Поколение - Николай Владимирович Курочкин
На пятый день его вызвали в трест.
Стукова в Нефтеболотске не было, вызывал Галямов.
Кроме главного, в кабинете сидели Иван Осипович, профсоюзный босс Дудник и начальница ЖКК — грубая женщина, открыто презиравшая Кошкина за то, что он ходит по общежитиям с лекциями: по ее убеждению, распинаться перед «этими алкашами» значило ронять наш, итээровский, авторитет.
— Ну, Анатолий Панфилович, когда квартиру сдавать думаете? — спросил Дудник вместо ответа на кошкинское «здравствуйте». Остальные промолчали.
— Квартиру? Зачем? Я же не уезжаю, — удивился Кошкин.
— Милицию, что ли, вызывать? — спросила начальница ЖКК.
— Какую? Зачем? — изумился Кошкин.
— Вы уволены и обязаны сдать квартиру. Квартира наша, ведомственная. Согласно положению, кто порвал трудовую связь с трестом, обязан освободить площадь, — замороженным голосом проскандировал Смирнов.
— Ах, Иван Осипович, Иван Осипович, — укоризненно вздохнул Кошкин. — Говорил же я вам: изучайте законодательство, трудовое и жилищное, вообще гражданское в широком смысле этого слова, юрис цивилис, а вы вот не хотите, упрямитесь — ну и будете всю жизнь пересаживаться из лужи в лужу.
— Какие лужи? Ты что, Кошкин, туман напускаешь? Уволен — освободи квартиру.
— Да, и хорошо бы немедленно, подарок к Новому году кому-то, кто заслужил, — предложила начальница ЖКК. — Но раз у вас ребеночек, то, если попросите, мы подождем до навигации.
— Верно. Раз зима — отсрочку мы тебе имеем право дать, но только до навигации, — сказал Дудник.
— Странно слышать. Ну ладно Смирнов, он профан в этих делах, но вы же, товарищ Дудник, вы же высшую школу профдвижения окончили, вам-то стыдно не знать законов! Таких порядков, о которых вы говорите, в СССР не было никогда! — рассердился Кошкин. Он наслаждался: все козыри у него, можно не спешить, поиграть в кошки-мышки, а можно и вывалить сразу, для пущего эффекта. А, не буду темнить, учитесь, неучи!
— В Основах нашего советского гражданского законодательства что сказано? Не помните? А вы, Иван Осипович? А вы, Фарид Габдуллаевич? Ну же, напрягитесь! В шестьдесят второй статье Основ?.. Да, трудно вспомнить то, чего не знаешь. Там ведь не сказано, что ведомственные квартиры должны освобождаться лицами, уволенными из системы ведомств! Там сказано о выселении лиц, уволенных по неуважительным причинам! И эти причины вон в том двухтомнике по жилищному законодательству — вон он, Фарид Габдуллаевич, в шкафу вашем пылью обрастает, — эти причины в том справочнике расшифрованы. Ну, загляните туда, загляните, еще пригодится и вам и всем здесь присутствующим… Ага… Нет, не здесь, во втором томе… Ну? Прогулы, систематические нарушения трудовой дисциплины и собственное желание — три причины. И дальше что? Правильно, дальше написано, что перечень этот носит исчерпывающий характер и распространительному толкованию не подлежит. То есть никакой анархист вроде вас или того же Дудника не имеет право дополнять перечень другими причинами. А у меня как раз другая.
Галямов побагровел, опустил глаза и, ворочая шеей, будто из петли выбираясь, глухо сказал:
— Тут сказано: «при увольнении по неуважительной причине».
Ему вовсе не хотелось разговаривать с этим Кошкиным. Ему хотелось выбраться из-за стола, подойти и врезать Кошкину по наглой роже в полную силу, раз, но от души, чтоб кровью умылся. Но — нельзя. Надо держаться.
— Фарид Габдуллаевич, да с чего вы взяли, что несоответствие занимаемой должности — неуважительная причина? Смирнов сказал? Вы ему не верьте, он невежда. Это, наоборот, у-ва-жи-тель-ней-шая причина. Вот бухи мне сейчас перерасчет готовят, потому что, кроме начисленного, мне еще положено двухнедельное выходное пособие, по этой статье КЗОТа оно выплачивается. А ведь выходное платят в немногих случаях, и именно в уважительных. Скажем, когда в армию провожают, — не так ли, товарищ майор?
Кошкин посмотрел на Смирнова с якобы почтительным вниманием. И Галямов посмотрел на Смирнова: что ж ты, понимаешь, не объяснил, не подсказал? Мы что же, своими руками лопату куем, чтобы этот проходимец нас же в яму закопал? Или ты и вправду ни бельмеса в законах не понимаешь?!
Иван Осипович встал, опустил голову, помолчал, собираясь с силами, и выдавил:
— Так что насчет двухнедельного он прав, Федор Гаврилович, мой недосмотр…
— Если насчет двухнедельного прав, то и насчет квартиры прав, — проворчал Дудник, все это время не отрывавшийся от двухтомника по жилищному праву. — Тут так выходит.
— Так какого ж черта ты молчал? О чем ты думал? Или ты у себя кроссворды в кабинете разгадываешь?! — взорвался Галямов. Он орал на Смирнова, но Смирнов понимал, что главный не на него зол, что его заставляет кричать такая же, как и у Смирнова, ненависть, опасливая ненависть к этому очкарику, нафаршированному чем угодно, какими надо и не надо познаниями, всем, кроме деловых качеств и любви к своей работе.
Откричавшись, Фарид Габдуллаевич сказал:
— Ладно, законник, живи в нашем доме. Но помни: я при всех говорю — никогда я никого не топил, но тебя… Я добьюсь, чтоб тебя в нашей системе не было. До самого верха дойду — и добьюсь. Такого у нас не может быть, чтобы закон против смысла шел. Что же, выходит, даже явного прохвоста выгнать с работы нельзя, если он законы знает и не нарушает, а по краешку обходит?!
— Если не нарушает, то нельзя… Аудиенция окончена? — вежливо спросил Кошкин.
— Катись!
За «катись» надо было отквитаться. Кошкин обошел стол, выудил из кармана плоскую коробочку, с усилием разодрал фольгированную пленку и положил кусок с шестью пилюльками в веселой салатного цвета облицовке:
— Пейте элениум, Фарид Габдуллаевич, а то кричите, как буйнопомешанный. До свидания, товарищи! — и вышел, не дожидаясь ответной реакции.
А реакция была такой: Галямов сгреб таблетки, швырнул в уже закрывающуюся дверь и, трудно дыша, прохрипел:
— Сволочь! Вот сволочь!.. Ну, что будем делать? Я, как буду в Главке, всех обойду, всем расскажу, что он за тип. А ты, Иван Осипович, читай законы и думай. Думай! Не может быть, чтобы этого Кошкина нельзя было прищемить с какого-нибудь бока!
11
С Нового года Кошкин все же стал через день, через два заглядывать в трест, но наверх не поднимался, в свой — бывший свой — отдел не заходил, а сидел у Литуса. Трудовики из управлений знали это и, если были вопросы, искали Кошкина в кабинете по ТБ. А вопросы были: не к Серегиной
