Первый встречный - Евгений Петрович Василёнок
Насвистывая что-то бравурное, он вышел в коридор.
И тут едва не столкнулся с Лидой.
Он обалдело уставился на нее, вдруг начисто онемев.
— Здравствуйте,— сказала Лида.— Как вы поживаете?
— Вы меня помните? — обрадовался Микола и весь расплылся в улыбке.— Здравствуйте, здравствуйте!
— Нашли вы тогда своего приятеля?
— Нашел, а как же. Правда, не в тот раз, в другой. Но только он опять исчез. И кроме того, он… ну, как бы это вам сказать… он мне и не приятель вовсе. Честное слово!
— Однако для чего-то он вам нужен.
— Нужен,— сказал Микола.— Хотя кто он мне? Вроде бы и никто. Так, первый встречный, как говорит наш помощник Навроцкий. А вот зато машинист Бережков считает…
— Вы в бригаде Бережкова? — быстро спросила Лида.
— А как же! — не без гордости подтвердил Микола.— Уже слыхали о нем? Первый машинист в депо! Работать с ним — это, знаете ли…
— Наверно, у вас очень дружная бригада?
— Бережков, он, знаете ли, такой… такой…
— В кино даже, говорят, ходите вместе.
— Бывает, что и в кино…— проговорил не совсем уверенно Микола.
— И завтра, говорят, пойдете.
— Завтра? Кто вам сказал? Первый раз слышу… А-а, это он с женой идет,— вдруг вспомнил Микола.— На «Песню первой любви». Мура, говорят.
Лида вдруг как-то вся изменилась. Нахмурилась, что ли. Но Микола ничего этого не заметил. Он бойко продолжал:
— В этом месяце мы уже ходили бригадой, план по кино выполнили. А вообще, откровенно говоря, ну какой интерес ходить в кино одним мужикам. Никакого интереса. Вот если, скажем, у тебя имеется маршрутик с представителем иного пола… тогда, конечно, совсем другое дело…
И того, что Лида уже совершенно не слушает Миколу, он тоже не замечает. Однако продолжает уже не так бойко:
— Да, тогда совсем другое дело. А знаете…— Он на мгновение замялся. Потом, набравшись смелости, выпалил: — Знаете что? А почему б нам, например, не сходить в кино, а?
— С вами? — грустно улыбнулась Лида.
— Завтра, а? — даже перестал дышать Микола.
— А то сегодня у вас лекция...— насмешливо сказала Лида.
— Да, Бережков читает,— не понимая ее насмешки, серьезно уточнил Микола.— Для первозимников. Это значит для тех, кто будет работать на паровозе первую зиму.
И тогда Лида вдруг решительно заявила:
— Хорошо. Завтра. На восемь двадцать, в «Центральный».
— Спасибо!.. Спасибо!..— выпалил Микола.— Все будет точно по графику!
10
Малюсеньким, просто никчемным показался сам себе Генка в царстве диковинных вещей, со всех сторон окруживших его в квартире Рахубы. Массивная старинная мебель, отсвечивающие всевозможными цветами люстры, ковры какой-то фантастической разрисовки, яркие картины в золоченных рамах, рога невиданных зверей на стенах… Чего здесь только нет!
Но пялить глаза на все эти чудеса у Генки нет ни охоты, ни времени. Он торопливо разворачивает газету и достает бутылку с керосином…
И в этом момент в дом ворвался Андрей.
Не выпуская бутылки, Генка бросился к окну. Но Андрей настиг его и схватил за руку.
— Стой! Стой, говорю!
Генка пытается вырваться, но напрасно.
— Сукин сын! — злобно проговорил Андрей.— Террорист проклятый!
— Все равно я его спалю! — скрипя зубами от бешенства и весь трясясь, зарычал Генка.— Все равно! Он от меня никуда не денется! Я его на краю света найду!
— Да ты понимаешь, что надумал?! — выходит из себя Андрей.— Это же форменный поджог! Это же преступление!
Генка уже обмяк.
— Почище вас знаю. Статья восемьдесят седьмая,— сказал он.— Ладно, ведите, куда надо.
— «Ведите»! — передразнил его Андрей.— Разве в этом дело?
Андрей пристально и долго смотрел на Генку. Тот выдержал взгляд.
— Ну и характерец!..— сказал Андрей.— Что ж, пойдем.
— Бутылку с собой брать?
— Бери.
Они вышли во двор.
— Я думал, вы в самом деле машинист. А вы легавый. Давно там служите?
Не обращая внимания на колкие Генкины слова, Андрей спросил:
— Когда доктор должен вернуться?
— После шести.
— А жена?
— Они вместе приезжают.
— Все, значит, учел. Чтоб только один пепел остался.
— Как в крематории.
Андрей огляделся вокруг. Увидел в саду летний душ, огороженный досками, и направился туда. Генка покорно поплелся за ним. Андрей зашел за дощатую дверь, вымыл руки, вышел.
— Иди помойся. Разит от тебя, как от керосинной бочки.
— Я уж лучше там, в санпропускнике.
— Давай, давай!
Генка пошел за дверь, прикрыл ее за собой. Андрей присел на камень, который остался здесь, наверно, со времени строительства дома.
Послышался шум струящейся воды. Только один этот легкий шум и нарушал сонливую тишину обширной усадьбы.
Переждав какое-то время, Андрей проговорил:
— Неудачный, по-моему, ты выбрал объект. Это же доктор. И, насколько мне известно, хороший доктор.
Журчала вода за дощатой стеной. И сквозь это журчание донесся — опять глуховато злой — голос Генки:
— Ни черта вы не знаете…
— Почему же, моя жена лечилась у него.
— Убийца он, а не доктор.
— Убийца? — переспросил Андрей.— Тогда ты выбрал не лучший способ борьбы с преступником. Проще было б пойти и заявить куда следует.
— А как докажешь?.. Да и статьи такой нету, по которой его можно судить. Вот в чем штука.
— А ты уверен, что он убил?
— Убил! Хотя и не из пистолета. И даже не ножом.
— Ничего не понимаю.
— Он просто не пришел к больному. А так надо было, чтоб он пришел. И даже не дал лекарства.
— И тот больной… умер?
Только однообразный шум воды вместо ответа доносился из-за стены.
— Кто это был? — после паузы снова спросил Андрей.
Не сразу долетел Генкин ответ:
— Моя мама…
Громче, кажется, зажурчала вода за стеной, и деревца вокруг тоже, кажется, зашелестели листьями…
— Мы жили тогда в деревне,— опять донесся до Андрея голос Генки — теперь уже еле различимый, будто приглушенный расстоянием прошедших годов.— Мама и я… Отец нас бросил… давно уже… А мама заболела. А потом случился этот приступ. Я побежал на станцию, к нему, к этому… Потому что у нас своего доктора не было. А он говорит — я не обязан, говорит, вы чужие, не наши, я только железнодорожников лечу…
— И
