Когда налетел норд-ост - Анатолий Иванович Мошковский
— Что ты делаешь, выбрось! — крикнул Дмитрий и дал звучную затрещину Кольке. — Беги к речке и мой руки и губы! — Он вытащил носовой платок и принялся вытирать Женины губы.
— А что такого? — ничего не понимая, спросила Женя.
— Да ты сейчас чернеть начнешь от ореховой кожуры! В негритянку превратишься! Вот уже начала чернеть…
— Нет, правда? — В словах Жени зазвучал неподдельный страх.
Колька стоял неподалеку и посмеивался: так местные мальчишки разыгрывали новичков из отдыхающих.
Женя с остервенением начала тереть губы, потом руки: кончики пальцев и каемка под ногтями в самом деле густо почернели. Затем Женя подбежала к Кольке и стала его колотить. Он, счастливый, что номер удался, орал и смеялся на всю долину, однако вырваться из ее крепких рук не мог.
— Получил? Доволен? Еще будешь?
— Буду! Доволен! — зачастил Колька.
Женя и Дмитрий улыбались.
Женя шла легко, быстро, не чувствуя усталости. День был прекрасный: прозрачное небо, дымчатые горы, леса и долины, чистый благодатный воздух. С каждым шагом она все полней ощущала радость и благоухание. Жене было удивительно и как-то странно, будто она на глазах становится — нет, уже стала — немножко другой: легкой, невесомой, принадлежащей уже не столько себе, сколько всей этой невозможной красоте, разлитой вокруг.
Она даже посмотрела на свои запыленные синие старенькие кеды, на загорелые ноги и руки, и было как-то непостижимо — они совсем не изменились, и только она, Женя, была уже не прежняя, а немножко другая, и знала это лишь она одна.
Когда они вдоль речки добрели до Лермонтова, Женя захотела посмотреть на то, что осталось от старинной крепости, построенной для защиты от горцев. Там все-таки поэт мог быть, а если и не был, то по досадной случайности. И все, что она увидит, нужно будет подробно описать Инке: может, это и пригодится ей для какой-нибудь работы. Так хотелось помочь ей, чем-то обрадовать. Сейчас, наверно, Инка ковыляет на костылях по своей душной от сигаретного дыма, забитой книгами комнате, а она, Женя, легкомысленно расхаживает в веселой компании среди таких красот. Нельзя, нехорошо, бессовестно быть такой беспечной и счастливой.
Древние рвы так заросли кустами и травой, заплыли болотом, что их почти не было видно. Как все меняет время. Оно не считается с тем, что потомкам захочется увидеть все это в первозданном виде.
Цепким взглядом, стараясь все запомнить, Женя оглядела эти полузаметные теперь рвы и валы, оставшиеся от крепости. Потом негромко сказала:
— Ну, поехали к себе, что ли?
— Опять пешком? — спросил Колька. Он не видел и не понимал, что творится с ней. — У меня ноги не казенные… Вон сколько машин ходит!
— Бедняга! — усмехнулся Дмитрий. — Сейчас мы тебя усадим к какому-нибудь шоферу и попросим, чтоб поаккуратней ехал на поворотах, а то растрясет.
Колька надулся и поплелся за ними.
А Женю так и несло вперед, и она с трудом сдерживалась, чтобы не обогнать Дмитрия, старалась не улыбаться, не показывать блеска своих глаз.
Вскоре миновали мост, перекинутый над тихой, заросшей у берегов рекой, и пошли по дороге, проложенной по краю отвесной скалы. Вверху над ними каменная стена с кривыми слоями породы, с дубками и грабами, а где-то внизу пенилось море, гнало на берег за валом вал, с грохотом разбивалось о камни и скалы. Услышав его шум, Женя вдруг почувствовала нестерпимую жажду.
— Мальчики, хочу пить… Просто умираю!
— Потерпи, — Дмитрий взял ее под руку. — Видишь, все ручейки пересохли.
Она видела, но пить от этого хотелось не меньше. Над ними пролетел вертолет, и тень его, похожая на мельницу, перечеркнула их.
— На маяке попьешь, — сказал Колька. — Скоро уже. Дядя Дима, мы там заодно и с Валерой сможем поговорить о моторке. Хорошо?
Впереди показался маячный городок, огражденный заборчиком, и знакомый белый маячный дом с башней. На заборчике у калитки Женя увидела надпись: «Вход воспрещен, злая собака». Выходит, не только яблоки и груши собственников может охранять злая собака! Кстати сказать, у маяка на большом огороженном участке росли яблони, груши и что-то на грядках.
Колька стал открывать калитку.
— А собака? — спросила Женя.
— Не бойтесь. Собаки только злых кусают.
— Откуда ж она знает, какая я?
— Входите, не бойтесь… — Колька распахнул калитку. — Этот пес старый приятель Тузика, а значит, и мой.
— Шагай! — Дмитрий слегка подтолкнул Женю в спину.
От дома с башней с грозным лаем ринулся пес. Женя вскрикнула и спряталась за Дмитрия.
— Эх ты, дурачок! Здравствуй! Своих не узнаешь? — крикнул Колька, и пес с веселым лаем бросился к нему, увидев чужих, заворчал. — Это свои, свои… — убеждал его Колька, и пес тотчас доверчиво помахал хвостом. — Вот и все, а вы…
— Ловкач! — восхитилась Женя. — Прямо укротитель диких зверей.
От маяка к ним шел человек.
— Вы куда, товарищи? Если на вертолетную площадку, то она рядом.
— Это я, Лева! — крикнул Колька. — Валера не на маяке?
— А-а, кукурузник. Где-то здесь… А эти граждане с тобой?
— Со мной, — важно ответил Колька. — Они у нас стоят… Надо поговорить. А еще напиться.
— Ну заходите, заходите. — Это был тот самый веснушчатый парень в берете, с которым Женя плыла на «Лазурите»; словно оправдываясь, он добавил: — Много тут ходит разного народа: одни думают, что здесь вертолетная площадка, другим хочется посмотреть на маяк, на башню подняться…
— Ой! — Женя дернула Дмитрия за рукав. — Я тоже хочу на башню.
— Представляю, какой оттуда вид открывается! — сказал Дмитрий.
— Ничего, обозрение хорошее.
— Я, между прочим, всю жизнь мечтал взобраться на маяк — чего стоит одно слово — маяк! А вот она, — Дмитрий кивнул на Женю, — говорит даже, что это такое место: раскинь крылья — и улетишь!
Женя толкнула его локтем в бок и подумала: ничего этого, наверно, не было бы, если бы она отправилась вчера в Голубую бухту не морем на «Лазурите», а в автобусе…
Парень усмехнулся:
— Улететь трудно, а вот птицы иногда разбиваются насмерть о стекло, крылья ломают.
— Ну, Женя не из таких. У нее крылья будь здоров! Они скорей сами ломают любое стекло… Кстати, у вас на маяке стекло толстое?
— Ничего. Бемское. Семь миллиметров. Чего ж мы здесь стоим, идемте, напою. Да и на башню можно слазить… Хотите?
— Еще спрашиваете! — воскликнула Женя. — Мы так были бы вам благодарны…
— Коль, иди ищи своего Валеру, а мы слазим, — сказал Дмитрий.
— Лезьте, — разрешил Колька. — Я там сто раз был.
Женя взяла из рук парня тяжелую эмалированную кружку, поднесла к пересохшим губам и жадно стала пить.
— Еще?
— Если можно…
