Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев
Круглихин прищурил узкие карие глаза и умолк, ожидая ответа. Длинное полотенце, вышитое петушками и какими-то диковинными фигурами, висело у него на плечах, перекинутое через мясистую, в морщинах, шею.
— Нет, сочинительством я здесь не занимаюсь, — отвечал ему неохотно Терентий. — К чему? Однажды только как-то, увидев бревно на волнах Кубенского озера, пробовал я к бревну обратиться с вопросом:
Скажи, бревно Вологдолеса,
Где ты родилось, где росло?
Какими судьбами из леса
Сюда к нам мокнуть занесло?..
Промолчало бревно, поплыло дальше, и стих мой так и умер в зародыше. Жалею я о другом, — сознался Терентий. — Времени свободного у нас тут много. Надо было бы больше книг набрать, да просвещаться. Рифмы плести без толку какой смысл?..
Караванный опять заговорил нравоучительно:
— И всё с маленького начинается. Если себя не уронишь, пойдёшь в пору. Большим человеком можешь стать. Надобно среди умных людей потолкаться, а не то что среди наших голобрюхих бурлаков. На барже ума не наберёшься, остатний растеряешь. Через каждое слово тут брань да ругань.
— Пережитки старого, ничего пока не поделаешь.
— Как хочешь, называй. Только я к тому говорю: с умной головой в водоливы, пожалуй, лезть незачем. Доберёшься до Ленинграда — останься там, найди подходящую работу. Вечерами не шляйся, учись. Пройдёт два-три года — и сам себя не узнаешь. Город — великое дело.
— Спасибо за добрый совет. За чай с мёдом спасибо, — поблагодарил Терентий, собираясь уходить.
— Да ещё у меня к тебе просьба, — обратился к нему караванный. — У тебя глаз острый и совесть правильная, так ты на 39-й барже поглядывай за водоливами, чтобы не ленились, почаще спускались в трюм. Подмокнет товар — спасибо не скажут за это.
— Само собой понятно, — ответил Терентий. О сегодняшней размолвке с Копытиным он умолчал.
Время шло. Далеко позади каравана остались Кирилловский канал и быстрая, с переборами, Шексна. За Белозерским каналом начиналась лесная темноводная, глубокая Ковжа. Караванов с Волги, Камы, Шексны, Мологи и других рек тянулось к Ленинграду не мало, а буксирных пароходов нехватало без задержки проводить суда. Особенно много скопилось барж на вытегорском участке. Здесь на каждом километре в ноздреватых скалах были прорублены узкие, еле проходимые, как ущелья, шлюзы.
Караван за караваном растянулись в очередь без конца и края. На двадцать пятый день тихого плавания вологдолесовские баржи дотянулись до села Конева, что на Ковже, и остановились здесь на целую неделю. В пути не раз Терентий Чеботарёв, наедине с собой, задумывался о своей дальнейшей судьбе. Думы об учёбе в губернской совпартшколе не покидали его. Быть подготовленным политпросветчиком-пропагандистом казалось ему делом благодарным и нужным. К тому же он чувствовал себя если не способным, то склонным к этому делу. А время, такое острое и, горячее, требовало в крестьянской массе просветительной работы влиятельным большевистским словом. На баржах каравана в этом направлении Чеботарёву развернуться было негде. Иногда Терентий непрочь был бы побеседовать с бурлаками на антирелигиозные темы, но они не столько умом, сколько чутьём давным-давно перестали быть верующими, и божье имя приплетали по поводу и без повода к самым изощрённым ругательствам…
В предрассветном тумане чуть заметно проступали очертания низких домиков села Конева. Где-то сторож барабанил в доску, охраняя мужицкое добро от вороватых проезжих баловней — бурлаков. А те в свою очередь, сонно расхаживая по крышам барж, стерегли государственное добро, как бы кто-либо из ковжинских и коневских мужиков не позарился и, не протянул рук к экспортным доскам.
В эту раннюю пору, сидя на обрубке дерева, сторожил свою баржу Терентий Чеботарёв. Одолеваемый сном, он кивал головою, то закрывая глаза, то вновь раскрывая, прислушивался ко всем шорохам и звукам. О борта баржи тихо плескались речные волны. Далеко-далеко, в стороне бывших удельных заводов, слышалась запоздалая гармошка, и звенели весёлые голоса загулявшей молодёжи. Скоро из-за каргопольских лесов, тёмных и островерхих, поднялось солнце, и от тумана вмиг не осталось следа. Всё стало явственным, легко различимым. Терентий встряхнулся, будто спросонья, сбросил с крыши на берег трап, сколоченный из двух досок, сошёл по нему и, раздевшись, освежился купаньем.
На крышах барж один за другим показывались проснувшиеся водоливы. Начинался длинный северный день. К счастью, скоро подошёл долгожданный пароход, и караван потянулся в сторону Вытегры.
В этом уездном прионежском городке, пыльном, но довольно привлекательном, неожиданно кончилась бурлацкая «карьера» Чеботарёва. А было так: баржи прибыв за город в Онежский канал, стали у береговых причалов, как и на предыдущих стоянках, на неопределённое время.
Вместе с другими бурлаками Чеботарёв пошёл в город поглядеть от нечего делать на дома, на людей, а если удастся — сходить в кинематограф. В уездном городе обязательно должно быть кино. Да, кино было в комсомольском клубе, приземистом и вместительном. Размалёванная афиша сегодня вещала:
ТОЛЬКО РАЗ, ОДИН РАЗ, ПРОЕЗДОМ,
известный разоблачитель чудес господних
ПАУЛИ КЕССАРО
покажет вам сегодня химическим способом,
как отцы духовные вызывали из дощатых икон
слёзы богородицы и кровь христову.
Сеанс сопровождается лекцией.
Цены на билеты снижены до 20 копеек.
Места не нумерованы.
Начало в 7 часов вчера по местному времени.
Танцы по желанию публики до
