Николай Удальцов - Бешеный волк (сборник)
Отвергнутого обществом.
Вот такой конец ждет, с позволения сказать, инженера Хаесова. Вот на какой путь он вступил.
И еще, что не менее важно.
От измены жене один шаг до измены Родине.
Ну, а от человека, способного изменить родине, сами понимаете, ничего хорошего ждать не приходится.
Мне могут возразить, что я прибегаю к слишком крутым сравнениям. Но посмотрите, уже сейчас перед нами человек, который вынужден хитрить и обманывать, изворачиваться и лгать, – Медведева не обратила внимания на то, что инженер Игорь Хаесов пока не сказал ни слова. Но ей так хотелось, чтобы он хитрил и обманывал, изворачивался и лгал, что уже казалось, что так оно и было.
– Я хотела бы, с разрешения председателя, задать инженеру Хаесову вопрос, Медведева считала себя правой и не задумывалась о том, что иногда, правым быть стыдно…– Пожалуйста, пожалуйста, – Меньшикову был не совсем понятен ход мысли Медведевой, но общий настрой ее речи он одобрял. Тем более, что заметил на лице директора Маркова тень улыбки. Во всяком случае, с тех пор, как Медведева получила слово, тот не поморщился ни разу.
– Скажите, Хаесов, всем известно, что вы любите аквариумных рыбок. Это так?
Последовало молчание.
– По-видимому, так, раз на всех этажах в нашем институте стоят аквариумы, установленные вами.
Так, ответьте, пожалуйста, как можно любить рыбок, и при этом, замахиваться на жену?! – как и всякий, не слишком далекий, глупый человек, Медведева была самоуверенна.
Эта самоуверенность порождала радостную бесконтрольность в словах и поступках, и делала ее еще глупее, чем она была на самом деле.
Молчание продолжалось.Это очень трудно – клеймить человека, который не оправдывается, а значит, не поднимает против себя коллектив.
Медведева раздражалась, и как всякому раздраженному человеку, ей хотелось раздражаться вместе с коллективом.
А это как-то не выходило, и раздражало Медведеву еще больше…– Вы настоящий садист, Хаесов! Вот, что я вам скажу. Садист и лгун!
«Ну и балоболка, сама не живешь, и другим не даешь… Интересно, способен ли мой Митенька изменить родине?.. Зря я обещала Оксане махер…» – мысли Целековской скакали, как молодые козочки на поле, и уже пробовали брыкаться ножками.
«И чего она на Хаюсину взъелась. Вот дура старая… Моральная. Врезать бы тебе разок, чтобы не приставала к людям», – Смирнов чувствовал, что дело затягивается не только до девятнадцати, пока продают водку, но и до самого закрытия магазина. Это не придавало ему энтузиазма. Пятница есть пятница.
«Хорошо, товарищ Медведева, выдержано в вашем стиле. И моральное разложение, и верность присяге. Как только не сказала, что не пошла бы с Гариком в разведку. Или не полетела бы с ним в одном космическом корабле… Вот, дура… Когда же, наконец, перерыв?» – думал Сергеев.
«Чем только не занимаются, когда не хотят работать… Измена Родине… Самый банальный отчет никто составить не может, а языком трепать… В библиотеку сегодня, пожалуй, уже не успеть…» – не говоря лишних слов и не афишируя это, Манушкевич готовил докторскую диссертацию, и все свободные вечера проводил в библиотеке. Отрываться от интересного дела ради пустой говорильни, ему не хотелось.
По мнению Меньшикова, все шло как нужно, и он, опять взглянув на директора, предоставил слово «инженеру и дизайнеру» Сергееву.
– Я, товарищи, разделяю тот принципиальный взгляд на вопросы, поставленные в заявлении товарища Галины Хаесовой.
Безусловно, в семейном кругу мы должны вести себя иначе. Но вот какая проблема стоит, как мне кажется, особенно остро…
Далее, Сергеев говорил о взаимном интересе, который должен сплачивать семью, и закончил словами:
– …Если бы вы, Галина Владимировна, сами глубже относились к своему интересу к живописи, а потом, – на этом слове у Сергеева получилось непроизвольное и никем не замеченное ударение, – увлекли бы этим мужа…
Я думаю, что это укрепило бы вашу семью, – Сергеев поправил галстук и сел.
«Ну, это – неизвестно, что! Кипела Медведева, – Валить все с больной головы на здоровую! Таких дизайнеров нельзя близко подпускать к судам. Куда смотрит Меньшиков? Впрочем, все мужики одним миром мазаны…» – в этот момент Медведева была ополчена на всю мужскую половину человечества. И если бы ей под горячую руку попался бы тихоня-муж, ему бы тоже досталось.
«Да, ясно мне, о чем ты, молодец, думаешь, – усмехнулась про себя Целековская, – Семь собрался укреплять, а сам с ее коленок глаз не сводишь.
Но не для твоего она огорода.
С ней ты через три дня на месте Игорешки окажешься.
А у меня, кстати, ноги не хуже.
Не разборчивые вы, мужики, да и ума у вас – кот наплакал…»
Смирнов, правда, ничего не понял. Но в принципе, самой прямой и безответственной, потому, что на нее можно валить все, вещи, был с Сергеевым согласен:
«Правильно ты, Миха, сказал – она во всем виновата…»
Манушкевич определил выступление Сергеева просто:
«Словеса…»В принципе, каждый из членов суда говорил правильно. Проблема была в другом – никто не задумывался над тем, что иногда быть правым – позорно…
Меньшиков видел, что Марков внимательно слушает Сергеева, но внимание это было каким-то странным. Поэтому, своего отношения к выступлению «инженера и дизайнера», председатель суда не имел. Кроме того, ему самому пора было высказаться.
И он готовился.
Но когда Меньшиков уже открыл рот, со своего места поднялся директор института Марков. Он сделал несколько шагов по проходу, остановился, посмотрел вокруг:
– Товарищ Меньшиков, разрешите мне на правах руководителя учреждения, в котором работает такой аморальный тип, как инженер Игорь Петрович Хаесов, которого мы, между прочим, хорошо знаем не один год, сказать несколько слов.
Пока кто-то другой не наговорил больше…
И, не дожидаясь ответа Меньшикова, директор прошел к первому ряду. Туда, где сидели лишь два человека, разделенные десятком пустых кресел.
Несколько секунд он молчал, видимо подыскивая слова, а в зале стояла тишина.
Директор института разбирался в людях не лучше и не хуже, чем все остальные. Просто в зале он был единственным, кто мог не оглядываться на руководство.
Только Марков мог говорить то, что думал.
Когда отсутствует свое начальство – нет ничего приятнее, чем постоять за правду…– Галина Владимировна… Сейчас я буду говорить не о мусоре, который, на самом деле, иногда стоит вынести из избы, даже если на улице очень много народу… Если наводишь чистоту, то бывает так, что это просто необходимо сделать, для того, чтобы разобраться в своем собственном мусоре… Но, вот стоит ли всем и каждому совать под нос свое грязное белье.
Теперь, когда у нас на руках ваше заявление, мы, безусловно, просто обязаны что-то предпринять.
Помочь вам.
Именно, помочь… – Марков говорил медленно, часто делая паузы, – Но подумайте сами, помощь ли вам нужна?.. И вообще, может ли в данном случае, помочь коллектив… совершенно посторонних вам людей. Вы хотите, чтобы мы разобрались в том, в чем вы не можете разобраться с самым близким вам человеком…
Галина Хаесова слушала опустив голову. И вдруг ее плечи начали вздрагивать.
– Что вы! Галина Владимировна, что вы… – Марков в два шага пересек зал и склонился над женщиной. Но та лишь махнула рукой и тут же закрыла лицо ладонями.
– Галина Владимировна!.. Не надо… Успокойтесь… Дайте воды, товарищи… кто-нибудь. Перерыв, товарищи…
– Товарищи, перерыв! – выкрикнул Меньшиков наливая воды в граненый стакан. Такого оборота дела он не ожидал, и теперь не знал, что делать.
Смирнов также склонился над женщиной:
– Не плачь, голубка… Все образуется. Хочешь, вот сейчас пойдем к моей старухе, она нам щец выставит, да и на рюмочку разговеется… А там, поглядим…
«Нервишки у тебе, дорогая, ни к черту, – усмехнулась Целековская, – С такими, не мужей по судам таскать, а…» – что нужно делать с такими нервами, Целековская не успела додумать. Ее взгляд упал на Сергеева: «Кобелек…»
«Это, конечно, чуждо нашему мировоззрению, но плачущая женщина – это прекрасно… Роден…» – Сергеев достал из пачки сигарету, и, считая, что со слезами справятся без него, направился к выходу.
«Размазня. Совершенно не подготовлена к такому заседанию…» – Медведева вынесла приговор. О том, как нужно готовиться к такому заседанию, она не задумывалась, но если бы ее спросили об этом, ответила бы: «Собрать волю в кулак!» – едва ли отдавая отчет в том, что кулак и воля, в принципе, имеют между собой очень мало общего.
Манушкевич взял стакан с водой, забытый засуетившимся Меньшиковым, и протянул его Хаесовой:
– Выпейте воды. Это должно помочь… И идите домой. Давайте я вас провожу…
Галина Хаесова подняла глаза, встала, тыльной стороной ладони смахнула слезу, появившуюся на лице, и молча вышла из зала.
Лишь у самых дверей, она на мгновение оглянулась…Рядом с инженером Хаесовым, стоявшим у открытого окна в вестибюле, стоял его приятель, инженер Соловьев. Они оба курили.
– …Сукой-то, я ее назвал, когда она данио-ренио выплеснула…
