ту ночь спала она с Иваном на полу, за печкой. Ночь была лунная. Терёша валялся на полатях; он не мог заснуть, вытягивая голову и глядел, как на полу колебалась тень рябины, скрипевшей от ветра под окном. И никак не мог понять несмышлёный Терёша, зачем отец бросил в него старый валенок и велел спать. Пришлось малышу зарыться под шубу.
Иван спал дольше обычного. Трезвый, испуганно вскочил он с постели и, торопливо выпроваживая шинкарку, заворчал:
— Иди-ка, голубушка, к чорту, пока люди не увидели. Из-за водки вся моя жизнь прахом пошла, а ты ещё меня смущать прикатилась. Хватит…
Прошло лето. Терёша заметно подрос без матери. На отцовский присмотр нельзя было жаловаться.
Истёк год со дня Марьиной смерти.
Кривая Клавдя принесла Терёше засохшую просфору, велела ему съесть и помянуть добрым словом мать. Терёша послушно повторил за тёткой:
— Помяни, господи, маму, дай, господи, здоровья тяте…
У Ивана с утра сегодня очень мрачное настроение. Без надобности сходил он к Турке, посидел, поговорил и скоро вернулся. Клавдя разговаривала с Терёшей, ожидая Ивана. Он шёл тихо, спокойно с другого конца улицы. Не заходя в избу, Иван примостился на мокрую от растаявшего снега завалинку, свернул толстую цыгарку, закурил. Но и махорка, едкая, ярославская, не могла благотворно повлиять на его мрачное настроение.
— Страдаешь, братец? — спрашивает Клавдя вошедшего Ивана.
— Душа болит, — отвечает он, сбрасывая с себя сапожный фартук. — Сегодня у меня день такой: год без Марьи…
— Знаю, мы с Терёшей помянули её. Сходили бы вы с ним на могилку да поплакали…
— А что, и в самом деле, сходить разве?
И они пошли в село.
Вперемежку со снегом моросил холодный дождь. Иван прятал лицо в воротник и быстро шагал. Сапоги чавкали, из-под подошв вместе с грязью летели по сторонам тонкие, как стеклянные осколки, льдинки. Терёша в затасканном — заплата на заплате — ватном пиджачишке, укрываясь за отцом от дождя и ветра, не отставая, скакал за ним.
Когда они добрались до погоста, дождь перестал. Серые, грузно нависшие тучи разнесло по сторонам. Сиротливо выглянуло холодное, бледное солнце и снова быстро накрылось рваными лохмотьями облаков.
Звякнула железная щеколда в калитке церковной ограды. Старый сторож молча пропустил их на кладбище.
Было тихо. Стаи крикливых галок гнездились под церковной кровлей. С обветшалых, оголённых берёз свисали ледяные сосульки и падали на вековые могилы и старые, подгнившие кресты. На глинистой поверхности Марьиной могилы торчали почерневшие обломки досок, какие-то ржавые гвозди. И почувствовал Иван — холодный озноб пробежал по нему от головы до пят. Помолчал и закурил вторую цыгарку. Дым и табачный угар постепенно застлали перед его глазами все видимое. Скоро он накурился так, что немигающими глазами смотрел только в одну точку и совершенно перестал понимать, где находится, зачем и как сюда попал.
А Терёша, взглянув на жалкое, растерянное лицо отца, осторожно потрогал его за плечо, спросил:
— Тятя, я побегаю маленечко?
Иван не обернулся, не посмотрел на сына, лишь промычал что-то нечленораздельное. Терёша подался немного в сторону. Выбрал железный крест, огляделся по сторонам и начал сдирать с креста медное распятие. Но покрытый зелёной плесенью Христос цепко держался за железную крестовину и никак не поддавался. Зато с другого, деревянного креста Терёша сорвал образок какого-то старца и перетащил на могилу своей матери. Иван, понурый, угрюмо сидел на корточках и, тяжело дыша, попрежнему смотрел в одну точку.
— Тятя, очухайся, чего ты? — стал тормошить Терёша отца. — Пойдём отсюда…
И тогда расширились у Ивана глаза. Закрыв лицо руками, он затрясся, рыдая:
— Терёша, где мы?
— Тятя, не плачь, мы у мамы.
Иван упал на Марьину могилу и заревел истошным голосом.
VII
И вот снова студёная, северная зима, снова зимогоры на подворье у Ивана Чеботарёва. Они приглядываются к нему, втихомолку и открыто судачат:
— Тридцать пять годов мужику. Невесту подыскать бы ему с приданым и для нас обходительную, с добрым характером.
Задумывались зимогоры, перебирали в памяти невест, вдов и постаревших, обойдённых женихами девиц. Однажды Копыто посоветовал Ивану самолично сходить сватом к Дашке Найдёнковой.
— Вот это будет баба! — говорит, восхищаясь, Копыто. — Верно, она ростом коротка, красоты не особенной, иначе бы и в девках не сидела так долго, зато сила в ней большая. Эта, пожалуй, вдарь кулаком — не пошатнётся.
— Алексашки Найдёнкова дочь, что ли?
— Не знаю, как отца звать, — он такой коренастый, борода зелёная, табак нюхает.
— Значит, он и есть, — догадывается Иван, — бойкий мужик, шибко вино любит. А я от вина теперь прочь да дальше.
— Отдаст ли он за него Дашку? — осторожно высказывает сомнение Алексей Турка. — Жених-то у нас не сильно задорен.
Копыто, как заправский сват, зная невесту, продолжает уверять Ивана и Турку:
— Да как ей не итти замуж? Зачем её Найдёнков будет в девках держать? Двадцать семь годов девке, и никто ещё к ней не сватался. Смешно довольно: что она, до ста лет девкой будет? — И признался Копыто откровенно: — Я, грешный, сам ждал: авось скоро у Дашки отец умрёт, глядишь бы, я к ней в дом в приёмыши вошёл. Да разве Найдёнкова переживёшь!..
Турка, смеясь, качает головой:
— За тебя-то вот уж никакая дура не пойдёт.
— Это ещё посмотрим! Что, пастух, по-твоему не человек? Да в летнюю пору мне вся деревня в долгу, как Прянишникову.
— Не спорь, как бог ума не дал, — перечит Турка Копыту, — ничего ты не понимаешь в бабьем деле. Да разве так невесту хвалят? Что нам негоже, то тебе боже. Никто не берёт, так, думаешь, Чеботарёву как раз?
Копыто, поняв оплошность, пошёл на попятную:
— Может я не так сказал, может, у меня вырвалось. Но Дашка — деваха жаркая. Рожа у неё — что калёная сковорода. Видал я, как дрова Дашка колет — ну, что те орехи щёлкает, а чурки толщиной по самовару. Растопырит этак лапищи, да как со всего плеча хлесть — и вдребезги!
Иван слушал-слушал и говорит:
— А что, разве попробовать, вдруг да выйдет дело. Съезжу как-нибудь, посмотрю сначала, полюбится — разговор с отцом заведу.
— А съезди, браток, посмотри.
— Смотри, будь осторожней, не купи кота в мешке, — предупреждает Алексей Турка, стремящийся как можно лучше устроить семейную жизнь своего приятеля.
На той же неделе в субботу Иван целый час полоскал над лоханью свою лохматую голову. Мыла душистого извёл на пятачок, расчесал на пробор чёрные, давно не стриженные волосы и пошёл к Турке бриться. Бритвы
