Поклажа для Инера - Агагельды Алланазаров
История – мой любимый предмет, и я в большую перемену зашел в читальню, чтобы подобрать интересующий меня материал для внеклассных занятий. Так вот, Сурай, видимо, за мной проследив, зашла сюда следом за мной. Здесь, кроме нас с ней, заведующей-девушки, с которой они очень дружили, больше никого не было. Подружки, видимо, сразу поняли друг друга или же как-то иначе объяснились. Но, в общем, хозяйка читальни вдруг вышла, заперев нас снаружи, будто забыв о нашем здесь присутствии, да и ушла проводить урок, так как это вела по совместительству. Сурай же, видно, решила поговорить со мной обстоятельно начистоту. Разговор она начала с усиленного подчеркивания своего старшинства надо мной на все три или четыре года. И очень дружески посоветовала: чем заглядываться на девушек, лучше побольше времени уделить учебе.
Не решаясь взглянуть ей в лицо, я сидел и машинально перелистывал книгу, делая вид, что старательно разглядываю картинку. “Молчание – золото», – подумалось мне в этот момент как о единственном выходе из положения. Но окончательно убило и уничтожило меня стихотворение, которое она написала специально по этому случаю и прочла мне:
Прослышав, что взрослые влюбляются,
Я тоже в свои десять лет решил приударить
за взрослой девушкой,
Подражая взрослым, принялся листать книги
И сочинять стишки, воспевающие девушек.
Я их буквально засыпал
такими любовными письмами,
Они читали и одобряли.
Поскольку с малых лет играл возле них,
“Милой крошкой» меня называли.
Ну и, конечно, Сурай завершила воспитательное собеседование со мной назидательной параллелью, что я похож на смешного героя ее стиха.
Так вот кого напоминала мне моя спутница, вдруг осенило меня. Я взял да и заговорил напрямик:
– В селе у нас мое имя самое распространенное – это Эсен-покгучи. Когда я зачем-нибудь нужен старшим и они хотят меня улестить, тогда я называюсь сынок Эсен джан. А бывают и такие, что обзывают меня: “Эсен, Эсен!». Так что на любом из этих имен можно остановиться и меня называть таким именем. А как вас зовут?
– Гульнара.
– Ах, Гульнара! Или как поется в знаменитой нашей песенке: “Я маленькая девочка Гульнара», значит.
Вместо ответа Гульнара посмотрела на меня как-то настороженно, будто вопрошая: “И с кем это я связалась?». Но разглядев, что я говорю с усмешкой, тоже чуть улыбнулась. Оказывается, улыбка совершенно меняла облик девушки: глаза засветились темным бархатным блеском, щеки порозовели, лицо округлилось. Я опять взглянул в окно.
Сейчас оно казалось экраном включенного телевизора.
Плавно бежали мимо нас холмы и телеграфные столбы.
Из соседнего купе опять, в который уже раз, послышался взрыв смеха. Там ехали один парень и три девушки, по виду студентки. Две из них, похоже, вот-вот выскочат из своих сильно зауженных и приталенных платьев. Третья, высокая, с тонким продолговатым лицом, была одета в спортивную форму. Находившийся в их обществе парень держался и вел себя так, будто находился сугубо в обществе своих приятелей, ребят. Девушки смеялись от его шуток и острот.
Признаться, я почувствовал зависть при виде такого успеха этого парня у девушек. Мне, наверное, никогда не удастся так держаться в обществе девушек. Спустя некоторое время, из коридора было видно, что бойкий парень уже сидит в купе с той девушкой, что была в спортивной форме, они о чем-то разговаривают. Две другие куда-то исчезли. Взяв у проводника чайник заваренного чая, я вернулся обратно в купе. Весьма кстати вспомнилось: “Вершина благополучия – поесть, затем завалиться поспать, а потом уже глядеть, что там дальше».
– Гульнара, а что если нам чаю попить?
– Давайте поедим!
– Конечно.
Гульнара принялась раскладывать на столике взятую в дорогу провизию. Я пошел сполоснуть запылившиеся стаканы. Сначала пили чай с каурмой. Затем, спустя некоторое время, разрезали дыню и дополнили свою трапезу.
Когда к нам присоединились соседи по купе – старенькая русская женщина с внучкой лет четырех-пяти, мы с Гульнарой сидели, оживленно беседуя. Девчушка же, пока не устала и не прикорнула на коленях у бабушки, не давала никому никакой возможности сосредоточиться на своих мыслях. Она звонко считала свои считалочки, пела песенки. Когда бабушка у нее спросила: “А где у тебя ум?», то на этот вопрос, чрезвычайно мне понравившийся, девочка наивно, с полной серьезностью подняла вверх платьице и, показав на свой животик, ответила: “Вот здесь».
Мы были захвачены ее детским лепетом.
… Оказывается, не зря говорится, что все ремесла на свете или родные братья, или двоюродные. На первый взгляд, казалось бы, какая связь может быть между историей родного отечества и электросваркой. А оказалось же, что есть и самая что ни есть прямая. Страстное влечение построить мост через реку Атрек, разделявшую эту землю на два разных мира, у меня возникло после прослушивания захватывающих рассказов учителя истории.
Преподававший нам историю учитель Елмек Шакиров был коренастым невысоким человеком со светлыми волосами с проседью. И что самое странное, в обычное кроме уроков время он говорил очень мало, медленно и с расстановкой, с какой-то ответственностью за каждое произнесенное слово.
Рассказывали, что когда-то его отец прибыл в наше село, чтобы организовать школу и учительствовать здесь. Еще дед мой ходил в открытый им ликбез и учился грамоте. Вот и все, что мне было известно о Елмек-мугаллыме, как прозывался в селе наш любимый учитель истории. Мы никогда не уставали и не шалили на его уроках. Никто не зевал в ожидании, когда прозвенит звонок на перемену, как это бывало на уроках некоторых других учителей. Когда Елмек – мугаллым входил в класс и приступал к уроку, то спустя минут десять – двенадцать мы успевали позабыть, где находимся, и воображали себя в самом центре исторических событий, являющихся предметом данного урока.
Когда он рассказывал о разгроме армии Наполеона под Москвой, то нашим глазам он виделся не учителем истории, а самим фельдмаршалом Кутузовым. А в другой раз уподоблялся самоотверженным декабристам на Сенатской площади.
Теперь я
