Поколение - Николай Владимирович Курочкин
«Дело за малым», — усмехнулся про себя Першин. Попробовал представить — выходило наивно, нереально. Настолько нереально, что, поделись он этим с кем-нибудь, скажут: «Рехнулся паря, маленько того — заучился». Хотя сколько слышат об этом по радио, по телевизору. Но им, дескать, и положено так рассуждать, писателям разным, артистам… А нам не положено… Будто мы сами не мучаемся, не страдаем, кто больше, кто меньше, когда случится что-нибудь сделать против совести. А может, совесть — это и есть заложенное в человеке стремление к высшей справедливости?! Но кем заложенное — свыше? Если бы так…
Вспомнил, как в городе, на пляже, случайно разговорился с очень милой девочкой лет двенадцати, наверняка будущей красавицей. Она сказала, что, когда вырастет, будет, как мама, закройщицей в ателье, потому что у мамы очень много важных знакомых и она может все достать. Эта встреча долго потом не выходила из головы, и грустно думать, как эта девочка будет расти, посмеиваясь над чувствами Татьяны Лариной и мечтами Веры Павловны, и вырастет красивой, холодной и расчетливой женщиной. «Хотя это, видимо, вообще свойственно женщинам, особенно — более-менее красивым», — заключил Першин со злостью, потому что вспомнил Лиду.
Они познакомились сразу после его поступления в институт, во время установочной сессии. Ехали в троллейбусе на одном сиденье и вышли на одной остановке. Время было за полночь, общежитие закрывали, но Першин, еще сидя в троллейбусе, сказал себе: если выйдут вместе — попробовать познакомиться. Решение надо было выполнять, чтобы после не ругать себя за робость, и Першин хриплым, прерывистым голосом сбрендил что-то про позднее время и навязался в провожатые. Лида согласилась с усмешкой, а когда подошли к ее дому, Першин, боясь, что она сразу уйдет, начал рассказывать ей все про себя. В конце концов она дала свой телефон и разрешила звонить с четырех до пяти дня: она училась очно на библиотечном и к четырем обычно была дома, а в шестом часу приходили с работы родители.
Першин звонил, они встречались, ходили в кино, в театр, а душа его пребывала в смятении: пройдут считанные деньки, он уедет, а для нее это будет забавным приключением с деревенским простофилей, на что-то еще надеявшимся. Правда, он потом дома подолгу сочинял письма: писал больше о своей комсомольской работе, о стремлении наладить досуг молодежи, оживить самодеятельность, захиревшую из-за проникшего повсеместно телевидения. Она отвечала, но нерегулярно, тоже, в основном о досуге: о театральных спектаклях, о концертах заезжих звезд и тому подобном. Все в ее письмах говорило о том, что городская жизнь не в пример выше его, сельской, а тон был таким, как будто бы она сообщала, что выходит замуж.
Встретились они почти через год, потому что Першина не отпустили на осеннюю сессию из-за уборочной, и это, как ни странно, заставило Лиду больше уважать его, во всяком случае, она была рада встрече и вообще вела себя иначе — проще и доступнее. Пошли в молодежное кафе с дискотекой. Мест не было, но по Лидиному совету он улучил момент, неумело сунул «троячок» молодому привратнику — и места нашлись. Они сидели в удобных креслах, тянули через трубочки коктейль со льдом и смотрели, как резвится золотая молодежь — девчонки, почти что школьницы, и ребята, не нюхавшие еще солдатской службы. Першин глядел на них с неприязнью и завистью и переживал, что не может ни вести себя так, ни танцевать… Но Лида так искренне махнула рукой на это дело, что у него сразу потеплело на душе. Все-таки чем-то он ей нравился, и это было чудесно. А сдержанность ее понятна: она порядочная девушка и ей нужны гарантии. Но какие он мог дать ей гарантии? То, что она к нему не поедет, ясно, как божий день, из разговоров, из писем. А если попробовать «припарковаться» тут, хоть бы и в примаки записаться, так он даже родителей ее в глаза не видел, не представляет, что они за люди, как отнесутся к зятю-пришельцу. Но ведь не ему же напрашиваться на эту встречу… и вообще набиваться в таком положении… Они просто могут подумать, будто он хочет таким путем прописаться в городе, как это делают многие…
После кафе они зашли в общежитие. Першин пока один жил в комнате, потому что приперся раньше всех по понятной причине. И тут их бес чуть было не попутал… Но Лида устояла: видно, у нее уже был на примете тот ловкий хахаль, который дал ей все необходимые гарантии…
Сколько времени ушло на этого хахаля, Першин не знал, но Лиду он снова не видел больше года, пока однажды, в очередную сессию, судьба не столкнула их на троллейбусной остановке. Першин не сразу узнал ее, так она изменилась, усохла, осунулась, постарела лет на десять… Просто больно было на нее смотреть: плечи острые, ноги худые, взгляд совершенно потухший. Все она испытала за этот год с лишним
