Николай Удальцов - Бешеный волк (сборник)
С самого начала чтения заявления в зале стоял не то, чтобы шум, так, гул какой-то, какой бывает, когда поднесешь раковину рапаны к уху. И при каждом новом «преступлении» Хаесова, этот шум подстегивался легкой волной шевеления – находившиеся в зале начинали обсуждать поступок инженера между собой.
Члены суда сидели молча.
Целековская внесла этот пункт в протокол и взглянула на Хаесову:
«Дура, ты, и есть дура. Интересно, как бы назвал меня муж, если бы я написала на него в суд? Да и Игорешка наш, у тебя вечно какой-то неухоженный. Если бы я своего выпустила бы из дома в костюме и в сандалиях – мне бы только такое название и носить…»
Смирнов откровенно скучал:
«Дура. Подумаешь – дура. Да если бы моя на меня за каждую дуру телеги катала, я бы из судов не вылезал. Мало он тебя еще дурой назвал…»
Медведева была не довольна обоими Хаесовами:
«Родную жену – дурой… Уму непостижимо. Как только после этого можно с ним находиться в одном доме? Ты, голубушка, тоже хороша: «двенадцатого и восемнадцатого», – писала бы: «систематически»…»
Сергеев вздохнул про себя:
«Дура… Неизвестно, кто большая дура. Ты, или мы – что сидим и твои глупости выслушиваем…»
– …Но не только этими словами обзывал инженер Хаесов свою жену, – на некоторое время Меньшиков оторвался от бумаги и говорил своими словами. При этом он успевал бросить быстрый взгляд на директора. Но пока на лице того не появилось никакой реакции. Трудно быть самим собой и говорить то, что думаешь, если не знаешь, чего ждет от тебя начальство, – Однажды Хаесов употребил выражение, которое я даже не решаюсь привести.
– Приводите, – раздались голоса из зала.
– Приводите.
– Все свои. Приводите…
И так далее.
– Вы позволите, Галина Владимировна? – спросил Меньшиков, глядя при этом, почему-то, на директора.
– Говорите, – жена инженера Хаесова произнесла это слово не разжимая губ. Жестко, как произносят приговор.
– Он назвал жену… сукой.
«Ничего, семейка, – это слово Целиковская решила не вписывать в протокол, – Мой бы за такие слова тут же получил бы сковородкой по башке…»
«Попалась, наверное, дура, под хмельную руку, – подумал Смирнов, – Или рубля пожалела на опохмелку. Не входят бабы в наше положение…»
«Да как он смел! – недовольство Медведевой перерастало в негодование, – Ну погоди, Хаесов!.. Вот ты какой, оказывается…»
«Браво, Игорек, – Сергеев был слегка озадачен, – Я и не знал, что тебе такие слова известны. Ты вырастешь в моих глазах…»
– …Далее, – Меньшиков вновь читал по бумажке, а его мозг работал параллельно. «Черт бы его побрал, – думал он, поглядывая на директора, – Сел не близко – значит, не очень интересуется. И не далеко – значит, не собирается уходить. Хоть бы реплику бросил», – Далее, гражданин Хаесов оскорблял свою жену не только словами, но и действием. Так, двадцать второго числа прошлого месяца он замахнулся на жену с явной целью ее ударить…
«Ого, тихоня… Но ничего бы с тобой, голубушка, не случилось. Мы бабы без палки, как без ласки…» – Целиковская так задумалась, что вписала слово «голубушка» в протокол. Лист украсило жирное синее пятно, которым она заштриховала «голубушку».
«Молодец, Хаюсина! – Смирнов аж пришлепнул ладонью по столу, – Врезал ей, значит. Точно, рубль пожалела, стерва…»
Сергеев улыбнулся:
«Гарик, я начинаю тебя уважать. Только как бы она тебя самого не перешибла. Женщина – ничего, крепенькая. И ножки. Интересно бы взглянуть на нее. Может попробовать, пригласить ее как-нибудь в мастерскую к Пантелею. Интересно, интересуется она живописью…»
«Мерзавец, – думала Медведева, – Какой подлец! Здесь не товарищеский суд нужен, а обыкновенный. Уголовный. И чтобы всыпал по первое число…»
– …Кроме того, – так, как директор никак не реагировал на пункты обвинения, Меньшиков решил махнуть на все рукой, и некоторое время читал, не оглядываясь на директора, – Гражданка Хаесова нам сообщает о других фактах, характеризующих моральное разложение гражданина Хаесова. Так, десятого числа Хаесов пришел домой в нетрезвом виде.
– Так, десятого, – раздалось из зала, – Аванс был
– Аванс не десятого, а восьмого, – строго проговорил Смирнов. Это было первое, что сказал кто-нибудь из членов суда, кроме председателя.
– Так, задержали…
– Задержали в этом месяце, а речь идет о прошлом, как я понимаю. В прошлом месяце аванс аккурат на пятницу пришелся.
Целиковская, продолжая вести протокол, бросила презрительный взгляд на жену инженера Хаесова:
«Да ты и впрямь – дура. Парня, который раз в жизни выпил, ты в суд тащишь. Твой аквариумами интересуется, а что бы ты делала, если бы он на рыбалку ездил. С последней рыбалки мой Митенька аж синий весь на такси прибыл – идти своими ногами не мог. Да еще спиннинг импортный потерял где-то…»
«Интересно, – размышлял Смирнов, – Красненькой пробавлялись, или с субботы беленькой затарились. С такого лопуха, как Хаес, станет на завтра оставлять. Да, нет. Наверное, все-таки красненькой. Да и много ли ему надо. Слабенький мужичек-то…»
«Ну, этому уже удивляться не приходится, – тихо кипела Медведева, – Человек, бьющий жену, естественно скатывается…»
Куда скатывается такой человек, Медведева не знала…
«Влип, голубчик, – усмехнулся Сергеев, – Ну и свел же тебя Бог с мегерой. А ведь она – ничего…»– Так ведь на свои, – крикнул кто-то из зала. – Деньги в семье должны быть общие, они принадлежат семье, – это был женский голос.
– …Здесь есть и об этом, – продолжал читать Меньшиков. Он уже был готов говорить дальше, но в это время в задних рядах возникло какое-то движение. Кто-то пытался пробраться к сцене по заставленному стульями проходу не большого конференц-зала. Наконец проход освободился, и к столу подошел старший инженер отдела силового оборудования Манушкевич.
– Извините, товарищи. Я назначен представителем месткома, но задержался. Заработался с отчетом. Извините…
– Вы не задержались. Вы – опоздали, – громко и сухо сказал директор.
«Не доволен. Значит, хочет, чтобы Хаесова взгрели, – пронеслось в голове у Меньшикова, – Наконец-то ясно…»
– …Продолжим, товарищи. На этом аморальные поступки Хаесова не заканчиваются, – в голосе Меньшикова отчетливо звучала стальная басовая струна, – Как сообщает нам гражданка Хаесова – Хаесов на неизвестные нужды изымал деньги из семейного бюджета, а так же, утаивал от жены часть зарплаты. Та, с последней получки он, так сказать, не додал жене пятнадцать рублей…
«Тихий Хаюсенок решил гульнуть на полтора червонца, – Целиковская скривила губы. Она вспомнила как не давно, в Ялте, полярный летчик с такой красивой фамилией, Корсаров, бросал на стол, что почти то же самое, что к ее ногам четвертные, один за другим. Коньяк и икра стоили дорого. А каким был рассвет на море, когда они купались обнаженными в парной воде… Кстати, надо будет потрясти слегка Митькины заначки. Оксана что-то говорила о японском зонтике…»
«Молодец, Хаес, – Смирнов даже крякнул от мужской солидарности, – Так этой стерве. Мало еще, что пятнадцать… Хотя, при твоей зарплате… Да, и не подхалтуриваешь ты…»
«Это тоже не удивительно. Наверняка, мы еще услышим про амуры…» – для Медведевой Хаесов был законченным человеком..
«Мелкий ты, Гарик, человек. Мелкий. А женщина – ничего, хоть и дура. Приглашу-ка я ее к Пантелею. Не каменная же она. Кстати и жена у того в отъезде… Да, надо будет занять у Пантелея сотнягу, что проиграл на ипподроме. Дернуло же меня ставить на фаворита…» – Сергеев просто хотел курить, и был не доволен всем.
Опоздавший Манушкевич не знал содержания предыдущих обвинений против инженера Хаесова, и потому, не торопился с выводами. Он лишь отметил про себя:
«Черт знает что. Мало ли зачем понадобились взрослому человеку пятнадцать рублей. Знакомому одолжил… И из-за этого отрывать людей от работы в конце квартала…»
Меньшиков хотел прокомментировать такой поступок Хаесова, но неожиданно встретил взгляд директора. На лице директора явно, без всякой ретуши, было изображено недовольство. Откровенное. Почти ненависть или презрение. Губы директора были искривлены, желваки проступали на скулах.
«Не доволен. Мной не доволен. Вот чертова должность. Надо вытаскивать Хаесова, а впереди самое главное…»
– …Может, ограничимся этим? – сделал попытку Меньшиков, – Как считаете, товарищи?
Все предыдущие обвинения были сущей ерундой, по сравнению с последним. Но из зала кричали:
– Там еще что-то есть!..
– Читай до конца!..
– Как, товарищ Хаесова? – но в это время Меньшиков увидел горящие почти ненавистью глаза директора:
«Нет! Ошибся! Не доволен директор Хаесовым – а я его вытаскивать собрался. Ну, чертова должность!.. Ну, чертов Хаесов!..»
Теперь Меньшиков знал, что нужно делать. Он и рта не дал раскрыть Хаесовой, которая готова была с радостью сказать: «Хватит! Давайте разойдемся…» – и громко проговорил:
