Инна Тронина - Операция «Купюра»
И хорошо бы лично взять Баринова, а потом, совместно с Сеземовым, отвести к Милорадову материалы по телефонным брокерам. Эти ребята невероятно много могут рассказать, если гарантировать им безопасность. Только вот сегодня в обществе Грачёва лучше не мелькать. Наверное, и Сеземова придётся поставить в курс дела – на всякий случай…
Когда Грачёв доставал щётку и скребок, конверт выпал из его кармана и мягко спланировал на посыпанный песком лёд. Неторопливо нагнувшись, Всеволод сунул его в карман, и продолжал драить лобовое стекло, сметать нападавший снег с крыши. Руки его коченели, и сердце замирало.
«Дитя знойного юга, – подумал он о себе. – Генетически в меня не заложена морозоустойчивость. Для родившегося под пальмами температура ниже пяти градусов мороза – катастрофа. А ТАМ, куда меня сегодня же отправят, будет, наверное, ещё холоднее…»
С этого момента Всеволод мог в любую минуту получить пулю в спину, в затылок, в грудь – как будет удобнее киллеру. А ведь он даже не видел ещё чистого листа, но кому до того есть дело? Его, конечно, уже плотно пасут, и нужно поскорее вычислить «конвоира».
Долго искать не пришлось – в припаркованной рядом белой «восьмёрке» шевелилась мощная туша мужика в «дутом» пальто. Ни эту машину, ни её хозяина Всеволод здесь никогда не видел, и потому сразу же заподозрил неладное. Хотя, конечно, всё может быть, и тип этот тут оказался случайно. Это мы сейчас проверим. Если в «восьмёрке» тихарь, то он обязательно поедет следом.
Грачёв устроился за рулём, оставив скребок и щётку в багажнике. Неудачное место парень выбрал, если он действительно от «братвы». Лучше бы где-нибудь за углом остановиться или на той стороне, у магазина. Смешайся там с очередью и торчи хоть полдня, если на морозе не околеешь. Всеволод уже успел до мелочей изучить те три «тачки», что пасли его в последние дни. Этой среди них точно не было. Всё верно, теперь нужна белая – как присланный лист…
«Наверное, уже трупом меня считают и особенно не парятся», – подумал Грачёв, доставая из кармана конверт. Потёр его между ладонями, осторожно расклеил, вытащил плотный белый лист. И, хоть был готов к этому, всё равно закусил губу, чувствуя, как неприятно заныло в груди.
Значит, сейчас стрелять не стали. Понятно – кругом люди, можно и не уйти, попасться, подставить своих. Таранить на дороге «восьмёркой» вряд ли будут – самим же и достанется. Появится такая-то другая, грузовая машина? Нет, эти ребята, скорее всего, так примитивно работать не станут. Тёмных углов вокруг много, но и там прятаться ниже их достоинства. Они сделают всё громко и эффектно, так, чтобы легавые надолго запомнили. А тут ещё неизвестно, почему столкнулись автомобили – может, на льду занесло.
Скорее всего, сейчас ему будут просто давить на психику, чтобы под конец дня дошёл и потерял самообладание. Потому мужик и не прячется – так положено по сценарию. У них впереди сутки – так чего же спешить? Надо сперва поиграть с ним, как кошка с мышью, и только потом придушить. Это тем более легко сделать, что в Главке у них есть хотя бы один «крот», который постоянно держит руку на пульсе. Так и не смогли вычислить его, хотя судили и рядили с Сашкой Минцем. Да и Мишка, вроде бы, над этим думал – тоже ничего не узнал.
Всеволод вытер перчаткой лоб, свернул конверт и сунул его во внутренний карман малахая. Потом взглянул на часы и понял, что надо ехать. Но всё-таки он перекурил, искоса поглядывая на «восьмёрку». Мужик напряжённо ждал, и как только Грачёв, прогрев мотор, тронулся с места, последовал за ним.
Поломав все планы врага, Грачёв усмехнулся, заглушил мотор и вылез и из машины. Он подошёл к затормозившей «восьмёрке» и постучал в ветровое стекло согнутым пальцем. Из «Лады» выглянул мрачный детина с приплюснутым носом и торчащей над мохеровым шарфом бородой. Вид у него был несколько озадаченный, но не злобный.
– Хочешь, анекдот расскажу? – весело спросил Грачёв.
– Ну… давай! – Шпик окончательно растерялся.
– Борман ехал на «Хорьхе» со скоростью семьдесят километров в час. Штирлиц бежал рядом и делал вид, что прогуливается.
После этого Грачёв вернулся к своей машине и, больше не обращая внимания на сопровождающего, поехал по проспекту к Кировскому мосту.
Нева замёрзла не целиком – кое-где на льду темнели полыньи. Небо было желтовато-розовое, с тонкими сиреневыми облаками. Северо-восточный ветер нёс позёмку, и ледяная крупка скреблась о ветровое стекло. Из рассеивающего мрака проступала гостиница «Ленинград», которая почему-то сегодня выглядела очень уныло. Сейчас бы прослезиться, но никак, и от того ещё тяжелее…
Всеволод увидел в зеркале свои чёрные пустые глаза и сам себя испугался. Неужели это он, совсем недавно молодой и горячий? Вроде бы и испуга особенного не почувствовал, а постарел лет на десять. А анекдот, похоже, подействовал – по крайней мере, та «восьмёрка» отстала. Возможно, Грачёва передали другому «тихарю», но пока ни одна машина долго за ним не ехала.
Войдя в двери знаменитого серого здания, он сдал в гардероб малахай и шапку, причесался перед зеркалом, взял с полированного столика свой «дипломат», а письмо переложил в карман пиджака. Машинально пожимая руки попадающимся навстречу знакомым, Грачёв поднимался по лестнице, поглядывал по сторонам, выискивая членов своей группы. На том этаже, где размещался отдел Горбовского, он заметил хмурого Гагика Гамбаряна, направлявшегося к кабинету начальника.
– Привет! – Грачёв пожал ему руку. – Тенгиза не видел сегодня?
– Нет. Его и так Захар уже ищет. И меня тоже вызывает! – Гагик дыхнул дорогим табаком, – говорит, важное дело есть.
– Ты чем-то расстроен? – Грачёв пригляделся к Гамбаряну повнимательнее. – Что случилось-то?
– Да ничего! – Гагик явно лукавил. – Ничего. Пойду я. – И распахнул дверь в кабинет Горбовского.
Одновременно с этим в конце коридора возник Тенгиз в тёмных очках. Гагик ещё не успел уйти, и потому, заметив коллегу. Что-то гортанно ему крикнул, приглашающе махнул рукой. Дханинджия, едва успев поздороваться с Всеволодом, испарился. Дверь кабинета злорадно хлопнула, и Грачёв остался один.
Он отошёл к окну и стал смотреть во двор, где разъезжали служебные машины, и бегали люди. Смотрел, как дрожит над двором морозная дымка, слушал голоса водителей и думал о полученном письме. Похоже, Тенгизу ничего не прислали, Гагик в их группе не работал. Интересно бы узнать про Ружецкого и Минца, но их, похоже, пока нет. Надо дождаться и обязательно спросить.
Может, он, недостойный сын своего отца – слабак и истерик. Но всё-таки тяжело нести такой груз одному. Всеволод чувствовал, что не приближающаяся гибель страшит его, а это вот трагическое одиночество, когда никто о твоей беде даже не знает. А так уж повелось, что в этих коридорах и кабинетах, в курилках и в столовой они всегда делились и бедами, и радостями. В две головы всегда легче придумать выход, потому что западло это – играть по правилам врага. Надо хотя бы Сашке послание показать – ведь он видел первое письмо, перед отъездом в Москву, знает и про телефонный звонок Стеличека.
Закусив губу, Грачёв дёрнул рукав вверх, взглянул на часы – половина десятого. Если с Сашкой ничего не случилось, он уже должен быть здесь, в «Большом Доме». Да и брат никуда не должен пропасть – слишком важный сегодня день.
Сзади Грачёва пискнула другая дверь – в общую комнату, где стояло много столов. Оттуда вышел Минц – мрачный, как сатана, исключительно стройный и красивый. Он был бледен, и огромные глаза его смотрели очень печально. Увидев Грачёва, он нервно дёрнул щекой, и тот подумал – а вдруг послание было не одно?
– Доброе утро! – Минц ещё издалека протянул руку для пожатия.
Грачёв, не желая тратить время, вытащил свой злополучный, уже измятый конверт. Достал чистый лист, развернул и помахал им в воздухе, надеясь, что Сашка поймёт всё быстро и без слов. Их обоих в любой момент могли вызвать к начальству. Минц, как всегда, сощурил свои прекрасные очи, вроде бы всё понял. Он уже раскрыл рот, чтобы как-то отреагировать, но в это время из кабинета выглянул Горбовский собственной персоной.
– Саня, зайди ко мне быстренько! Всеволод, доброе тебе утречко, и погоди маленько. Сейчас должны подойти Михаил с Владиком Вершининым и Барановский…
– С Вершининым? – переспросил Грачёв. – А кто это такой?
– Не знаешь? – удивился Захар. – Это – командир наших омоновцев. Мы же вчера решили их к делу подключить, помнишь? Самую малость подожди. Мне одно дельце надо закончить – Канунников просил…
И Грачёв снова устроился на подоконнике, понимая, что идти ему некуда. Глядя вниз, на людей, которым ещё жить да жить, он сжимал кулаки и зубы с такой силой, что заболела и голова. Впрочем, Сашка уже всё понял, а Тенгиза поставить в курс дела – одна минута. В перерыве нужно выбрать время и всё обсудить. Захара лучше пока не информировать – он должен целиком сосредоточиться на завтрашней операции. Да и нервный он мужик, начнёт опять плакаться, жаловаться на жизнь, потеряет форму, да ещё дело от этого пострадает. И что Горбовский, собственно, может предпринять? Не поставит же он охрану около чужого сотрудника, и всё равно дело кончится тем же самым…
