Сочувствую, что вы так чувствуете - Ребекка Уэйт
– И она…
– У нее все в порядке. Как твоя голова?
– Хорошо. Разве что побаливает слегка.
Они снова умолкают. Элис думает о том, что Ханна снова с ней разговаривает, причем лишь благодаря этому дурацкому происшествию. Может, надо было раньше, несколько лет назад, на такое сподобиться? Притвориться мертвой и выманить Ханну из Куала-Лумпура. Жаль, что находчивость – не ее конек.
– Как тут с тобой обращаются? – Ханна оглядывает палату. – Врачи хорошие?
– Очень, – заверяет ее Элис, – и медсестры тоже. Все чудесно.
– Вот и хорошо.
Снова молчание. Элис никак не может придумать, что бы такое сказать.
– Значит, мальчишка на самокате, – небрежно говорит Ханна.
– Да.
– Сбил и скрылся с места происшествия?
Стараясь не обращать внимания на неуместную веселость Ханны, Элис отвечает:
– Да, Лавиния говорит, что мальчик с мамой сразу же улизнули.
– Похоже, встал за руль в нетрезвом виде.
– Это не смешно. Вдруг бы он в старушку врезался – тогда все могло закончиться печально.
– Да-да, прости. – Ханна с покаянным видом кивает и тут же добавляет: – Вот только старушка, скорее всего, быстрее сориентировалась бы и отскочила.
– Я отвлеклась, – поясняет Элис.
– Ага. – Ханна явно приписывает словам Элис более глубокий смысл. Помолчав еще немного, она спрашивает: – Значит, вы с Лавинией?..
Элис ошеломлена.
– Не знаю, – кровь бросается ей в лицо, – мы просто вместе пообедали.
– Ясно, – Ханна кивает, – и ты всегда была…
– Не знаю, – снова говорит Элис. Она и правда не знает. Все это всегда казалось ей крайне запутанным. – А твой парень, – она робко пытается перевести разговор на другую тему, – он хороший?
– Какой парень? – удивляется Ханна. – У меня никого нет.
– Но тогда, в кафе, ты сказала…
– А-а, точно. Это я чтобы Майкла побесить.
– Понятно. – Элис конфузится: – А в Куала-Лумпуре у тебя кто-нибудь был?
Ханна смеется:
– Да много кто. Но сейчас, когда я домой вернулась, мне нужны нормальные отношения. И серьезный парень, милый и надежный, но при этом не зануда. У меня же не слишком высокие запросы, как считаешь?
– Нет, вовсе не слишком.
– Кеми говорит, у нее есть один на примете, хотя в ее объективности я сомневаюсь. Впрочем, я и сама не объективна. – Ханна запинается. – А знаешь, Дэн ведь потом женился на этой Джессике, с которой он мне изменял.
– О боже!
– Ага. У них уже ребенок есть. Я в соцсетях видела. Но особого впечатления это на меня не произвело. Это все так давно было.
– Он придурок, – говорит Элис.
Ханна улыбается.
– Да какая разница? Что было, то прошло.
Элис думает, что это касается не только Дэна, но и ее самой. И, не надеясь на более подходящий момент, говорит:
– Знаешь, я ведь не приглашала маму на вечеринку. Честно.
Ханна кивает.
– Ну ладно. Я, наверное, палку перегнула.
– На твоем месте я бы тоже расстроилась, – говорит Элис.
– Я прямо в ужасе была, – признается Ханна, – у меня такое чувство было, будто от нее не сбежать.
– У меня тоже иногда так бывает, – предательски поддакивает Элис.
Ханна награждает ее одной из своих внезапных очаровательных улыбок:
– Знаю. – И, словно не желая показаться чересчур доброй, добавляет: – Но признайся, ты особо не сопротивляешься.
– Ну да, – смиренно соглашается Элис.
– Все равно, – говорит Ханна, – вечеринка отличная получилась. Зря я потом тебе не написала и не поблагодарила. Я свинья.
– Да не за что. – Элис вдруг ощущает удивительную радость, оттого что Ханна назвала ее вечеринку «отличной».
Ханна снова умолкает. Ее задумчивость и смущение настораживают Элис.
– Кстати, – говорит наконец Ханна, – я хочу тебе кое-что отдать.
– Что? – спрашивает Элис.
– Десять кусков.
– Что?! – повторяет Элис.
– Слушай, – начинает Ханна, – я знаю, что помирать ты не собираешься, хотя сегодня, когда мне рассказали, что тебя сбили, я испугалась. Правда, тогда я была не в курсе, что на тебя просто младенец на самокате наехал. Как бы там ни было, от этого груза мне пора избавиться. Папа оставил мне немного денег. Перед смертью. Вообще-то нет, довольно много денег. Он выписал мне чек на тридцать тысяч фунтов. Мне давно следовало бы сказать тебе и поделиться с тобой и Майклом, но я не сказала. Прости.
Извиняется Ханна крайне редко. Практически так же редко, как и мать. Вообще-то, думает Элис, они обе почти никогда не извиняются. Самое большее, на что они способны, – это сказать: «Сочувствую, если ты не видишь, что тебе добра желают» (так мать говорит Ханне). Или: «Уж прости, что я для тебя обуза» (мать, обращаясь к Элис). Или (Ханна): «Да уж, я не святая Элис, простите». Или мамино любимое, коротко брошенное: «Сочувствую, что вы так чувствуете». Некоторые из этих фраз вроде как смахивают на извинения, но на самом деле они – троянские кони, не-извинения, замаскированные под извинения.
– Прости, – вновь говорит Ханна.
– Ничего страшного, – отвечает Элис, – я про деньги давно знала.
Такого Ханна не ожидала.
– Откуда?
– Ты после папиных похорон сама мне рассказала. В пабе. Ты ужасно напилась. Да и я тоже.
Ханна пытается осознать услышанное.
– А я этого не помню, – бормочет она, – мама меня этим ни разу не попрекнула. Значит, ты ей не рассказывала?
– Нет, не рассказывала, – с гордостью за саму себя подтверждает Элис, – это вообще не мое дело было. И сейчас не мое. Тебя папа любил больше, чем других. Деньги он подарил тебе на свадьбу, так что это не случайный подарок. И позже, когда ты уехала в Малайзию, я порадовалась, что ты при деньгах.
– Но я их не потратила! – живо заверяет ее Ханна. – Чек я обналичила, чтобы хапуга Кристина не добралась, но деньги не тратила. Поэтому давайте сейчас поделим. Если уж раньше не получилось.
– Папа тебе их оставил.
– Да какая разница, – Ханна пожимает плечами, – он умер. И к тому же он сам часто принимал неправильные решения.
– Это твои деньги, – говорит Элис.
– Нет. Я не понимаю, почему я сразу их не разделила между нами тремя. Ужасно глупо. Наверное, считала нас разобщенными.
Элис обдумывает ее слова.
– И неудивительно, – говорит она, – мы такими и были. По-моему, мама руководствовалась принципом «Разделяй и властвуй».
Ханна грустно кивает:
– Это точно. Ладно, я их в любом случае тратить не стану, так что свою долю либо забирай, либо пускай у меня на счете лежит.
Элис, еще немного поразмыслив, отвечает:
– Хорошо, заберу.
Что делать с деньгами, она не знает. На первый взнос не хватит, но если добавить ее собственные накопления, тогда… Хотя кто знает. Может, она вообще уедет из Лондона? Она же не обязана вечно
