Песчаная роза - Анна Берсенева
– Я понимаю, Кэсси. Видел это в Германии. Как мальчики с чистыми сердцами готовы уничтожать всех, кто не они.
– Андрюша не станет уничтожать! – воскликнула она.
– Ты ему… говорила обо мне?
– Конечно. Что ты работаешь за границей. Что я не знаю, когда мы тебя увидим. Что я тебя люблю и буду любить всегда.
Сергей молча привлек ее к себе, короткими поцелуями касаясь лба, висков. Она закрыла глаза, прислушиваясь, вернее, причувствуясь к ни с чем не сравнимому, только с ним возможному покою в себе и вокруг себя. И слова его не услышала, а почувствовала:
– Ты согласишься уехать со мной?
Ксения открыла глаза и ответила:
– Да.
– Но все, что я тебе сказал, правда…
– Все, что я тебе сказала, тоже.
Он прижал ее к себе так, что у нее стеснилось дыхание.
– Я не могу сделать вас счастливыми. Ни тебя, ни сына. – Сергей быстро коснулся губами ее губ, предупреждая возражения. – Этого и всей твоей самоотверженностью не исправить. Но я хочу вас отсюда увезти. Ни о чем другом думать не могу. И все это время не мог. Но раньше это было невозможно.
– А что случилось теперь? – спросила Ксения. – Добро или худо?
Она губами же почувствовала его улыбку.
– Какие сказочные категории! – сказал он. – Теперь просто сложилась ситуация, когда я нужен им в Берлине. Настолько, что они согласны выполнить мое условие. Потому и позволили приехать за вами. Я готов был даже обмануть тебя, только чтобы…
– Но не обманул.
Ледяное «убиваю» снова встало у нее в груди, заставив содрогнуться.
– Не смог. – Он замолчал. Потом произнес с той горестностью, от которой ее сердце падало в пустоту: – Я понимаю, о чем ты думаешь. И в самом деле не принесу вам счастья своей мертвечиной. Но надеюсь, что смогу вас вырвать из этой пасти. И не допустить, чтобы вы попали в другую.
– В какую – другую?
– Думал укрыть вас в Шварцвальде. Там же есть совсем глухие места.
– Я помню. – Она улыбнулась. – По выходным мама забирала меня из пансиона к себе в санаторию, и мы гуляли по лесу. Как в сказках братьев Гримм.
– Да, Мальчик-с-пальчик, Лесная женщина и прочее. Я для того и приезжал во Фрайбург, чтобы оценить ситуацию.
– И что?
Она затаила дыхание.
– Убежища там искать не стоит. Под каждой елкой сидит деревенский партийный начальник и докладывает обо всех и вся начальнику городскому. Это кончится войной. Года через два, не больше.
– В Германии будет война?
– Везде будет.
– И что же делать, Сережа? – растерянно спросила Ксения.
– Постараюсь вас отправить в Америку. В Северную или в Южную.
– Нас?..
– Я сделаю все, чтобы быть с вами. – Его глаза полыхнули таким исступлением, что ей стало не по себе. – Сказать «поверь» язык не поворачивается после всего, но…
– Я тебе верю, – перебила она. – Когда мы уезжаем?
– Максимально быстро. Мы сможем завтра поехать в лагерь за Андреем?
– Сможем. Это не очень далеко, на Плещеевом озере. Я могу и одна за ним съездить.
– Нет. Я должен сам ему сказать.
«А если Андрюша откажется?» – со страхом подумала Ксения.
Но увидела отражение этой мысли в глазах Сергея и отогнала свой страх, чтобы он ушел из его глаз тоже.
– Хорошо, – кивнула она. – А Домна…
– К ней поедем после лагеря. И вместе решим, как ее устроить. Ты знаешь, где эта деревня?
– Знаю. Я там была однажды с Андрюшей. Мы до Нижнего Новгорода поездом ехали, потом на грузовике попутном, потом на телеге.
– Извини, что так тебя тороплю. Но это железо приходится ковать, пока горячо. Тем более сейчас.
– Я понимаю.
Она действительно понимала, что значит «тем более». Страх, который висел в московском воздухе всегда, становился в этом году все ощутимее уже не с каждым месяцем, а просто с каждым днем.
– Все, что тебе надо сделать перед отъездом…
– Мне ничего не надо сделать, – перебила Ксения. И добавила почти с удивлением: – Правда ничего.
– У тебя здесь все выглядит аскетически, – сказал Сергей.
– В этом ты как раз совсем не виноват. – Ксения угадала, что он подумал. – Я получала достаточно денег… за тебя. И за свои уроки тоже. Просто мне как-то… Я и понимала, что для Андрюши это плохо, такая моя бездомовность, и ничего с этим поделать не могла. Мне без тебя ничего не было нужно, – извиняющимся тоном объяснила она.
– Мне тоже.
Ксения положила голову ему на плечо и сказала:
– В Иностранку приходят дайджесты новых книг. Мне позволяют посмотреть. В одной книге, она в прошлом году в Америке вышла, героиня, когда что-то беспросветное происходит, всегда говорит себе: «Я подумаю об этом завтра». Я ей ужасно позавидовала. У меня никогда не получалось так подумать.
– Утро вечера мудренее? – Он улыбнулся. Вряд ли счастливо, но все же. – Видишь, я тоже помню сказочные категории. Ты подумаешь обо всем завтра, Кэсси. Спи.
И она уснула. Она всегда засыпала по его слову, это не изменилось.
И проснулась тоже от его слов:
– Да, Вероника. Сегодня.
Это имя, произнесенное его голосом, потрясло ее. И сам голос потряс – холодной собранностью, которая слышалась в нем.
Ксения села на кровати. Волосы, спутавшиеся за ночь, забивались ей в глаза, как песок в пустыне.
Окно переливалось тусклым светом. Такой в июне бывает часов в пять утра.
Сергей вошел в комнату. Ночью ей показалось, что мертвенность отпустила его хотя бы немного. Теперь вернулась снова.
– Что случилось? – спросила она.
– Я должен поехать в Минск.
Ксения хотела спросить, зачем, но не смогла. Да и важна ли причина, когда решение уже принято?
– Сегодня? – с трудом выговорила она.
– Да. Пралеска ее арестован. Поэт ее.
Сергей сел рядом с Ксенией на кушетку, обхватил голову руками.
– Поэт?.. – потрясенно повторила она.
Сергей посмотрел на нее. Такими были его глаза, когда он понял, что не увидит белые скалы Дувра. Ехали в ту ночь из «Фоли Бержер» мимо какой-то темной стены, окно такси стало как зеркало, и глаза Сергея отразились в нем – совершенно больные. Ужас и жалость сжали тогда ее сердце, как две беспощадные руки. И сейчас снова, и еще сильнее.
А от улыбки на его губах ей сделалось так жутко, что она не смогла сдержать дрожь.
– Поневоле поверишь в рок, – сказал он с запредельной этой