Три Анны - Ирина Анатольевна Богданова
– Да. Её воспитали мы, – с нажимом сказал дед, намекая на то, что мама редко проводила время с дочерью, целиком предоставив её свёкрам. И это увесистое «да», сразу оборвало мамины возражения, сделав взгляд ищущим и растерянным. Но она ещё не сдалась.
Не глядя на деда с бабушкой, мама приблизила лицо к Ане и взяла её руки в свои:
– Анечка, девочка моя, ты должна мне поверить и поехать со мной. Я виновата перед тобой, но нам будет хорошо вместе, поверь. Лео любит детей, он будет тебе хорошим… – видимо, она хотела сказать отцом, но вовремя спохватилась и вытолкнула другое слово, – отчимом.
Аня приникла к маминой груди, обвила руками её талию и, захлёбываясь от плача, закричала:
– Мама! Мамочка! Не уезжай! Или уезжай, но часто-часто приезжай, как захочешь. Но я не поеду в Австралию. Я должна каждый день видеть бабушку и дедушку, ездить к папе, ходить в свою школу. Я не могу их бросить.
– Бросить? – мать оттолкнула Аню, как надоевшую кошку. – Так ты считаешь, что я вас бросаю?
Призывая в свидетели свёкров, она повернулась вполоборота к лампе, и яркий свет, упавший ей на лицо, придал чертам жестокость и непримиримость:
– Я тебя в последний раз спрашиваю: ты поедешь со мной?
– Нет.
– Ну что ж, ты сделала свой выбор. Вот твой билет.
Трясущимися руками мать открыла сумку, достала оттуда длинную книжечку с надписью «Аэрофлот» и, яростно разодрав её в клочки, демонстративно бросила Ане под ноги.
– Прощайте.
Она молча поцеловала Аню в щёку, оставляя на ней шлейф духов, и, не оглядываясь, прошествовала к двери.
* * *
Много лет спустя Аня думала, что именно после маминого ухода её жизнь треснула напополам, как бывает, когда на холодное стекло попадает капля крутого кипятка. Одна частица жизни осталась на отколовшемся кусочке вместе с мамой, а другая – крепкая и монолитная – прочно лежала на папиных руках, не давая упасть на землю.
Вроде бы внешне ничего не изменилось: Аня так же жила с дедушкой и бабушкой, училась, работала, летом ездила в Змеевку, да и папа стал наезжать в Петербург гораздо чаще, чем раньше. Но из жизни незаметно исчезла радость и бесшабашность, а в душе закопошился навязчивый страх собственной никчёмности: а вдруг она не сумеет создать семью, будет плохой женой, матерью? Наверное, от этой неуверенности в собственных силах Аня скоропалительно и необдуманно вышла замуж за весельчака Ромку, напропалую увивавшегося вокруг неё с уверениями в вечной любви.
Правда, раскошеливаться на букеты роз Роман не спешил, а в кино они ходили за её деньги, но Аня никогда не придавала значения условностям. Кто может – тот и платит, а цветы, вообще, – дело десятое.
Перед свадьбой Аня дала себе слово, что никогда и ни за что не оставит своего ребёнка и не уйдёт от мужа. Слово она сдержала: муж ушёл сам.
Вот так, просто, без предупреждения, придя однажды с работы и с аппетитом съев тарелку борща со сметаной, он посмотрел на двухмесячного Костю, барахтавшегося в своей кроватке, и сказал:
– Прости, Аня, но я полюбил другую девушку. Собери мне вещи.
И она собрала. Стараясь не выказать своего горя и проглатывая гневный крик, торопливо побросала вещи в чемодан, со щелчком застегнула тугие замки и коротко сказала:
– Будь счастлив. А мы будем.
Роман деловито рассовал по карманам документы, заглянул в шкатулку с деньгами, отсчитал себе половину:
– Извини, Анюта, я сейчас на мели. Как только получу зарплату, сразу отдам. Насчет алиментов не беспокойся – буду платить, как часы.
«Как часы…» – вспоминая эти слова, Аня всегда усмехалась. Алименты она получила ровно три раза. А потом Роман совершенно забыл о существовании сына, давая о себе знать лишь тогда, когда ему было необходимо взять из дома затерявшуюся вещь или скопировать свидетельство о рождении сына.
К счастью, менять документы после развода Ане не пришлось: у жениха была редкая фамилия Дереза и после свадьбы она оставила свою фамилию.
– Вдруг у нас будет девочка, – рассудила она, подавая заявление в ЗАГС, – и её наверняка станут в школе дразнить: «коза-дереза, оловянные глаза».
К тому времени, когда Аня осталась вдвоём с ребёнком, бабушки с дедушкой уже не было в живых. Они умерли, когда внучка перешла на четвёртый курс Университета культуры. Спасибо, помогал отец, регулярно присылая дочке достаточно денег, чтоб она с ребёнком могла спокойно досидеть дома до тех пор, пока Костику не исполнится три года.
Сразу после скромного торжества с тремя свечками, ради которого из экспедиции на пару дней приехал отец, она определила Костика в садик около дома, а сама вышла на работу, согласно полученному диплому по специальности «библиотечно-информационная деятельность».
Ане повезло: районная библиотека, где она работала, располагалась совсем близко и от дома, и от детского сада. Мало того, это была библиотека её детства! Впервые маленькую Аню привела туда бабушка Лена. Ане там так нравилось, что она готова была свить среди книжных стеллажей гнездо и стать учёной совой из любимого мультфильма.
Бабушка торжественно пропускала притихшую внучку в просторный вестибюль, и они шли в отдел детских книг.
Говорить в библиотеке полагалось шёпотом, как в церкви, и это казалось Ане особенно таинственным и возвышенным. Всё в библиотеке внушало почтение: книги выдавала пожилая дама в кружевной блузке с брошью у ворота, а гардеробщица вручала пальто со старомодным поклоном и напутственно говорила:
– Ждём вас ещё раз.
– Мы обязательно придём, – так же важно отвечала Аня, с волнением поглядывая на бабушкину сумку, из которой заманчиво проглядывали яркие корешки книг.
Величественная дама в кружевах оказалась милейшей и добрейшей Адой Львовной. Сейчас она по-прежнему ведёт детский абонемент. В отделе взрослых книг – шустрая Жанна Сметанина, а читальным залом заведует она, Анна Ивановна Саянова, двадцати восьми лет от роду.
– …Анна Ивановна, к вам посетитель, – голос Жанны звучал ехидно, с подковыркой, и Аня сразу поняла, что пришёл её главный читатель.
Персональный пенсионер Евгений Матвеевич Аристархов являлся три раза в неделю по понедельникам, средам и пятницам ровно в одиннадцать ноль-ноль. Крупный мужчина с гладко выбритой головой и толстым животом, выпирающим из широких брюк на подтяжках, он походил на циркового клоуна, недавно закончившего давать представление.
– Добрый день, товарищи, – многозначительно здоровался он с Аней и величественно делал ей упреждающий знак рукой. – Можете не вставать. Я сам к вам подойду.
Пыхтя, он ставил на третий стол у окна потёртый портфель из кожи и колобком подкатывался к Аниному столу,
