Инна Тронина - Операция «Купюра»
Большие серые глаза хозяйки с неистовой мольбой смотрели на Грачёва.
– Он ни в чём не виноват!..
То ли Анастасия опять произнесла эти бессмысленные слова, то ли они прозвучали у Всеволода в ушах. Он жёстко усмехнулся.
– Знаете, я не встречал людей, кроме убийц-ревнивцев, которые говорили бы что-то иное. Каждый ни в чём не виноват, а подставили его дружки. Для того чтобы вашему мужу начали угрожать, он должен был войти с бандитами в долю.
– А Боря… Боречка Кулаков? – вдруг спросила Анастасия. – Он правда покончил с собой?
Хозяйка прижимала к себе маленькую собачку, а потом уткнулась в её кудрявую шёрстку носом.
– Правда. У него ружье было дома, охотничье. Очень дорогое, кстати, импортное. Вот он и выстрелил себе в рот, чтобы наверняка. Голову снёс почти начисто – я видел снимки с места происшествия. – Похоже, другого выхода у него не оставалось. Или ждать, пока бандиты замучают. Или – вот так…
– Да, видимо, конец нам всем пришёл, – неживым голосом произнесла Анастасия. – Я мужу говорила, чтобы он не лез в эту грязь! А потом уже поздно было. Я не желаю, чтобы Вениамин за этих уголовников отдувался! Он – очень мягкий, добрый человек. Любит меня и Таньку. А потому хотел порадовать нас, предоставить новые возможности. Боря-то куда жёстче был, а и то не выдержал! – Голубые от туши слёзы Насти капали на болонку. – Иващуге возражать нельзя. Он этого не потерпит. Значит, и по вашей части они что-то натворили? Это очень серьёзно?
Всеволод не отвечал, и это пугало Баринову. Она лепетала что-то, заглядывая ему в глаза. Боялась, что все эти люди уедут, увезут мужа, и она останется в холодной квартире только с болонкой, без драгоценностей и перспектив.
– Я знаю человека, который втянул Веню в эту историю! – прошептала Анастасия, пытаясь хотя бы таким образом смягчить участь супруга. – Ваше ведомство, говорят, умеет хранить тайны. Я очень опасаюсь за свою жизнь и за дочкину. Танюше восемнадцать лет. Она ходит на дискотеки и в видеозалы. Вы понимаете меня?
– А что тут понимать? – пожал плечами Грачёв и запахнул малахай. – В вашей власти запретить ей делать это. Единственное, что я сейчас могу вам посоветовать – не выходите на улицу, особенно в тёмное время. И дочке накажите так же поступать. Дверь никому не открывайте. А за мужа не беспокойтесь – сейчас не бериевские времена. Отсидит и вернётся.
– Может, вы всё-таки найдёте минуточку? – всё так же, шёпотом, спросила Анастасия. – И завтра… или послезавтра приедете ко мне? Когда вам будет удобно… Я могу оказаться полезной. Хорошо?
– Там видно будет. Посмотрим. – Грачёв не мог сказать ей, что завтра или послезавтра его уже не будет в живых.
Он вышел на лестничную площадку, где нервно курил заждавшийся Барановский. Анастасия прислонилась лбом к стене и громко зарыдала, прижимая к себе трясущуюся от холода болонку.
У подъезда стояли две машины – «рафик» и «Волга». В первую втиснулись Баринов с конвоем и изъятыми на квартире вещами, на другой Всеволод Грачёв и Шура Сеземов хотели заехать за материалами по телефонным брокерам.
Сеземов уверял, что, если расколдовать уже имеющиеся у него письмена, то целая сеть торговцев оружием, а то и наркотиками, окажется в руках правоохранительных органов. Потому он и держал их дома – пытался подобрать ключ к шифру, но пока не мог. Но всё-таки Шура духом не падал и в свободное время работал с добытыми через агентов списками получателей преступного товара, искренне надеясь на успех.
– Я с вами! – тоном, не допускающим возражения, заявил Ружецкий и погасил свой окурок в снегу. – Жука этого и Маркузин великолепно доставит – не велика персона. А вот при перевозке твоих бумаг, – Михаил подмигнул Сеземову, – лишний человек не помешает.
– Тогда я тоже с вами, – решил Барановский.
– Ну, целая свадьба! – проворчал Сеземов. – Сам, что ли, не справлюсь?
– Поговори ещё у меня! – Ружецкий грозно сдвинул брови. – И так все правила безопасности нарушил – на целый выговорёшник потянет. Будешь задираться, подниму вопрос перед Милорадовым.
Рядом, в сине-белом «рафике», сидел Баринов и печально смотрел в окошко. Нос и толстые щёки он спрятал в бобровый воротник, и такую же шапку низко надвинул на глаза. Всеволод встретился с ним взглядом и почему-то смутился. Надо бы сказать ребятам, что сегодня ездить с ними он не хочет – чтобы не подставлять под удар. Но тогда придётся всё объяснять про чистый листок, который, к тому же, куда-то пропал.
Все четверо утрамбовались в «Волге» и отправились к Шурке на Садовую. Это было недалеко – только выехать на Дворцовый мост, а там, по Невскому, проскочить до нужного дома. Колюня Маркузин согласился доставить Баринова на Литейный, потребовав, правда, магарыч в виде бутылки коньяка.
Они вывернули на Университетскую набережную уже в сумерках. Над Невой плавал туман, и по обледенелому граниту мела метелица. А в машине дым стоял коромыслом – все курили «Монте-Карло» при закрытых окошках, чтобы зря не тратить тепло.
Водитель «Волги» Акимов пререкался с Ружецким, который и здесь начал наводить порядок.
– Хорошо ты устроился! Кто-то в «Пассаже» в разы переплачивает за это курево, а ты ручку этак протянул – подайте ради Христа! Тебе бы в «трубе» на Невском цыганить – такой талант пропадает!
– А чего я. рыжий, что ли? – обиделся Акимов. – Вы курить станете, а я – слюни глотать?
– Можешь вылезать, я сам поведу! – Михаил сунул руку в карман, где лежало подобранное с пола письмо. – Слишком дорого твои услуги обходятся, Акимов…
– А ты мне не указ! – разозлился водитель. – Будет распоряжение начальства – сам с удовольствием уйду…
Так, переругиваясь, они доехали до дома Сеземова, проскочили в подворотню и оставили «Волгу» во дворе колодцем.
– Ребята, ну подождите вы меня здесь! – взмолился Сеземов. – Жену перепугаете до смерти! Ладно, – он уже понял, что предложение не принято. – На лестнице постойте. Я быстро!
– Не забудь, что мы тебя ждём! – крикнул вслед Барановский. – А то жена сейчас заболтает с порога…
– Не бойся, прорвёмся! – И Шура через три ступеньки убежал вверх по лестнице.
Ружецкий, прищурившись, некоторое время смотрел наверх, а потом решительно достал оружие.
– Вы стойте тут пока, а я всё же подстрахую. Что-то мне здесь не нравится…
Все знали, что Сеземов живёт в странной квартире, сделанной из одной огромной комнаты. Туда удалось втиснуть даже ванную, отгородив один угол, а вот туалет приходится делить с соседями, которые живут в другой большой комнате. Но, самое главное, рядом с дверью Сеземовых помешается вход на чердак. И потому надо проверить, не воспользовались ли этим те, кто сегодня прислал Севке белый лист.
Михаил поднялся на площадку, проверил люк. Ну, правильно, створки лишь прикрыты; сразу видно, что туда кто-то недавно лазил. На перекладинах лестницы даже не дотаял снег с подошв, и на полу тоже следы. Так, а почему дверь в квартиру приоткрылась? Пока поднимался сюда, никто навстречу не попался – точно. Но вот тут, наверху, явно что-то грохнуло, а потом лязгнуло. Вроде, и сейчас на чердаке топот. Конечно, это мог быть и сантехник, что в такой мороз не удивительно. Но почему в квартиру-то дверь не заперта?
Приготовив пистолет к бою, Ружецкий боком подошёл к двери, слегка нажал на неё плечом. В квартиры сначала было тихо, а потом послышался шорох. Значит, Шурка там, даже если больше никого нет дома. Но чего он там копается – ведь давно уже должен был вынести свои бумаги! Нет, там определённо что-то стряслось, иначе Сеземов не стал бы их динамить…
Ружецкий рванул на себя дверь, влетел в коридорчик, потом – в квартиру. На кухне, служившей одновременно и прихожей, лежали двое – сам Шурка и молодая темноволосая женщина. Она не шевелилась, а вот Сеземов пытался приподняться. Вся кухня была залита кровью, и даже на стенах Михаил увидел бурые потёки.
– Шурка! – Он опустился на колени, повернул лежащего лицом вверх. Из-под расстегнутой дублёнки Сеземова торчала рукоятка ножа, джемпер и рубашка были густо залиты кровью. Когда раненый попытался что-то сказать, изо рта у него поползли две алые струйки, запузырились на губах. Живые глаза Сеземова были полны болью и страхом.
– Чёрт… – Ружецкий приподнял голову Сеземова. – Кто тебя? Ты узнал их?
– Она… жива? – Сеземов захлёбывался в крови, хрипел, но всё же пытался повернуться и увидеть жену. – Я только вошёл, мне сзади по голове дали. Потом – пером… я не ждал в тот момент… Документы они унесли. Через чердак – там есть выход на другую лестницу. Наташка… Михаил, что с ней?
Ружецкий повернулся к жене Сеземова и с первого взгляда понял – всё кончено. Женщина была мягкая, будто тряпичная кукла, и полузакрытые глаза её с широкими зрачками уже не боялись яркого света лампы. Фланелевый халат тоже был в тёмных блестящих пятнах, и чуть приоткрытого рта вытекала алая слюна. Когда Михаил немного приподнял её, женщина как будто вздохнула, но оперативник знал, что именно так и бывает сразу после кончины. Он слегка сжал пальцами глазное яблоко, и зрачок превратился в чёрточку – как у кошки.
