Александр Шеллер-Михайлов - Лес рубят - щепки летят
Катерина Александровна заснула только под утро тяжелым и тревожным сном. Что-то недоброе чуяло ее сердце.
II
СЕМЕЙНЫЙ РАЗЛАД
Быстро пролетел свободный месяц Катерины Александровны: пролетело и лето. Опять начался труд после отдыха, начались будни после праздников. Стал ходить в гимназию Антон, уехал в училище Миша, все вошло в старую колею, и, по-видимому, новый учебный и трудовой год должен был походить, как две капли воды, на старый.
В приюте шла деятельная новая жизнь: почти все проекты Софьи Андреевны были приняты и приводились в исполнение. Осенью назначалась выставка детских работ, зимой предполагался бал в пользу приюта и устраивалась лотерея. Все спешили приготовлять работы к выставке, все торопились шить новые наряды для невесты молодого графа Белокопытова. Софья Андреевна и Катерина Александровна носились из конца в конец по приюту, поощряли детей и хотели блеснуть успехами девочек и доказать пользу нововведений, чтобы эти нововведения наконец вошли в устав приюта. Катерина Александровна сознавала, что последнее важнее всего, что самая малейшая неудача нововведений опасна именно теперь, покуда эти нововведения существуют, так сказать, незаконным образом, что успокоиться можно будет только тогда, когда новый устав утвердится и когда все, делающееся теперь как бы на пробу, войдет в законную силу и примет характер раз навсегда заведенной машины. Порой Катерина Александровна уже начинала поговаривать, что можно бы еще более усилить образование детей, чтобы дать им возможность быть конторщицами, корректоршами, учительницами в мелких народных школах, превратить приют в семинарию и дать, таким образом, обществу возможность иметь народных учительниц. Она давно забыла приказание старой графинии Белокопытовой не учить детей ничему, кроме русской грамоты и закона божьего, и все сильнее и сильнее хлопотала о расширении курса арифметики, истории и географии. В собраниях Софьи Андреевны под влиянием Катерины Александровны и Александра Прохорова планы о расширении подготовки детей и о женском труде росли не по дням, а по часам. Только иногда забегали слишком далеко вперед: кружок толковал уже о народных школах, которые, вероятно, станут быстро распространяться после освобождения крестьян; он говорил о возможности устроить артельные швейные и прачечные мастерские; некоторые члены кружка предлагали учить детей и башмачному мастерству, так как оно довольно выгодно при возрастающих ценах на женскую обувь. Но покуда распространять деятельность приюта было еще очень трудно, так как графы Белокопытовы и комитет не давали ни одного лишнего гроша против старого бюджета. Софья Андреевна не имела в запасе таких средств, чтобы поддержать приют на свой счет, и потому нужно было, как она выражалась, «изобретать средства». Она действительно «изобрела» средства, и иногда довольно эксцентричным образом: так ей удалось побудить одного богатого купца пожертвовать денег на приют ради того, что за это пожертвование он будет приглашен в дом Белокопытовых и сделается почетным членом белокопытовских благотворительных заведений. Пожертвование, открывшее добродетельному коммерсанту доступ в графские палаты, было настолько крупно, что помогло не только приюту, но отчасти и самому Дмитрию Васильевичу, все еще не успевшему привести окончательно в порядок свои денежные дела. Дмитрий Васильевич был в восторге от ловкости Софьи Андреевны и называл ее «гениальной женщиной». Она смеялась и уверяла графа, что ее изобретательность пойдет и дальше. Действительно она не лгала. В одном из собраний ее молодого кружка было решено устроить спектакль с благотворительной целью и употребить вырученные деньги на приют. Спектакли с благотворительной целью были тогда в полном ходу. Молодежь обрадовалась предстоящему удовольствию, и начались прения насчет выбора пьес, насчет выбора актеров. Залу решились просить у графа Дмитрия Васильевича. Он был готов сделать все, что просила Софья Андреевна. Катерина Александровна и Александр Прохоров принимали самое деятельное участие в хлопотах, и последний даже должен был играть довольно видную комическую роль в спектакле, несмотря на все его протесты. Он ездил в дом графа Белокопытова, распоряжался насчет устройства сцены и в один из подобных хлопотливых дней встретился с Дмитрием Васильевичем. Граф перекинулся с ним несколькими словами и пожелал полной удачи спектаклю. На спектакль собралось много народу, по большей части из аристократии. В числе зрителей была и Денисова, приехавшая со своими детьми. Пьесы сошли довольно удачно, и публика благосклонно вызвала несколько раз актеров-любителей. При последнем вызове Александр Прохоров вышел без парика.
— Maman, да это наш учитель математики, — заметил один из сыновей Денисовой.
— О, да он, значит, на все руки молодец, — засмеялся граф Дмитрий Васильевич. — Я на днях видел его здесь хозяйничавшего и устраивавшего сцену.
— Он, говорят, писатель, — заметил сын Денисовой.
— Вот как!.. Как его фамилия?
Сын сказал. Оказалось, что и Денисова, и граф Дмитрий Васильевич знали эту фамилию и читали последние статьи Прохорова, возбудившие толки в обществе.
— Надо бы познакомиться с ним, — сказала Денисова. — Сережа будет весной держать экзамен, так не худо бы попросить этого господина получше заняться с ним… Он у меня плохой счетчик!..
Когда кончился спектакль и публика стала разъезжаться, Александр Прохоров вышел в залу и остановился поговорить с Левашовым, бывшим в числе зрителей. Граф Дмитрий Васильевич подошел к ним. Он знал Левашова как полковника генерального штаба и как довольно видную личность в литературе; с Александром Прохоровым его личное знакомство ограничивалось покуда одной встречей. С любезностью светского человека и барина старого закала граф высказал мельком похвалу игре Александра Прохорова, сказал вскользь, что он давно знаком с его литературной деятельностью и кстати заметил, что с ним желает познакомиться Денисова.
— Я надеюсь, что вы сделаете мне честь и останетесь у меня на чашку чаю, — прибавил он, слегка пожимая руки собеседников. — Я очень рад, что этот спектакль дал мне случай видеть вас у себя в доме…
Все это было высказано без заискивания, но в то же время и без высокомерия, — спокойно и просто. Отказаться от радушного предложения было невозможно, и граф повел своих гостей в свои комнаты, где уже собралось несколько человек его знакомых.
— Веду военнопленных, — пошутил он, представляя гостям своих новых знакомых.
Следом за рекомендацией послышалось несколько комплиментов Александру Прохорову; особенно рассыпался в любезностях Алексей Дмитриевич, желавший показать, что и он не отстает от века и вполне сочувствует передовой части литературы. Он с ловкостью светского либерала заметил, что у него есть много «общих знакомых» с Александром Флегонтовичем и выразил надежду видеть последнего у себя. Алексей Дмитриевич в эту пору избрал своим коньком «слияние сословий». Эта идея имела для него то же значение, как и всякая другая модная затея. Потом кто-то заговорил об одной из ученых работ Левашова, и уже через пять минут Левашов ораторствовал по своему обыкновению, как будто он был среди своих учеников на профессорской кафедре. Александром Прохоровым между тем завладела Денисова.
— У меня до вас есть большая просьба, — заговорила она. — Я ведь отчасти знакома с вами: вы учите моего сына в пансионе Давыдова. Но там у вас столько учеников, что вам невозможно обращать внимание на каждого отдельно. Вот почему я обращаюсь к вам.
— Чем могу служить? — спросил Александр Прохоров.
— Мне хотелось бы, чтобы вы давали уроки моему Сереже у меня на дому…
— Мне очень жаль, что я почти не имею возможности исполнить ваше желание, — ответил Александр Прохоров. — У меня так мало времени… Я занят службой, уроками и разными другими работами…
— Знаю, знаю! Ведь вы пишете… Я читала вашу статью о воспитании, — заметила Денисова. — Вы очень метко, хотя и слишком зло, напали в ней на нас, бедных родителей… Действительно, мы так часто сами вредим детям своей бестактностью, своими неуместными ласками и своими еще более неуместными вспышками… Но что же делать? Жизнь так портит характеры, делает нас раздражительными, нервными… Иногда видишь, что поступаешь не так, как следует, а поправить ошибки не можешь… Я на вас даже посердилась немного, — ласково и дружески промолвила Денисова. — Вы нападаете на нас так, как будто думаете, что мы имели возможность быть своего рода совершенством. Это ошибка! Ведь старое поколение, мы, отцы и матери подрастающих детей, росли при еще более дурных условиях. Как же требовать от нас невозможного? Это несправедливо.
— Я и не требовал невозможного, — улыбнулся Александр Прохоров. — Я только указывал, что нужно изменить, в чем нужно исправиться.
