Петр Боборыкин - Василий Тёркин
В этом парке он находил растительность богаче, чем можно было бы ожидать, судя по "градусу широты", Антон Пантелеич придерживался научных терминов, и объяснял такое богатство удачным положением. Балки, круто поднимавшиеся к усадьбе, защищали низины парка, обращенного на юго-запад поворотом реки.
В тени дубов ему стало еще радостнее. Вчера он засыпал в тревожном настроении. Ему предстоял разговор с Василием Иванычем, крайне ему неприятный, противный его натуре, отзывающийся желанием выслужиться, выставить напоказ свою честность и неподкупность, а между тем он не может молчать.
Мысли его пошли все-таки в другую сторону. Все обойдется к лучшему. С таким человеком, как Василий
Иваныч, знаешь, что дело будет спориться, - и дело крупное, хорошее дело.
К Теркину он быстро стал привязываться. Не очень он долюбливал нынешних "самодельных людей", выскочивших из простого звания, считал многим хуже самых плохих господ, любил прилагать к ним разные прозвания, вычитанные в журналах и газетах. Но этот хоть и делец, он ему верит: они с ним схожи в мыслях и мечтаниях. Этому дороги родная земля, Волга, лес; в компании, где он главный воротила, есть идея.
Хрящев вернулся снизу в цветник и присел на скамейку, откуда ему видна была калитка от флигеля. Уходя, он сказал Чурилину, чтобы тот прибежал сказать ему, когда Василий Иваныч оденется и спросит чаю. Тарантас он сам приказал закладывать. Они должны были до завтрака съездить вдвоем без Первача осмотреть дачу.
Объяснение необходимо, и всего лучше бы переговорить здесь. Авось Василий Иваныч захочет заглянуть в парк. За чаем было бы неудобно. Или тот ловкач спустится сверху, пожалуй, и подслушает под окнами. Такие на все способны.
Опять мысли Антона Пантелеича поползли в другую, более приятную сторону. Он смотрел на дом, на забитые окна второго этажа, на размеры всего здания, и его голова заиграла на новую мысль, тут же осветившую его.
- Да, да, в этом - идея!.. - полугромко выговорили его немного пухлые губы.
И сам Василий Иваныч как будто желает приобрести и усадьбу из-за парка, который ему очень нравится. Не для себя же одного? Он холост. А может, жениться надумал. Да, наконец, одно другому не мешает, даже очень подходит одна комбинация к другой.
- Славная идея! - погромче выговорил он и застыдился.
Нельзя же так хвалить собственную мысль. Предложить ее можно. Такой человек, как Теркин, не обидится, не скажет: "Куда, мол, ты лезешь сейчас с собственными прожектами, у меня и своя голова есть на плечах".
Ему не сиделось на месте. Он начал прохаживаться мимо клумб по одной из аллей четырехугольника и, от чувства душевного довольства, потирал беспрестанно руки.
Голова еще ярче заработала. Какой чудесный питомник можно развести в парке! Запущенный цветник представлялся его воображению весь в клумбах, с рядами фруктовых деревьев, с роскошными отделениями чисто русских насаждений, с грядами ягод и шпалерами ягодных кустов. А там на дворе сколько уставится еще строений!
Щеки Антона Пантелеича розовели, и глазки то игриво, то задумчиво озирались вокруг.
Он повернул голову к калитке и увидал рослую фигуру Теркина в чесучовой паре и соломенной шляпе.
Тот шел к нему навстречу. Это его еще более настроило на возбужденно-радостную ноту.
"Сначала о ловкаче!" - решительно подумал он, снял шляпу и посешил навстречу своего "н/абольшого", так он уже про себя звал Теркина.
- С добрым утром, Василий Иваныч! Благодать-то какая!
Тот подал ему руку, ласково взглянул на него и спросил:
- Небось душа ваша радуется, господин созерцатель?
- Именно!.. Не угодно ли вон туда в беседку, взглянуть на Заволжье сквозь розовую дымку? Или, быть может, чай кушать желаете, Василий Иваныч?
- Чай подождет. Пойдемте.
- Только не обессудьте меня за то, что должен сейчас же довести до вашего сведения... нечто, не отвечающее откровениям благодатной природы...
- Погодите, погодите! - прервал Теркин. - Экой вы какой рьяный! Все дела да дела!.. Дайте хоть немножко полениться... на холодке.
- Извините, извините, Василий Иваныч, за это предуведомление. И я сам здесь замечтался. Чудесное место! На парк этот не наглядишься. И в таком все забросе...
- И не говорите!..
Теркин ускорил шаг по дороге, вдыхая в себя громко струю затеплевшего воздуха с его благоуханием.
- И что за дух!
- Превосходный!.. Ландыш!.. Майский цвет...
И у немцев, кажется, так называется. Нет цветка краше и стыдливее...
- Антон Пантелеич! Да вы - поэт!
- Как-с?
- Поэт, говорю. Душа у вас с полетом и с чувством... как бы это сказать...
- Естества!.. Бесконечной жизни естества, Василий
Иваныч, это точно.
Они подошли к обрыву. Теркин сделал два шага к самому краю, сложил руки на груди и долго смотрел на реку, на Заволжье, на белые колокольни села Заводного.
В груди у него точно что вздрагивало. На таком душевном подъеме он еще не помнил себя. Вчерашний разговор с Маврой Федосеевной весь припомнился ему. Как все это чудно выходило!.. Голова Сани всплыла перед ним, ее коса, ручки, выражение глаз, стан... И голосок как будто зазвучал... Жалко ему стало этой девчурки, и какое-то новое чувство великодушного покровительства шевельнулось в нем. Она же и законная наследница этой усадьбы, ее же обходит этот таксатор, а тетки развращают. Точно все в сказке, - и он явился тут, как богатырь, спасать царь-девицу, подскочить до двенадцатого венца ее терема.
Да и нужны ли такие усилия? Не приводит ли его судьба к более простому и достижимому?
Он продолжительно задумался.
XXII
- Вот какое обстоятельство, Василий Иваныч...
Хрящев присел на кончик скамьи и раза два потер руки, но уже не так, как он это делал, когда размечтался полчаса перед тем.
- Что-нибудь небось насчет того... шустрого франта?
Теркин кивнул головой в сторону флигеля.
- Сколь вы проницательны! Так точно!
- Ну, и что ж?
Лицо Теркина приняло сейчас деловое выражение.
- Он... как бы это сказать...
- Подъезжал к вам? Посулы делал?
- В таком именно смысле повел речь. И я немножко притворился, Василий Иваныч, что не совсем его понимаю. Ему оченно хочется попасть на службу компании.
- Еще бы!
- Меня, грешного, начал пытать... знаете... на нынешний фасон... все отборными словами и так... неглиж/е с отвагой!..
- Как?
- Неглиж/е с отвагой! Это моя супружница употребляла такой оборот... От семинаров наслышалась, от братьев и свойственников.
- Что же вы ему на это сказали, Антон Пантелеич?
- Я все помалчивал... Пускай, мол, выскажется до самого дна. Да почему и не предположить, что такая величина, как я, польстится на то, чтобы вступить в союз с господином таксатором... Ни больше ни меньше, как всех мы должны провести и вывести Низовьева, Черносошного, вас, Василий Иваныч, и - в лице вашем - всю компанию.
Встретив взгляд Теркина, острый и ясный, Хрящев повел головой и немного смущенно продолжал:
- Мое положение весьма в эту минуту не авантажно, Василий Иваныч, хотя бы и перед таким человеком, как вы... Уподобляюсь гоголевскому Землянике...
- Да я-то не Хлестаков, Антон Пантелеич. Иначе вам и поступить было нельзя.
- Точно я этим совсем выслуживаюсь или прошу награды... вроде как за нахождение потерянного бумажника.
- Это вы напрасно!.. Первач - жулик, и его надо сейчас же устранить. За это берусь я!
- Известное дело, он будет запираться.
- НЕшто я прямо так и бухну? Или на очную ставку вас обоих? Не младенец малый... Я и сам его доведу до точки... Будьте покойны.
Глаза Теркина блеснули.
- Чего же лучше, Василий Иваныч, ежели вы сами уже определили этого молодца. Он не расчел. Принял меня за ваше доверенное лицо, только надевшее на себя скромную личину.
- Да он вряд ли и ошибся, Антон Пантелеич.
- В чем-с?
- Вы хоть и без году неделю на нашей службе, но я вам доверяю и говорю это прямо.
Ему приятно было обласкать Хрящева. Обыкновенно он с подчиненными, на первых порах, держал себя настороже.
- Не раненько ли, Василий Иваныч?
Краска заиграла на полных щеках Хрящева. Глазки его радостно и смущенно оглянули Теркина.
- Остальное уже от вас будет зависеть, Антон Пантелеич. Дела много и дело большое.
- Святое дело! - со вздохом вырвалось у Хрящева. - И вот вы меня так не по заслугам поощряете... Я вам сейчас же покаюсь в предерзостных мечтаниях.
- Кайтесь... Послушаем.
- Боюсь задержать.
- Чаю наскоро напьемся. Еще рано. Папироски не хотите?
- Не употребляю.
- Говорите, говорите!
- Пришла мне... хе-хе... идея перед вашим приходом.
- Давайте, давайте вашу идею! Без идей нельзя. Без идей только закоренелость одна да кулачество.
- Вашими бы устами, Василий Иваныч... Очень уж я прельщен этим парком. И вам он, кажется, больно по душе пришелся. Положение его вместе с усадьбой - такое для лесной местности, что другого такого и не найдешь, пожалуй, во всем приволжском крае.
