Не самый удачный день - Евгений Евгеньевич Чернов
Когда она садилась в его автобус третий или четвертый раз, они поздоровались. Никита знал: рядовому пассажиру поздороваться с водителем и в ответ получить спокойный служебный кивок — большая редкость, и он оделял ею пассажиров достаточно скупо. А с этой даже улыбками стали обмениваться. И тогда льдинки в ее глазах чудесным образом превращались в лучики. Сколько доброты и душевного понимания исходило из этих глаз! Никита втайне завидовал тому, кого любила незнакомка.
А несколько дней назад — прямо-таки фантастика — она стояла на обочине, подняв перед собою руку.
«Такая, видно, судьба у нашего брата: встречи и знакомства происходят одинаково. С Наташей тоже точь-в-точь!» — успел подумать Никита, притормаживая.
— Вы? — удивилась она и быстро-быстро заговорила. — Нет, вы подумайте, миллионный город, а потеряться невозможно. Вы что, теперь не работаете на автобусе?
— Работаю, — ответил Никита, испытывая сильную скованность. — Сейчас просто вышел покататься.
— И работаете — катаетесь, и отдыхаете — катаетесь? Вас жена не критикует?
Говоря, она открыла сумочку, достала зеркальце. И такой аромат заполнил кабину, что у Никиты кругом пошла голова. Двумя пальцами он ослабил ворот рубахи.
— Некому ругаться.
— Что вы говорите? — удивилась женщина. — Вот никогда бы не подумала, чтоб такой мужчина, да в женихах. Вас как звать? Меня — Антонина. Тоня. Работаю корректором в издательстве.
— А меня — Никита.
— Никита, голубчик, подбросьте до издательства. Полный цейтнот. — Она улыбнулась и развела руками.
Никита нажал на газ.
— Смотрите-ка, — не унималась женщина, — холостячок. А я думала, что эта участь постигает только нас, больных и старых.
Из этого Никита сделал вывод, что его попутчица — большая шутница. А еще он неожиданно подумал, что горести у нее, возможно, те же самые, что и у него, Никиты.
Издательство было недалеко, и через несколько минут Никита плавно притормозил у ступенек парадного.
— Вы доставили меня кратчайшим путем. Благодарствую.
— Шофер мыслит дорогами, переулками, тупиками, — скромно ответил Никита.
Женщина опять что-то поискала в сумочке.
— Никита, голубчик, не забывайте, — сказала она и протянула ему маленькую желтую картонку, на которой были напечатаны адрес и телефоны: служебный и домашний.
— Если когда-нибудь объявитесь — буду очень рада.
Вот и все, что связывало Никиту Григорьевича и красивую незнакомку Антонину. А желтенькую картонку он положил в самое надежное место — в корочки водительской книжки.
Как-то вечером, когда Никита не знал куда девать себя, у него возникла озорная мысль: сходить бы сейчас к автомату, позвонить и сказать:
— Дорогая Антонина, простите, что поздно. Душа моя умирает от одиночества. На улице воет ветер, а рядом — никого.
И хорошо, если бы Антонина тут же ответила:
— Приезжайте, голубчик Никита. Я думаю о вас.
14
Остаток ночи после встречи с сыном Никита провел кое-как — вроде бы и спал, а вроде бы и нет. Снились ему всякие безобразные кошмары. Все время он куда-то бежал, торопился. По пятам за ним неслись невидимые чудовища, которые непрерывно выли и стонали и окончательно вымотали душу, живого места не оставили.
Он открыл глаза и посмотрел на часы: было около девяти. Надо вставать и собираться, в одиннадцать рейс, а до этого — к врачу. Перед каждым выходом ощупывают и обнюхивают с таким усердием, словно не на трассу выпускают, а в космическое пространство.
Хотел Никита на минутку забежать к Вере и сказать ей, что великим державам надо бы заключить перемирие, чтобы привести в порядок третью, маленькую, то бишь Кольку Если Колька «загремит», все страдать будут, и не только в личном плане, а и в общественно-политическом.
Но опять посмотрел на часы и решил отложить семейный разговор. Времени оставалось мало, и, главное, неизвестно еще, как сложится разговор, а нервы нужно беречь: погода сырая, рейс будет тяжелый, чаще, чем обычно, будет попадаться на обочине трассы перевернутая или разбитая техника. А он своих обязан доставить в целости и сохранности.
О Кольке он поговорит, когда вернется.
Транспортный пик миновал, в трамвае было свободно. Несколько старушек возвращались, судя по сумкам, с базара. Были они такие дряхлые, что Никита удивился, где они находят силы не только на базар таскаться, но вообще дышать. Обыкновенно дышать — вдох, выдох. Невольно он прислушался к разговору. Говорила одна, высохшая, как мумия, совсем беззубая, и Никите казалось, что вначале появляется звук, а потом уже открывается рот. Говорила она громко:
— Только три врага в природе: зверь, нечистая сила и человек. Против зверя — палка, против нечистой силы — молитва, против человека — пока ничего нет.
Ох уж эти старухи, все-то они знают…
Врачиха измерила давление, посчитала пульс, сунула ему под мышку градусник, что случалось очень редко. Температура была как в учебнике — тридцать шесть и шесть.
— Не нравитесь вы мне, Никита Григорьевич, — сказала врачиха. — И давление чуть-чуть повышено, и цвет лица нездоровый. Может, что случилось?
— Вчера телевизор смотрел, хоккей с мячом. Наши продули.
Врачиха вздохнула, глянула в окно, что-то соображая, и наконец поставила подпись.
Василий Захарович встретил Никиту настороженно:
— Что случилось? Почему так долго?
— А, — со злостью сказал Никита. — Медицина хреновиной занималась.
— Поддавал вчера?
— Поддавал! Поддавал! — ответил Никита.
Василий Захарович понял, что Никита не хочет разговаривать, сразу поджал губы и пошел получать путевой лист.
Никита автобус осматривать не стал. Сегодня это делал напарник, который, согласно графику, вышел на работу пораньше.
— Айда, — сказал Василий Захарович, вернувшись. — Ты за руль?
Никита не ответил и полез в кабину. Так сложилось за много лет: из города автобус выводил Никита. Напарник все не унимался:
— Ты же не пьешь, как же вчера поддал?
— Наши продули в хоккей.
Василий Захарович склонил подбородок на грудь, что-то прикидывая. Никита искоса глянул на его голову, на волосы, коротко подстриженные, похожие на поседевший мох.
— Хоккей вчера никак не мог быть, вчера весь вечер пиликали на скрипках.
Никита усмехнулся, подумал с надеждой: к вечеру придет усталость и все будет выглядеть в более спокойном свете. Колька, скорее всего, во дворе оказался случайно. А остальное — такая чепуха, что и думать не стоит. Главное сейчас — погода. На улице речная свежесть, и, видно, быть дождю.
15
Интересная получается штука: когда был никем, когда мало знал, мало понимал в жизни и в профессии, чувствовал себя все-таки лучше. Доброе согласие царило в двух мирах — в мире внешнем, где по утрам всходило, а по вечерам отправлялось обогревать другие земли солнце, где тянулись к горизонту асфальтовые и проселочные пути, где обитали люди, ссорясь между собой и мирясь, работая и отдыхая, рождаясь на утренней заре
