Инна Тронина - Операция «Купюра»
И Грачёв снова устроился на подоконнике, понимая, что идти ему некуда. Глядя вниз, на людей, которым ещё жить да жить, он сжимал кулаки и зубы с такой силой, что заболела и голова. Впрочем, Сашка уже всё понял, а Тенгиза поставить в курс дела – одна минута. В перерыве нужно выбрать время и всё обсудить. Захара лучше пока не информировать – он должен целиком сосредоточиться на завтрашней операции. Да и нервный он мужик, начнёт опять плакаться, жаловаться на жизнь, потеряет форму, да ещё дело от этого пострадает. И что Горбовский, собственно, может предпринять? Не поставит же он охрану около чужого сотрудника, и всё равно дело кончится тем же самым…
– Чего сидишь, как демон? – Барановский, незаметно подкравшись, хлопнул Грачёва по плечу. Тот вздрогнул и посмотрел на него, будто видел впервые в жизни. – Ну, чисто Врубель! Да очнись ты, дело есть! – Вячеслав явно был в ударе. – Горбовский скоро нас примет, а у меня куча вопросов. Бумажек ради этого Баринова пришлось подписать столько, что на связку макулатуры хватит! Мне твоё мнение очень интересно, по нескольким вопросам… – Барановский прямо на подоконнике разложил свои справки и ордера. – Глянь, пока время есть! Ты же юрист как-никак!
Всеволод, чтобы отвлечься, готов был заняться чем угодно. Так было легче, и он чувствовал себя ещё в мире живых.
А тем временем Захар, придвигая к себе каблуком камин и рискуя здорово обжечься, обвёл глазами троих собравшихся за столом для заседаний. Жар сразу же обволок ноги, и лица оперативников вспотели.
– Хлопцы, безвыходное положение в Москве сложилось. Мы должны помочь коллегам – это без вопросов. Канунников просил сегодня вечером одного человечка прислать, чтобы подежурить в баре «Космоса». Антон Евгеньевич говорит, что появился очень удобный случай взять Арсена, из-за которого в «Шереметьево» творится много всяких пакостей. А козёл этот всех московских сотрудников с кавказской внешностью знает в лицо. Мы там пока не примелькались, вроде. Батоно Тенгиз, как ты на это смотришь? Габлая ты взял удачно, может, ещё раз счастья попытаешь? На один день я тебя с купюр сниму.
– Шеф, дорогой, пощади меня, не губи! – взмолился Дханинджия. – Во-первых, меня там достаточно знают, а после Габлая – особенно. Но не это главное – ради дела жизни не жалко. Только вот Нанке ничего не объяснишь. Вчера опять подрались. Я ей говорю: «Это же служба, дура!» Ну, может, я чуть погрубее сказал. А она меня – палкой от пылесоса… При детях, представляешь? А я и сдачи дать не могу – убить боюсь. Будут они отца после этого уважать, скажи, а, Захар?
– Боюсь, что не будут, – вздохнул Горбовский. – Неужели с женой без рукоприкладства договориться нельзя? Я настаивать не могу, потому что дело не наше. Всё только добровольно. «Прости-господи» немеряно, и выпивки много. Может, ради конспирации, придётся и с девочкой познакомиться…
– Вот-вот, только этого мне и не хватало! – подхватил Тенгиз. – Нанка вчера сказала: «Ещё раз твою пьяную роду увижу, без рожи останешься!» А я пьяный-то не был, вот в чём дело!..
– Язык у тебя без костей, батоно. Я же знаю, как ты про дивчинок любишь поболтать. С той пил, с этой спал… Сорок лет почти, а всё туда же! Сам во всём и виноват. Надо уметь себя с женой поставить…
Все присутствующие усмехнулись, потому что Горбовский слыл первым подкаблучником, хотя тщательно это скрывал. Леокадии не приходилось бить его палкой от пылесоса – муж и так безоговорочно признавал её главной.
– Не посылай меня к девкам, шеф! – продолжал плакаться Тенгиз. – Куда хочешь, только не в бордель! А то пятеро детей сиротами останутся – ведь Квежо мне не простят, особенно сейчас. Люди у нас злопамятные, горячие. Ты свежего человека отправь туда. Неужели никого нет?
– Ну а кого прикажешь отправить? Пока новенький в курс дела войдёт, пока что… Ладно, чёрт с тобой! Гагик, поезжай. Как на это смотришь?
– Захар Сысоевич, у Тенго жена переживает, а у меня нет, думаешь? – Гамбарян заметно сник. – Мне здесь разве делать нечего?
– Старлей, тебе майор приказал – значит, так надо. Я-то в Москве был уже, а ты давно туда не ездил. Не болтай, куда посылают, и всё. Один день только! Твоя – не моя, драться не станет. – Тенгиз, довольный тем, что от него отвязались, развалился на стуле и подкрутил усы.
Розовое сияние зимнего солнца заливало кабинет, и сверкал морозный узор на окнах. Горбовский придвинул пепельницу и взглянул на Гамбаряна.
– Что, тоже не можешь ехать? Ты вообще с утра смурной какой-то. Дома проблемы, что ли?
– Да я же один с детьми, с Гоар и Давидом. Сейчас в ясли и садик их забросил, а вечером забирать. А родных вызывать из Еревана – денег много надо…
– А Ани твоя где же? – удивился Захар.
Гамбарян потупился, а Дханинджия ткнул его кулаком в бок.
– Неудачно прервала беременность. Теперь опять в больнице лежит – на чистке. Хотела по-быстрому управиться, да не вышло.
Гагик дрыгнулся на стуле, бешено взглянул на Тенгиза, но потом раздумал связываться.
Доселе молчавший Минц вдруг подал голос:
– Захар Сысоевич, давайте я съезжу. Вы же меня в резерве держали. Я сейчас пока не нужен здесь?
– Саня, с предохранителя не полетишь? Ты ведь только что из Москвы. И опять туда? Не выспался даже, наверное.
– Так и Тенгиз там с нами был, а вы его хотели послать. Такое дело провернул, что гордиться может! А я там постараюсь провести время с максимальной пользой…
Фраза прозвучала так двусмысленно, что Гагик с Тенгизом понимающе переглянулись. Похоже, Минца заинтересовала реплика майора относительно девочек.
– Ну, смотри, раз сам вызываешься! – облегчённо вздохнул Горбовский. – Тогда, Гагик, передай ему дело, пока фотку Арсена. Да тебе, впрочем, не впервой. – Похоже, Горбовский вспомнил про Веталя Холодаева. – Орать на тебя некому – холостой. Дома-то не хочется побыть?
– У меня дома плюс пять градусов. – Минц задумчиво смотрел на пламя спички, от которой прикуривал. – Папу опять к Софье отвёз, а то, боюсь, не выдержит старик. У него в комнате рефлектор, у меня – камин. Пробки уже несколько раз вылетали. Папа все пальто на себя навалил, но ничего не помогает. Так что я пережду мороз в Москве. Вскоре потепление обещали – примерно, послезавтра. Так что я не бескорыстно вызвался, – улыбнулся Минц. – У меня тоже свой интерес.
– «Поросёнком» там тряхнёшь, – мечтательно предположил Тенгиз. – Гляди, на девочек командировочные не трать! А то ты, бывает, так делаешь…
Горбовский, чтобы прекратить вольности, легонько стукнул ладонью по своему столу. Потом вызвал секретаршу и продиктовал текст телетайпограммы, которая должна была сразу уйти на Петровку. Когда за женщиной в серой форме закрылась дверь, Захар откинулся на спинку вертящегося кресла.
– Сань, погляди, не пришли ли там Ружецкий с Вершининым? А потом иди и собирайся. Возьмёшь в кассе билет. Самолёт через четыре часа. Завтра днём обратно вернёшься. Будет там Арсен, нет – уже не наша забота. Задание понял?
– Так точно! – Саша уже предвкушал очень приятное времяпровождение.
Почувствовав необычайный прилив сил, он вскочил и открыл дверь. На подоконнике сидели уже четверо – Грачёв, Барановский, Ружецкий и незнакомый молодой мужчина в форме с капитанскими погонами.
Горбовский и сам вышел в коридор, поздоровался с вновь прибывшими.
– Здоровеньки булы, Владислав, наконец-то! Пошли, поговорим. Михаил, чего надутый такой? Не выспался или опять болеешь? Смотри мне – завтра великий день. Я на тебя очень надеюсь.
– Всё в порядке, товарищ майор! – Ружецкий с тревогой смотрел на брата.
Когда Грачёв спрыгнул с подоконника и направился к кабинету Захара, из его кармана выпал свёрнутый в трубочку конверт. Всеволод так и не сумел остаться с Михаилом наедине, чтобы продемонстрировать послание. Немного отстав, Ружецкий нагнулся, подобрал письмо и, не желая верить очевидному, вытянул из конверта чистый лист. А потом, прокусив губу до крови, сплюнул в платок и быстро пошёл вслед за братом.
– Так, Гагик, Санька, идите и занимайтесь своими делами! – распорядился Горбовский. – Остальных прошу садиться. На сегодня дел много, время поджимает. Давайте быстро, без раскачки, самую суть!..
Пока Захар о чём-то беседовал с Вершининым, Минц улучил минутку и взял Грачёва за локоть.
– Ты что мне показывал, а? Я не совсем понял… письмо какое-то? Лилия донимает? Ты разве ей свой адрес дал?
– Ты что, совсем без бабы спятил?! – взвился Всеволод. Его терпение наконец лопнуло, и организм потребовал разрядки. – Нет, ты даже не дурак, ты неизлечимый псих. Тебя пожизненно в «дурку» нужно упрятать. Кто бы ещё не понял, но только не ты! Лист-то чистый, соображаешь? – Всеволод хотел достать письмо, но не нашёл его в кармане, густо покраснел. – Выпало где-то поблизости… Впрочем, ты всё видел, всё знаешь. Сам же меня предупреждал, объяснял, что это значит…
