Иван Зорин - Зачем жить, если завтра умирать (сборник)
– Мы почти ровесники, – опередил его Лангоф, ломая взгляд Клюева. – А если вам угодно покровительствовать, выберите другого.
Глаза у Клюева сузились.
– Молодой человек изволит сердиться… Впрочем, это свойственно возрасту.
Он иронично хохотнул.
– Господа, не ссорьтесь, – нашёлся, наконец, Неверов, жестом представляя друг другу. – Это Клюев, наш новый сосед, а это барон Лангоф.
Сняв лайковую перчатку, Клюев протянул узкую ладонь. Не пожимая её, Лангоф сухо поклонился.
Заиграла музыка, едва не касаясь развевающимися платьями, рядом кружили вальс.
– Он вам этого не простит, – с горечью сказал Неверов, едва Клюев удалился. – Мстителен, как гадюка.
Предсказание не заставило ждать, сцена разыгралась за карточным столом. Лангоф выложил валета. Клюев покрыл его пиковой дамой.
– Как ваша цыганка, – щёлкнул он о стол уголком карты. – Побьёт и не охнет.
– Что вы имеете в виду? – вспыхнул Лангоф.
– Такая же чёрная, страстная. – Клюев перевернул взятку рубашкой. – А правда, ваша цыганка, как тигрица, ревнуя, с кинжалом бросается?
Лангофа затрясло.
– Вы много себе позволяете!
– Не больше, чем говорить то, о чём давно шепчутся.
– Негодяй!
Лангоф вскочил, отбросив спиной стул. Клюев побледнел, но улыбка не покинула его лица. Было видно, что он шёл к намеченной цели и потому держал себя в руках.
– Я вас вызываю! – закричал Лангоф, на мгновенье приблизив лицо к Клюеву. Тот, точно ждал этого, расчётливо дал пощёчину.
– К вашим услугам!
Стреляться решили не откладывая, договорившись сойтись на рассвете. Секундантом Лангофа вызвался быть Неверов. Дома Лангофа подмывало разбудить Данилу, спросить о предстоявшей дуэли. «Убьют или нет, убьют или нет, – вышагивал он по комнате. – А скажет – убьют, всё равно идти надо. Уж лучше не знать». Сердце бешено колотилось. Из-за туч подмигнул серпастый месяц. От фонаря на мостовую ложились косые лиловые тени. Только под утро Лангоф забылся коротким тревожным сном. Его разбудил громкий стук в дверь.
– Дело дрянь, – с порога начал Неверов. – Разузнал, Клюев отличный стрелок. Видели его шрам? Так это от пули. Своего обидчика он, кстати, застрелил. На его счету дюжина поединков, у него стальные нервы.
Неверов тронул набрякшие от бессонницы синяки.
Лангоф сцепил руки.
– Зачем вы мне это рассказали? Хотели поддержать?
Неверов замялся.
– Я не сомневаюсь в вашей храбрости, но, может, стоит принести извинения?
– Ни за что!
– Через меня, разумеется, ваша гордость не пострадает. Согласитесь, всё вышло глупее некуда. Иначе он вас убьёт.
– А, всё равно.
Лангоф устало отмахнулся.
Неверов взял его за локоть.
– Но почему? Уедете заграницу, всё забудется. Вы молоды, ради чего погибать?
– Поехали, Неверов, пора.
К лесу, где решено было драться, ехали молча. Двуколкой правил Неверов. На опушке уже щипал траву осёдланный конь Клюева.
– Неосмотрительно, – буркнул Неверов, соскочив с козел.
– Почему?
– Будут руки дрожать. Или он настолько в себе уверен?
Покачав головой, Неверов зашагал к Клюеву.
– Надо поговорить, – бросил он на ходу. – Подождите, барон.
Клюев подпирал спиной разлапистый дуб, жевал травинку. На его лице играла всё та же ледяная улыбка.
– Послушайте, – вместо приветствия начал Неверов. – Вы же благородный человек, сами были молоды, простите барона.
Клюев выплюнул травинку.
– Это его извинения или ваши?
Неверов смутился.
– Мои. Но вы же должны понять.
– Его гордость? Понимаю, но не принимаю. Знаете ли, я щепетилен в вопросах чести, считайте меня старомодным.
Неверов вздохнул.
– Что ж, тогда вам придётся иметь дело со мной.
У Клюева промелькнуло удивление.
– Как скажете, – снова надел он холодную улыбку.
– Тогда давайте начнём.
– О, нет! Вами я займусь после нашего юного друга.
Неверов уже сделал пару шагов, потом резко повернулся.
– Я узнал, вы отличный стрелок, всё это будет похоже на убийство.
– Возможно. И что?
– Предлагаю уравнять шансы.
– Каким образом?
– Изменим условия. Сыграйте в русскую рулетку.
Клюев побледнел.
– У барона хороший секундант, вы не оставляете выбора. Иначе раструбите ведь, что я – трус и убил мальчишку?
– Не сомневайтесь! Впрочем, я больше рассчитываю на ваше благородство.
– Однако вы лишаете меня лёгкой прогулки. – На мгновенье Клюев замешкался. – Но хорошо, я согласен. Ваш револьвер или мой?
– Всё равно.
Встали в двух шагах друг против друга. Секундант Клюева, седой гарнизонный офицер в поношенном мундире и замызганных сапогах, слывший знатоком дуэльных правил, проверил заряженное оружие. Высыпав пули на росистую траву, оставил одну.
– Я первый, – твёрдо произнёс Лангоф, беря у него револьвер. И в ответ на недоумённый взгляд офицера, собиравшегося тянуть жребий: – Это справедливо, я же вызывал.
Он крутанул барабан, приставив дуло к виску, зажмурился.
– Не промахнитесь, – коротко напутствовал Клюев.
Раздался сухой щелчок.
Клюев мгновенно выхватил у него револьвер и, даже не вращая барабана, повторил его движения.
– Ваша очередь, – рукоятью вперёд протянул он оружие.
У Лангофа заметно дрожали руки, на лбу выступил пот. Едва преодолев себя, он медленно прислонил дуло и, как во сне, спустил крючок. Осечка! Неверов сжал кулаки. С лица Клюева не сходила каменная улыбка.
– Поздравляю, – бросил он. И снова не трогая барабана, быстро взвёл курок. – Пусто! Кажется, мне тоже везёт. Теперь вы.
Лангоф едва держался на ногах. Пространство изменило масштаб, и протянутый револьвер показался ему бесконечно далеким. Он уже ни о чём не думал. И даже не услышал щелчка у своего уха.
– Господа, довольно! – замахал руками Неверов, встав между дуэлянтами. – Это невыносимо!
– Вы уже достаточно испытали друг друга, – поддержал его гарнизонный офицер. – Честь не пострадает.
Лангоф умоляюще посмотрел на Клюева:
– Пусть он решает.
Клюев больше не улыбался.
– Это, в самом деле, становится похожим на фарс, – произнёс он неожиданно севшим голосом. – Эдак мы можем здесь до вечера проторчать. – Просунув руку подмышкой у Неверова, он взял револьвер. – Однако за мной остался долг, а я привык платить по счетам.
– Какой ещё долг? – спросил Лангоф, растерянно глядя на Клюева.
– Выстрел. Вы сделали лишний.
– Чепуха! Я же сам вызвался быть первым. Мы ничего от вас не требуем.
– Не спорьте, – поднял руку Клюев. – Надо уравнять. – Он облизал пересохшие губы. – На всякий случай, господа, прощайте. – Держа пистолет курком вверх он, не моргая, уставился Неверову в переносицу. Грохнул выстрел. Вздрогнув, Неверов ошалело посмотрел на распростёртое у ног тело, потом снял забрызганную кровью фуражку. Повернувшись на ватных ногах, он увидел обморочно бледного Лангофа. Гарнизонный офицер крепко выругался.
На обратном пути молчали. Мимо уже поплыли деревенские избы, за которыми поднималось солнце.
– Предвидел он что ли? – вдруг сказал Неверов. – Или что почувствовал. – И не дожидаясь ответа, махнул рукой: – Э, всё равно не узнаем.
Манифестом Екатерины Великой дуэли были запрещены под угрозой бессрочной каторги, но на них закрывали глаза, и дело удалось замять. Клюева как самоубийцу похоронили за кладбищенской оградой.
За версту от Горловки, оставляя в глинозёме глубокие колеи от тяжелогружёных телег, вдоль реки кочевали цыгане. Ночью мерклой россыпью кумачовых крапинок затрепетали на буграх костры – сгрудив телеги, разбили табор. Ржали кони, которых вели к водопою, позвякивая цепью, ревел медведь – цыгане водили его по базарам, заставляя пританцовывать за кусок сахара; из пёстро расшитых шатров доносилась гортанная речь, катились по степи непривычные уху переборы гитар и смех, казавшийся каким-то чужим и далёким.
А под утро прихватили цыганки двух баб, полоскавших в реке бельё.
– Иди сюда, сделаю так, муж вовек не разлюбит!
– Присохнет, как плющ, не оторвёшь!
Какая баба против этого устоит? Взяли цыганки в круг, плевали под ноги, шептали быстро-быстро: слова русские – а не разобрать. У баб голова кругом пошла, моргают ошалело, ресницы хлоп-хлоп. Цыганки, видя, что дело сделано, спрашивают:
– А денежки муженёк скопил? Где держит?
Бабы всё и выложили.
– Так вы, любы-голубы, принесите их нам, да колечки обручальные прихватите. А ещё поросёнка молочного.
Мужья в это время пахали, бабы собрали всё и прямиком к цыганкам. Даже визжащего, упиравшегося поросёнка приволокли на верёвке. Цыганки рассмеялись, залетали по воздуху загорелые руки, замелькали дутые золотые браслеты.
– Ну, теперь ступайте, жить будете до гроба.
Бабы разошлись по домам, а в полдень ударились в слёзы. Ревут белугами, по деревне бегают, волосы на себе рвут.
Ясное дело – околдовали!
