Петр Боборыкин - Василий Тёркин
- Сказать вам всю правду, Александра Ивановна? Мне самому очень по душе ваш парк и все положение усадьбы. Давно я их знаю. Еще как деревенским мальчишкой с отцом в село Заводное попал.
Глаза ее широко раскрылись.
"Тетка Павла правду говорила; он - из мужиков".
Теркин подметил ее взгляд.
- Вы хитрить не будете, барышня. Наверняка при вас... был обо мне разговор. Тетенька-то, та... сухоруконькая... чай, разночинцем величала?
- Разночинцем... Это что такое?
- Н/ешто вы не знаете этого слова?
- Нет, что-то не припомню. Я ведь мало книжек читала. Кажется, это значит - недворянин.
- Именно... Из податного состояния. Только нынче все к одному знаменателю подводится.
- К одному знаменателю! Как это хорошо вы сказали! Как в задачах!
- Нынче две силы...
- Одну я знаю, - перебила Саня.
- Какую?
- Деньги! Вот вы приехали сюда, - можете все купить. И все перед вами должны прыгать.
- Да ведь коли капиталы-то не мои!.. Есть и другая еще сила.
- Какая же?
- Ум, талант!..
- Ах да!
И она не могла сдержать быстрого взгляда на него.
- Это верно, - вслух выговорила она полушепотом, - вы умный.
-Я не к тому это сказал, чтобы выставляться перед вами. А так, к слову. С вами - вы увидите - я сразу нараспашку. Вы думали небось про то, что зовется судьбой?
- Как это?
- Ну, хоть так, как барышни думают. Растет девочка, станет девицей, а потом или завянет...
- Вот как мои тетки!
- Или встретится с суженым. Иногда бывает, что встреча-то за несколько лет. И то, что западет в душу, кажется недосягаемо, и вдруг судьба именно это и посылает.
- Вы о ком же говорите, Василий Иваныч?
- О себе. Только я не про свою суженую. Кто она - я еще не знаю. А вот я к чему это. Крестьянским мальчишкой я влез на колокольню и оттуда облюбовал вот ваш парк и дом. Он мне тогда чертогом казался. Так захотелось, чтобы и у меня было точно такое угодье. И завидно стало до боли: вот, мол, господа владеют какими чудесными вотчинами и не чувствуют цены добра своего. Я не мог тогда и мечтать о том, чтобы когда-нибудь такая усадьба досталась мне. А судьба свою линию вела. Попадаю именно сюда, как директор лесной компании. Правда, капиталы не мои, но захоти я оставить усадьбу Ивана Захарыча за собой - это исполнимо!
- Лучше вы купите, лучше вы! - Саня захлопала руками. - Мы в то имение переедем. Вы будете наш сосед. Это чудесно!
- Да ежели и компания сама прихватит это имение, все равно по летам жить надо здесь же. Вот судьба-то как свою линию ведет, барышня!..
Теркину стало детски радостно оттого, что он с ней разговорился. Он ни секунды не подумал о том, уместно ли ему так откровенничать с простоватой барышней, которая все могла разболтать отцу и теткам.
XIX
- Вы все еще здесь?
Оклик Первача заставил обоих встрепенуться.
Таксатор стоял у входа в беседку, улыбался и поправлял цветной галстук. Его светлый пиджак, скроенный очень узко, выставлял его талию. Соломенная шляпа была надета немного набекрень.
- Да, мы здесь, - отозвался суховато Теркин и взглядом спросил его: что ему нужно?
- А меня Иван Захарыч и Павла Захаровна послали отыскать вас и просить чай кушать. Александра Ивановна, - обратился он к Сане с усмешкой, которая не понравилась Теркину, - вам не будет ли свежо? Солнце садится, а вы в одной легкой кофточке.
- Мне ничего! Мне отлично! Здесь даже душно немного!
- Вы позволите присесть? - спросил Первач больше Теркина, чем Саню, тоном человека, желающего и подслужиться, и соблюсти свое достоинство.
- Места много, садитесь.
Теркин вспомнил, что за обедом он подметил, как Саня вдруг покраснела и взглянула исподтишка на Первача, а он в ту минуту как бы нарочно смотрел в другую сторону, и подумал: "Между барышней и этим ловкачом, кажется, шуры-муры".
Теперь ему присутствие Первача, прервавшего их милый разговор, сделалось вдруг особенно противно.
- Василий Иваныч, вы как предполагаете: заночевать здесь? Комната вам приготовлена во флигеле, где и я живу. И для добрейшего Антона Пантелеича найдется место.
- Это кто Антон Пантелеич? Ваш землемер? Он ведь землемер? - живо спросила Саня.
- Какой же он землемер? - брезгливо перебил Первач. - Просто нарядчик.
- Нет-с, - оттянул Теркин и бросил взгляд на Первача. - Антон Пантелеич - агроном с отличными познаниями. По лесоводству - дока.
- Конечно, конечно, он много знает практически, - заметил Первач.
- Да и обучен достаточно. И вообще, личность очень своеобразная и достойная уважения.
- Он славный! - вскричала Саня. - Похож на батюшку... в штатском платье.
- Так как же, Василий Иваныч, прикажете распорядиться насчет вашего ночлега?
Взгляды Сани и Теркина встретились. Она чуть заметно смутилась и отвела голову, но так, чтобы ее лицо не видно было Первачу.
- Вам разве нужно опять в город? - выговорила она.
- Нет... особенно я не тороплюсь. Только зачем же стеснять ваших?
- Ничего!.. Ничего!.. Няня Федосеевна вам отлично постелет. Николай Никанорыч, скажите, пожалуйста, тете Марфе Захаровне, что Василий Иваныч останется ночевать... Ведь да?
- Благодарю вас.
- А чай? - спросил Первач, видимо желая уйти вместе с ними.
- Мы сейчас... Здесь так славно!
- Идите, идите, Николай Никанорыч!
Первач взглянул на Саню с особого рода усмешечкой, встал и в дверях беседки сказал Теркину:
- Все будет исполнено... Вас ждут.
Пока его шаги хрустели по дорожке, оба молчали.
- Александра Ивановна! - окликнул Теркин вполголоса.
- Мы с вами хоть и без году неделю знакомы, а я вас о чем спрошу... Можете и не отвечать.
- О чем, о чем?
Саня вся зарделась и правой рукой стала теребить конец своей косы, перекинутой на плечо.
- Этого... таксатора вы как находите?
- Николая Никанорыча?
- Да, Николая Никанорыча.
- Он очень милый.
- Ну, вот и нехорошо. Вы это сказали так... для отвода.
- Красивый. С ним весело.
- И только?
Теркин поглядел на нее вбок.
- Я не знаю.
- Ну, простите. Я ведь не инквизитор какой. А только этот франтоватый и ученый брюнет кажется мне... есть такая поговорка русская, коренная, да при барышне не пристало.
- Скажите.
- Не пристало. Смысл такой, что пальца ему в рот не клади. Эта пословица годится и для барышень. Иван Захарыч, кажется, вполне в него уверовал.
- Да, кажется.
- И тетенька, та - главная. Она ведь у вас, сдается мне, н/абольшая в доме. Как бишь ее зовут?
- Павла.
- Так и она его одобряет?
- Я думаю.
Сане становилось неловко от вопросов Теркина. Он это сейчас же заметил.
- Александра Ивановна, вы не подумайте, что я вас пытать хочу.
- Как пытать?
- Допрашивать, значит. Я по душе с вами... вы видите. Одно я вам скажу: вашего папеньку я не обижу и не воспользуюсь его нуждой. Прошу вас верить, что я не паук, развесивший паутину над всеми вашими угодьями.
Зачем он это говорил? Послушай его кто-нибудь из доверителей - членов компании - про него сказали бы, что он способен размякнуть около каждой юбки, удариться в чувствительность перед смазливой барышней, только бы она его сочла благороднейшей души мужчиной.
Пускай!.. Ему жаль эту девочку больше, чем ее отца. Его положением он не воспользуется с бездушием кулака, но и не имеет к нему ничего, кроме брезгливо- презрительного чувства за всю эту землевладельческую бестолочь и беспутство.
- Нас ждут к чаю, - напомнила Саня и встала.
Она все еще была смущена. Почему же она не защитила Николая Никанорыча? Ведь он ей нравится, она близка с ним. Такие "вольности" позволяют только жениху. А сегодня он ей точно совсем чужой. Почему же такой хороший человек, как этот Василий Иваныч, и вдруг заговорил о нем в таком тоне? Неспроста же? Или догадывается, что между ними есть уже близость, и ревнует? Все мужчины ревнивы. Вот глупости! С какой стати будет он входить в ее сердечные дела?..
- Пожалуйте!..
Теркин предложил ей руку. Саня не ожидала этого, и настроение ее быстро изменилось. Ей так вдруг сделалось тепло и весело под боком этого рослого и красивого человека. Он, конечно, желает ей добра, и если бы они хоть чуточку были подольше знакомы, она бы все ему рассказала и стала бы обо всем советоваться.
Они проходили мимо куста сирени. На макушке только что зацвели две-три кисти. Сирень была белая.
- Ах, я и не видала нынче! Василий Иваныч, вы большой, - достаньте мне вон ту кисть, самую верхнюю.
- Извольте!..
- Чудо как пахнет!
Своей крошечной ручкой она поднесла ему кисть к носу. Его потянуло поцеловать пальчики, но он удержался.
- Чудесно! - отозвался он. - И как жаль, что такой сад в забросе. Вы что же, барышня, не занимаетесь цветами?
- Я?.. Не умею.
- А научить некому?
- Некому.
- В большое равнодушие впали господа к своим угодьям.
