Ночь, сон, смерть и звезды - Джойс Кэрол Оутс
Все, что она знала о подростковой душе, казалось ей отвратительным. И это знание надо было тщательно скрывать.
(Ну да! Вот она, тайная радость.)
Подростки… лживые, мерзкие, помешанные на сексе, вонючие существа.
В школьных коридорах стоял их обезьяний запашок. Пацаны занимаются суходрочкой (так они это называют), а у девок месячные (фу).
Сперма, семя. Вагинальные выделения, менструальная кровь.
Неудивительно, что многие становятся наркоманами. Покуривать они начали еще в средних классах, а ей эта проблема досталась по наследству.
Наркозависимые ни у кого не вызывают симпатии. Остается терпеливо дожидаться, когда они сами себя прикончат из-за передоза.
Что бы она как директор школы ни говорила публично, в душе Лорен не верила в то, что подростки могут исправиться. Слишком дорогая процедура, и результаты сомнительны. Велика вероятность рецидива. Лучше признать как данность: эта молодежь за редкими исключениями проклятое поколение, лобные доли мозга повреждены видеоиграми, мобильниками, зомбоящиком и рукоблудием. У них нет ощущения истории и, следовательно, отсутствует понимание будущего. Им, вооруженным передовыми компьютерами (Северный Хэммонд мог похвастаться в плане школьного обеспечения), не надо ни о чем думать, факты и фейки добываются в один клик и потому мало чего стоят. Благодаря калькуляторам им не надо складывать или делить колонки цифр. Они ветрены и впечатлительны. Мозги у них не больше, чем у плодовых мушек, и они размножались бы с такой же скоростью, но у них все-таки хватает ума предохраняться. (Раздавать в школе презервативы! Во избежание мушиного помета! Классная идея. Но как же это мерзко, если подумать, а не думать невозможно.) Они, само собой, мухлюют с домашними заданиями и, если получится, во время тестов в классе. Мухлевать на госэкзаменах посложнее, но они и тут не оставляют попыток. Им нельзя доверять, мимо них ничего не пронесешь. Такое поколение!
Пристраститься к наркотикам означало для школьников конец. Для того чтобы этому противостоять, им не хватало ни ума, ни силы воли. Их жизнь улетала в облаках дыма… буквально! Лорен их отчисляла незамедлительно. Пинком под зад. Без сожалений. Они не заслуживали снисходительности. Как бы на это отреагировал генерал Паттон? Лорен верила в возможность перевоспитания наркоманов не больше, чем четырехзвездный генерал – в перевоспитание плохих солдат и симулянтов. Да, общаясь с родителями «несчастных подростков», доктор Маккларен выказывала озабоченность и симпатию, уговаривала их отправить подсевших на наркоту сыновей и дочерей в реабилитационные клиники – особо известен был центр в Вест-Палм-Бич во Флориде, но в последнее время, скорее, печально известен, после того как там в процессе «реабилитации» умерло от передозировки несколько подростков.
Не по ее части. И не ее ответственность. Поймали с поличным в стенах школы – сигаретка с марихуаной или таблетка без предписания врача – волчий билет.
– Извини. Вас всех предупреждали, и не раз. У нас в школе нулевая толерантность. Никаких наркотиков. Без разговоров. Без исключений. Ты отчислен.
Во времена вседозволенности и миротворчества такая позиция директора выглядит вызывающей, и были такие (Лорен знала имена своих противников в педсовете), кто не сомневался в падении тиранки, но «нулевую толерантность» мисс Маккларен одобряло подавляющее большинство родителей, налогоплательщиков и общественных деятелей. Она выполняет свою работу, «отделяет чистых от нечистых», показывает на дверь профнепригодным, и все это ради поддержания высокой репутации школы. Не прошел незамеченным тот факт, что среди «нечистых» было особенно много представителей меньшинств. Но в состоятельном сообществе, ориентированном на карьерный рост, такая правовая жесткость только приветствовалась.
Ее за это хвалили и темнокожие мамаши, и родители-латиноамериканцы, и азиаты. Нашим детям это только на пользу. Это Америка.
Поднимать рейтинг школы – ее идея фикс. Четыре года назад, когда Лорен только назначили директором, школа занимала тридцать шестое место в штате Нью-Йорк среди более чем двух тысяч ста средних школ, а недавно благодаря ее усилиям она поднялась на двадцать восьмое место. Если же говорить об Америке в целом, то школа Северного Хэммонда с четыреста двадцать второго места поднялась на четыреста шестнадцатое, а всего публичных школ – двадцать три тысячи.
За это и другие достижения Лорен получила знак «Почетный гражданин Хэммонда» за 2011 год, чем была сильно тронута, поскольку такую же награду получил ее отец в 1986 году.
На церемонии награждения многие заметили, что их директриса, эта маленькая «динамо-машина», жесткая и нетерпимая, с острым умом, с лицом, словно вырезанным из камня, и короткой стрижкой, как у морского пехотинца, с трудом сдерживала слезы, когда ведущий в своей речи вспомнил «Уайти» Маккларена и то, что сделал он как гражданин Хэммонда.
Отец ею бы гордился.
Она избавлялась от всякой нечисти. Не останется никого, кто отважится бросить ей вызов.
Уайти частенько прикладывал палец к носу, как такой хитроватый Санта-Клаус, и говорил: Месть – это блюдо, которое следует подавать без свидетелей.
Внутренние часы Лорен тикали так же быстро, как стучало ее сердце.
Пульс у нее всегда был выше нормы. Мысли проносились в голове, как пираньи. Она с детства умела плести интриги.
– Мэкки, привет!
Первый, кого ты встречал в доме на Олд-Фарм-роуд, – одноглазый черный кот-урод, стоящий на пороге кухни, как сторожевой пес; короткий хвост столбом, оранжево-коричневый глаз вперился в незнакомца. Рот растянут, обнажив острые желтоватые зубы и бесцветные, тусклые десны, и ты как будто слышишь шипенье. Лорен, хоть и была напугана, сохраняла невозмутимость. В конце концов, это всего лишь кот!
Почему Том не решил проблему приблудного кота, который использовал их мягкотелую мать? Он ведь обещал, но не выполнил своего обещания.
Лорен не могла пойти на то, чтобы прикончить гада. Даже отравить его – самый трусливый способ – было выше ее сил. И бедная Джессалин не переживет еще одну утрату.
Лорен осторожно избегала уродца. Может, котяра и желал подраться, но она, хорошо усвоив уроки школьного администрирования и фальшивой дипломатии, знала, как избежать прямой конфронтации.
– Мама, ты не хочешь отправиться куда-нибудь со мной по случаю моего отпуска? – спросила она громко.
– Отправиться? Куда?
Джессалин выглядела озадаченной. Каждый раз, стоило только предложить ей что-то серьезное, связанное с будущим, как она давала задний ход, или меняла тему, или отвечала напряженно-сладковатой улыбкой, в которой сквозила мольба: Нет! Только ни о чем меня не проси.
Права Беверли: их мать, всегда такая общительная и легкая на подъем, стала страшной домоседкой, и даже вытащить ее на шопинг стало сущей проблемой.
(Можно подумать – ох, не хотелось бы, – что Уайти по-прежнему живет где-то на втором этаже.)
– Я подумала о Бали. О Таиланде. Настоящая экзотика. – Могла бы добавить: Твои мысли об Уайти туда не доберутся. И сам он никогда там не был. – Мы с
