Три Анны - Ирина Анатольевна Богданова
– Всё равно пойду. Дам телеграмму соседке.
– Дойдёшь ли? – с сомнением в голосе спросила баба Люба. Но Аня знала, что дойдёт, а если не дойдёт, то доползёт.
Чтобы успокоить хозяйку, она тщательно умылась, не торопясь допила чай с молоком и обхватила руками свёрток с сыном.
– Куда ребёнка? Одна сходи.
– Нет, – непреклонно сказала Аня, – только с ним.
– Ну, смотри сама, – сдалась баба Люба. – Но к обеду вертайся. Не задерживайся.
– Господи, помоги, – сами собой шептали Анины губы, пока ноги вели её по незнакомым переулочкам с придавленными снегом крышами домов.
Душа просилась в церковь, припасть к иконе, заливая слезами потемневший от времени образ Богоматери. «Никто же, бо притекая к Тебе, посрамлён отходит», – пришли на ум слова молитвы, часто слышанные в детстве в Дроновской церкви.
Когда Фимка-комсомолка, нынешняя жена Нгуги, собственными руками заложила под церковь, выстроенную купцом Весниным, кастрюльку с динамитом, Ане сравнялось девять лет.
Почти двадцать лет прошло, а из памяти не остывает, как после страшного грохота на круглом барабане купола покачнулся крест и, медленно-медленно накреняясь, рухнул вниз, заставив деревенских баб заголосить, как по покойнику.
Одна радость была у сельчан: кто-то ночью загодя вынес образа, не оставив святыни извергам на поругание, а одну, маленькую иконку святого Андрона, случайно оставшуюся висеть на стене, Аня вместе с бабой Катей закопали возле церковной оградки.
– Раз наша Дроновка в евоную честь названа, значит, не должна без покровителя оставаться, – пояснила старуха, ловко орудуя тупым заступом.
«И откуда силы взялись?» – дивилась Аня.
А после того как над иконой был посажен куст смородины – для приметы, баба Катя, охая, выпрямилась и сказала:
– Вот, Анька, я-то не доживу, но ты, али твои дети, может, и сподобятся увидать, как снова церква здесь встанет.
…Улица Юных ленинцев плавно перетекала в улицу Красного электрика, а сразу за ней бежала Коммунистическая. Где-то здесь должна быть почта. Да вот она! Почта – приземистый домик в четыре окна – оказалась в центре посёлка, напротив здания с надписью «Змеевская поселковая больница».
С колотящимся сердцем Аня распахнула тяжёлую дверь, впуская внутрь клубы пара.
Несмотря на то что почтовое отделение только открылось, там уже был один посетитель. Сквозь морозный пар Аня увидела спину высокого седого старика в тулупе до пят. Заслонив собой окошечко со служащей, он пытался что-то писать, неуклюже держа локоть на весу.
– Здравствуйте, – сорвавшимся на последней ноте голосом, сказала Аня, и, услышав её, старик обернулся.
Из-под седых волос, упавших на лоб, на неё глянули родные серые глаза Кости, и почтовая служащая сперва вздрогнула, а потом умилённо заплакала – столько боли и счастья раздалось в трёх слившихся воедино голосах: мужском, женском и детском, захлёбывающемся требовательным писком.
– Но, Костя, как? Что? Откуда? Почему? – Аня хотела задать все вопросы одновременно, но не задала, потому что сейчас имело значение только одно – муж жив и их семья вместе.
Но муж всегда умел угадывать её мысли. Морщась от боли, он протянул ей забинтованную руку, и Аня вынула у него из пальцев телеграфный бланк, на котором размазанными чернилами было кое-как нацарапано:
Доехал благополучно. Люблю. Целую…
Саянова
Массивное серое здание районной библиотеки, задвинутое в глубину двора, казалось на редкость уродливым. Похоже, что архитектор пытался вспомнить детскую игру в кубики и забыл убрать за собой игрушки.
– Обратите внимание на это чудо конструктивизма! Какая эстетика! Какая фантазия! – шумно восторгались знатоки, узрев косо поставленные друг на друга бетонные кубы с вертикально прорезанными окнами.
Особенно часто группы студентов приводил молодой стройный мужчина с идеальной внешностью, больше подходящей не к футболке и джинсам, а к рыцарским латам и шлемам с плюмажами. Объяснял он экспрессивно, порывисто, обводя руками силуэт здания, часто смеясь, чуть закидывая назад голову. Студенты слушали лекцию с открытыми ртами. Юноши внимательно и уважительно, а девушки, стреляя глазами по сторонам, норовили протиснуться в первые ряды.
– Дабы прикоснуться к прекрасному, – как-то объяснила Аня Саянова своей подруге Жанне.
Аня так и прозвала красавца-преподавателя – «рыцарь», украдкой рассматривая его из окна второго этажа, где располагался читальный зал, которым она заведовала с 2009 года, придя сюда после университета.
– Пожалуй, мне пора познакомиться с этим интересным мужчиной, – многозначительно заметила вслух библиотекарь взрослого абонемента Жанна Сметанина, кошачьим взглядом провожая намеченную жертву – стоящего в глубине двора с очередными студентами преподавателя. Насколько Аня знала, Жанна всегда старалась использовать любой шанс удачно выйти замуж.
Рабочий день в библиотеке начинался одинаково: с размахом открывалась дверь в комнату отдыха, и Сметанина, кивком поздоровавшись с Аней, кидалась к огромному зеркалу, доставшемуся от музея дворянского быта.
– Хорошенькая, не могу, – складывая губки бантиком, протяжно выпевала Жанна, любовно осматривая своё отражение.
Пробивающееся сквозь неплотно закрытые шторы солнце освещало невысокую, тощую девушку с острым носиком, блёклыми глазками и кривыми ногами, обутыми в сапоги на шпильках. Летом сапоги менялись на туфли, но на суть ритуала это не влияло. Жанна оставалась уверенной в своей неотразимости в любой сезон.
– Брали бы вы пример с подруги, Анечка, она хоть собой и не красавица, а марку держит. Вот кавалеры вокруг неё, как мухи, и вьются. И вам стоит прихорошиться – вы молодая, симпатичная женщина. Каждый раз, видя вас, восторгаюсь вашей истинно русской внешностью: глаза серые, волосы русые, – как-то раз деликатно высказала Ане Саяновой своё мнение Ада Львовна, библиотекарь отдела детских книг и по совместительству заведующая.
Совет добрейшей Ады Львовны Аня пропустила между ушей. К чему пустые хлопоты? Она давно махнула на свою внешность рукой и считала себя толстой, неуклюжей и немодной. К тому же, она не любила краситься. Но ещё больше Аня не любила запах тонких, волнующих воображение французских духов. Она возненавидела его в шестом классе, когда от них с папой ушла мать.
Раньше, до того как это случилось, Аня Саянова думала, что из семей уходят только мужчины. В их классе отцов не было у четверых: Никиты, Коли, Инны Бобровой и Маши Власовой.
Отсутствие папы казалось нормой. Нет папы – и нет. Никого это особенно не беспокоило и считалось само собой разумеющимся.
Только учительница литературы, задавая перед двадцать третьим февраля сочинение на тему: «Мой отец», всегда говорила:
– Кто хочет – пишите про дедушку.
И все в классе знали, кто напишет про дедушку.
Аня всегда писала только про папу Ваню. Красивого, умного и весёлого. Жаль только, что папа
