Все и девочка - Владимир Дмитриевич Авдошин
Но тут вышло обратное. После того, как на большой перемене мама, прибежав в школу, вручала Миле конфеты, она срочно убегала обратно. Это был её обед, но, невзирая на то, что он был ей положен, она прибегала на пять минут в школу. Линию всё равно не останавливали, за рабочими всё равно нужен был глаз да глаз. Чуть отпусти – сразу качество и количество падает. Как они там умудряются – неизвестно. Мама хотела, чтобы у сына была завоевана не только столица и доверие начальства к ней как к ответственному работнику, но и столичная девушка, то есть партнер сына в будущем. Но Мила решила раз и навсегда, что никогда ни дружить, ни женой его не будет. Но Мишина мама всё равно не отступилась от желания создать пару в будущем. Она стала предлагать Милочкиной маме делать уроки вместе. То в одном доме, то в другом. Милка начала устраивать истерики, что она не может ни заниматься с ним, ни видеть его.
– Он даже «Макдональдс» не может сказать. «Макдонулюс» говорит. Фу, не хочу.
Мать ей:
– Не по правилам, а по логике языка – «Макдонулюс» – вернее.
Милка не хотела и слушать.
– Ну хватит, будем ездить на каток. У Стаси уроки в школе, задания в биокружке – мы должны освободить ей комнату на вечер. Будем кататься на коньках. Наши соседи ездят в Измайловский парк на лыжах, а мы будем ездить на Чистые пруды кататься на коньках, – так мать подвела черту под любовью Мишиной мамы к Миле.
После попыток объединиться домами Мишина мама отступилась. Но только от Милы. А с Кирой она еще долго поддерживала отношения и рассказывала дальнейшую судьбу Миши.
А что? Неплохая судьба вышла. Он окончил школу, отслужил армию, прописался в Марьино, в квартиру, которую через завод мама как завучастком всё-таки смогла получить. Да и свою жизнь она неплохо устроила. Выйдя на пенсию, она здесь же, на Фасадной набережной, устроилась почтальоном. Правда, никто не знает, что там насчет семьи у Миши, хотя он купил машину и сам водит. Но когда мать сообщала все эти новости, Милка, уже будучи студенткой, не хотела даже слушать.
Вот кем Стася и Мила восхищались – это старшей сестрой Светой. Вот это да! Та в крайнем дом по Фасадной набережной залезла на самый чердак с классом и смотрела, как берут Белый дом, как президент расстреливает строптивый Верховный Совет в девяносто третьем.
Мать так и обмерла:
– Ты что, Светка, у них снайперы! Они запросто могут снять тебя, как муху.
Но это всё в пересказах, в пересказах не страшно. Милочке в девяносто третьем один годик был. А главное-то что? Устроилась Света на работу и завалила всех киндерсюрпризами. Правда, мать потом пошла и заплатила заведующей за все эти киндерсюрпризы.
Паня и время неограниченных возможностей
Паня – первая – крупная, характерная, амбициозная. Мать в роддоме отказалась её брать в руки, когда принесли на первое кормление. Какая еще девочка? Вы ошиблись, у меня должен быть мальчик. С самого начала Пане нужны были от людей только возможности. Всё остальное она сама себе достанет в жизни. Такой вот лидер уродился.
Установка матери на рождение мальчика усилила её характерность. В семье, где были бабушка, мама, она и младшая сестренка и где второй брак матери не планировался, был культ маленьких детей. И Пане предлагалось постоянно пожалеть младшую, уступить младшей. Для лидера это совершенно невозможно. Уступая маме и бабушке, она молчала.
В школу она пришла размашисто и, отсидев положенную неделю тихоней, начала задирать мальчиков, разговаривать на уроке и саботажничать. Но учительница попалась особенная, потомственная. Не принимая лидерство в такой форме, она пошла посоветоваться со своей матерью, тоже учительницей. И довольно быстро смогла поставить Прасковью в положение, когда ей, как лидеру, было выгоднее хорошо учиться и соблюдать дисциплину, чем оттенять себя от других волевыми демаршами. И так все начальные классы Паня успешно в этой системе и пробыла, и даже в пятом классе добровольно приходила к своей учительнице и помогала ей как волонтер с первоклашками, зарабатывая некую авторитетность в школе. А в шестом классе учительница уехала по гуманитарному обмену преподавать в Индию.
В советской семье ведь какая концепция? Ты наша дочь, а в социум входи сама. Мать, понимая, что Паня лишилась интеллектуального руководства, отправила её во Дворец пионеров. В семье ведь уже было двое общих детей. А сама Паня нашла театральный кружок в школе. И вот в этих двух организациях стали говорить совершенно противоположное всей её предыдущей жизни, подталкивая к неограниченному саморазвитию: ты – лидер, развивайся, осваивай, важно только то, что сделаешь ты, куда ты двинешься и какие возможности перед тобой открываются.
И это так удивило её и так понравилось, что она решила, что с такой идеологией она уж точно всего в жизни добьется. И прежде всего чуть ли не завтра, ну, через месяц точно, купит себе белые кроссовки и белые джинсы. Правда, театральная студия в школе и экономический кружок во Дворце говорили это на разный лад, но говорили одно и то же: саморазвивайся, не стой на месте, не оглядывайся ни на кого, иди быстрее. И чем быстрее ты идешь вверх по социальной лестнице, тем лучше.
Как жаль, что экономический клуб «Виктор» перестали спонсировать. Паня всей массой своих притязаний навалилась на театр. В театральном кружке говорили: «Будь знаменитой актрисой, воспитай себя и к твоим ногам упадет слава. Ты только должна научиться играть. У тебя есть способности, их может развить специалист».
Здесь у Пани возникло соперничество с одноклассницей Проскуриной, у которой был талант. Но Паня предложила нечто другое: преданность театру, симпатию к режиссеру, восхищение его умом. Он стал останавливать на ней свой взгляд. А она подумала: «Как хорошо пройтись вместе с таким развитым, всё понимающим, всё умеющим, даже умеющим научить мастерству актера. Как это приятно! Как это легко! Как это заманчиво! Как это в
