Все и девочка - Владимир Дмитриевич Авдошин
Устроить жизнь по своим правилам
Обычно за нами в садик после своей работы приходил папа. А сейчас вдруг почему-то пришел дальний знакомый мамы. А нашей бабушке Красе это не понравилось. Она сказала маме:
– Я так много сделала для тебя. Выучила в университете, разрешила развод, а еще вместе со своими сестрами подняла двух девочек из пеленок. А еще разрешила тебе готовиться к аспирантуре. А уж больше ничего разрешить не могу. И вообще это свинство – после всех моих благодеяний хотеть жить с мужиком. Потому что у детей будет травма на всю жизнь от чужого незнакомого мужчины.
Но мама не слушалась и сказала, что так не будет. Одна комнате – бабушке, а вторая – ей с детьми. И она будет жить с тем, с кем хочет.
А бабушка сказала:
– Нет. Ты должна жить с нами, с троетётием. Допускается английский коккер или хождение на аэробику два раза в неделю.
– А я вас троих слушать не буду, – закричала мама.
Бабушка в ответ подговорила в яслях нянечек, чтобы абы кому детей не давали, чтобы не увезли их далеко-далеко от дома на электричке в пригород, где старая старуха откусит руку.
А усталая мама после работы, думая, что старшего ребенка уже забрали, хотела забрать младшую, чтобы провести тихий вечер с одним ребенком, а тут пришлось возмущенно спрашивать, где её старшая. А взрослые тети её уговаривали, что они не знают, где старшая, будто играя с ней, взрослой, в какую-то детскую злую игру, будто им надоели взрослые отношения и им захотелось чего-то детского в жизни, и они с большой охотой приняли предложение Красармы Ивановны участвовать в утаивании ребёнка в каптёрке. Тогда маму охватил ужас:
– Позвольте! Я же вам утром обоих детей отдавала. Верните мне обоих и перестаньте дурачиться или я вызову милицию! И вам не поздоровиться за такие шутки с родителями!
Но нянечки молчали. Тогда мама сказала:
– Если сейчас не отдадите, на Петровку позвоню, и вас всех заберут, куда следует!
Тогда нянечки испугались и тут же побежали в каптерку, где я сидела и обдумывала сказанное старшими: «Если он тебя будет искать и звать – не отзывайся! Он повезет тебя к одной вредной-превредной старухе, которая тут же, на пороге своего дома откусит тебе руку. Понятно? А если мать тебя будет кликать, то и ей не отзывайся».
Но потом нянечки ворвались ко мне, быстро отвели к матери, а мать демонстративно передала меня малоприятному дяде Косте, который повез меня на электричке в Подмосковье к какой-то бабе Оле, и я была очень напряжена и столь недоверчива, что сидела скованная, бледная и молчала всю дорогу, опасаясь, что вот, уже скоро, после электрички меня встретит старая-престарая старуха и откусит руку. Вопросы дяди Кости, что ты любишь больше – читать или рисовать, кого ты больше любишь – маму или бабушку – воспринимала как намеренное заговаривание зубов, только подтверждающее, что меня ждет что-то очень неприятное.
Когда я вошла в подмосковную квартиру, зазвонил телефон и мама спокойным голосом сказала:
– Я передумала! Чего нам сидеть в городе, когда можно выехать к вам в пригород и посидеть всем вместе. Словом, сейчас будем.
У меня всё как рукой сняло. Даже не известно откуда взявшаяся баба Оля не произвела зловещего впечатления. А когда мама с Паней приехали, баба Оля стала рассказывать свои страшилки про деда Алексея, который недавно умер, и ей после этого стали сниться плохие сны, а по вечерам в углу, где стояла его кровать, всё видятся мрачные тени, и она рада, что дети к ней приехали и можно об этом не думать, а заняться нашим совместным житьем.
– Выбирайте, в какой комнате вам лучше будет жить, – сказала она.
Пока взрослые разговаривали о своих делах на кухне, мы выбирали. Когда баба Оля нас спросила: «Ну, где выбрали жилье?» мы сказали откровенно, что я выбрала маленькую комнату, а Паня – большую. Взрослые рассмеялись таким широким мечтам, а потом пили чай.
Хорошо, думала я, засыпая в большой комнате, что эта бабушка ничего не говорит про то, что может руку откусить. Может, потом скажет. Говорят, старые многое забывают. Вот бы хорошо, чтобы она забыла.
Но вышло сосем не так. Некоторое время, впрочем недолгое, новая бабушка ещё немного полюбезничала, а потом стала говорить маме, что у нее давление от нас и голова болит. И даже – чтоб ехали обратно домой. И даже – «Зачем приезжали?»
Мама расстроилась:
– Я не приезжала. Это он нас пригласил.
– А ты бы не слушалась его!
Мама пошла совещаться в свою назначенную комнату с отчимом. А как его еще назвать? Я спрашивала: «Если знакомый с мамой живет, то как же его назвать?» Меня спросили:
– А папа с вами живет?
– Нет, не живет.
– Тогда это отчим.
Мама с отчимом решили: если будет детский сад на весь день, то останется только вечер провести с детьми, а по воскресеньям станем в походы ходить. Разумеется, только до лета. Летом на улице с дядей Витей в волейбол. Дядя Витя был местный и собирал всех детей на волейбол. И на террасу в детский садик можно ходить с девочкой Рысь. Вместе у них получится отшивать драчливого Гусакова.
Зимой мы натерпелись от мороза. По два дня в неделю приходилось топать по снегу. Но к лету стало полегче. А осенью опять вернулось неудовольствие бабы Оли ситуацией и просто случай спас нас от ужаса. Свекровь (а как её ещё назвать? Я спрашивала: «Вот если мама живет со знакомым – то его родительницу как назвать?» – «Свекровь, точно, не сомневайся») чуть безобразную женскую драку не устроила. Как уж отчим успел подбежать и между ними встать – даже не знаю.
Но мы после этого сразу поехали в Москву, чему я страшно обрадовалась. Прощай, моя первая любовь, Гриша Криницын! Я посвящу тебе мой первый опыт в рисовании галереи мальчиков моего первого класса. Я специально не подписала твой портрет, чтобы никто не догадался о наших с тобой чувствах.
Мы поехали в город, а свекровь с отчимом поехали в Хиву. Как он говорил – ему надо было навестить свою прародину, свою творческую Атлантиду – Узбекию.
В Москве на втором этаже открывалась дверь из детского садика – бабушкиной работы – она подхватывала нас на руки, и мы плакали. Когда мама
