Три Анны - Ирина Анатольевна Богданова
На третий день пути Аня обнаружила, что чистые пелёнки подходят к концу, а мокрые подгузники уже не влезают в клеёнчатую сумку, которую она догадалась прихватить с собой.
– Дедушка, подскажите, в Змеевке есть гостиница? – обратилась она к соседу, который велел ей называть себя дед Архип.
– Постоялый двор что ли? – он задумчиво поскрёб пальцем широкий нос и утвердительно кивнул: – Есть. Дом колхозника.
– А если я не колхозница, то куда мне деваться? – удивилась Аня.
– А это, бабонька, ты сама думай. Нонешняя власть только колхозников привечает. Но не робей – у нас народ широкий, душевный, на улице с дитёнком не останешься. А уж коли не побрезгуешь, то милости просим к нам с хозяйкой: улица Юных ленинцев, дом пять. – Произнеся название улицы, дед Архип не удержался и хихикнул, деликатно прикрывая рот ладонью: – Юных ленинцев только у нас маловато, одни старики живут, а молодёжь вся на Североульский туннель подалась. Слыхала, небось, какая беда там стряслась?
– Слыхала.
– То-то. Я тоже по радио узнал, когда у дочки в Ленинграде гостил, – пояснил он.
На подъезде к Змеевке поезд перевели на запасной путь. Дед забеспокоился, любопытно вытягивая шею по направлению к кирпичному зданию вокзала:
– Смотри-ка, дочка, кипеж какой на станции. И народу кругом тьма. Вон Васька из ремонтной бригады стоит наизготовке возле дрезины. Ещё одна дрезина на подходе. Ящики какие-то стоят, навроде с инстументом. На гробы схожи. По всему видать, поломка на пути.
Отвлёкшись от наблюдения, он застегнул полушубок и без предупреждения сгрёб в охапку придремавшего Волю:
– Знаешь что, Аннушка, двинули к нам. Боюсь, не будет тебе места в Доме колхозника.
Возражать Аня не посмела, с благодарностью выскочив вслед за попутчиком на запорошенный лёгким снежком путь.
* * *
– Ты, небось, Нюта, думаешь, что наша Змеевка так зовётся, потому что у нас змей видимо-невидимо? – сказал Ане дед Архип, когда они шли между домов, то и дело раскланиваясь с прохожими. – Вот и не угадала! Камень у нас добывают знаменитый – змеевик. Знатный камень! В прежние времена вазы из нашего змеевика в царских покоях стояли. Я тебе этот камень покажу. У меня старуха им квашеную капусту в бочке придавливает.
Улицы в посёлке Змеевке широкие, крепкие дома, как грибы-боровики, стоят под высокими соснами. Видно, не одно десятилетие назад срублены, но всё ещё хороши своей особой, сибирской статью.
– Никак, корова зимой пасётся? – удивилась Аня, завидев в огороде бурёнку с тугими боками, покрытыми густой шерстью. По колено в снегу, корова с видимым удовольствием тыкалась мордой в копну сена, лениво отмахиваясь хвостом от кружащих в воздухе снежинок.
– Знамо, коровёнка, – отозвался провожатый, – у нас, сибиряков, и коровы сибирского здоровья. Чего животин в хлеву парить? Они страсть как любят зимой снег копытить.
Повернув направо, дед Архип остановился перед просторным домом-пятистенком на высокой клети:
– Милости прошу. Ты, городская, небось, таких домов и не видывала?
– Видывала, – возразила Аня, – деревенская я. Из-под Олунца.
– Иди ты! – простодушно восхитился дед Архип, собирая в улыбку морщинки возле глаз.
Он одобрительно крякнул и сразу стал держаться с ней по-свойски, как с дальней родственницей, заглянувшей погостить.
– Любушка, принимай постояльцев! – зычно крикнул он, введя Аню в сени, застланные домотканой дорожкой.
На его зов из-за широкой русской печи, занимавшей почти полдома, выскочила худенькая старушка в цветной кофте. Увидев Аню с Волькой, всплеснула руками и суматошно захлопотала, обихаживая гостей. И так напоминала бабу Катю, что на миг Ане показалось, что она очутилась дома в родной Дроновке, и сейчас баба Катя закатит ей подзатыльник за долгую отлучку.
Вечером, когда все угомонились, и Аня, развесив у печки настиранные пелёнки, кормила сына, ей вдруг подумалось, что и её мать однажды оказалась на ночь в случайной избе и, может быть, её отец долго искал жену и дочь, ничего не зная об их судьбе. Под громкое тиканье ходиков и шёпот хозяев, обсуждавших последние поселковые новости, Аня провела беспокойную ночь и чуть свет собралась на железнодорожный вокзал узнать, не будет ли до Первомайска подкидыша. Хозяина уже дома не было. Баба Люба развела руками:
– Ушёл белку промышлять. Соскучился без дела в Ленинграде.
Она наложила Ане тарелку каши, помогла перепеленать Волю и загремела чугунами, запаривая скотине пойло.
– Куда ты теперь?
– Схожу на вокзал, узнаю насчёт попутки на туннель.
– Зря идёшь, Нюта, – сказала ей хозяйка, подливая в чай молоко. – Сиди лучше с дитём и ноги понапрасну не топчи. Не доберёшься ты нынче до Первомайского.
Сквозившая в голосе бабы Любы озабоченность заставила Аню отставить кружку в сторону и дрогнувшим голосом спросить:
– Почему?
На изменившемся лице хозяйки промелькнуло такое сомнение, что Аня замерла от плохого предчувствия и умоляюще запросила:
– Милая тётя Люба, пожалуйста, объясните. Мне очень, очень надо знать. Муж у меня там.
– Муж?
Баба Люба опустилась на лавку и затеребила концы платка, повязанного под подбородком, словно раздумывая перед принятием важного решения. После минутного молчания махнула рукой:
– Ладно, скажу, ежели мужа ищешь. Только ты помалкивай. Нам председатель сельсовета не велел никому сказывать.
– Что? Что? – поторопила разговор Аня, едва сдерживая волнение.
– Ты понимаешь, – тянула жилы хозяйка, – на литерный поезд из Ленинграда, что в Первомайское направлялся, лавина сошла. Говорят, никто не спасся. Все насмерть. Царствие им Небесное.
Аня вдруг увидела, что стол, за которым она сидела, поехал в сторону, а пол начал стремительно приближаться.
– Девка, девка, что ты?! – услышала она вскрик бабы Любы и выпрямилась. Мысли в голове плыли и вертелись. Почему-то вспомнилась песня, часто звучавшая по радио: «Нам нет преград ни в море, ни на суше». Потом слова песни растворились в плаче Воли, и Аня, как механическая машина, принялась его укачивать, видя перед собой дощатую стену с ходиками. Чугунные шишки на противовесах были выкрашены ярко-коричневой краской, а чёрные стрелки показывали семь утра. Это она хорошо запомнила, как запомнила и то, что на улице ещё не рассвело.
Заря за окном занималась медленно, словно нехотя. Сначала стали видны серые доски высокого забора, потом уползла тень с собачьей будки, а когда солнце переместилось на подоконник, Аня сказала:
– Я пойду на почту. Позвоню домой. Муж обещал прислать мне телеграмму, что доехал благополучно, а он ещё никогда меня не обманывал.
– Так не звонят у нас в Ленинград. Далеко больно. В райцентр – пожалуйста. Когда связь хорошая можно до самого Свердловска дозвониться,
