Том 2. Проза - Анри Гиршевич Волохонский
— Все вокруг нас — какая-то тупая деревенщина, — сказал другой. — Священные обряды в пренебрежении, редко кто хочет тут слушать возвышенные гимны Ригведы, приносить богам жертвы молоком и сливочным маслом. Только и знают, что роются в земле, не помышляя о высоком, а нам с ними хоть пропадай.
Посовещавшись, брамины решили, что нет у них лучшего выхода, кроме как отправиться в столицу и там просить у раджи.
— Раджа чтит поэзию. Говорят, он дает Калидасе золотую монету за каждую строчку.
— А за четыре строки добавляет немалый рубин.
— А за поэму дает ожерелье.
— А за большую поэму — слона.
— А за драму, которая шла всего лишь вечер, подарил ему город со всеми доходами и таможнями на три дня пути по торговому тракту.
Подобными разговорами брамины скоротали дорогу к столице. В тени городской стены путники остановились поразмыслить.
— Мы должны обратиться к радже с разумным стихотворением.
— Я полагаю, раджа не потерпит никакой лжи, пусть даже возвышенной.
— Поэзии приличествует полная прямота.
— Скажем ему просто и недвусмысленно.
— Что нам надо, о том и попросим.
— Итак, начинаем.
Один из браминов тут же сорвал лист священного фикуса и принялся чертить на нем острой палочкой:
О, поддержи, раджа, браминов даровитых…
— Нехорошо, — сказал другой.
— Чем же? — спросил тот, который сочинил поэтическую строчку.
— По двум причинам. Прежде всего, вместо «поддержи» раджа, конечно, услышит «подержи», задумается и не обратит внимания на последующее и более для нас важное. Нужно, чтобы мысль государя как бы скользнула по самой поверхности стиха до того места, которое представляется нам решительным, а именно там запнулась, углубилась и остановилась. Может быть, тогда он все сделает по нашей просьбе.
— Каков же второй недостаток? — спросил третий брамин.
— Второй заключается в слове «даровитых». Это ведь мы ожидаем даров от раджи, а не он от нас. Не к лицу нам именовать себя в таком положении даровитыми.
— Тогда попробуем иначе:
О, даровитый раджа…
— Нет, нет. Мы не знаем, окажется ли раджа в нашем случае даровитым или бездарным…
— Бездарными будем тогда мы, а не раджа.
— Раз так, давайте постараемся обойти этот скользкий вопрос. Заявим радже прямо, как есть:
О, одари, раджа…
— Звучит прекрасно. Но о каком даре пойдет у нас речь далее? Вдруг радже придет в голову одарить нас боевым слоном? Хороши же мы будем — кормить такое огромное животное, когда у самих во рту уже день ни крошки.
— Слона-то можно, пожалуй, продать.
— Продать? В неизвестные руки? А там он вернется в царское стойло — и не видать нам более государственной милости. Стоит позаботиться о нашей будущей судьбе, а не только о внешних достоинствах стихотворения. Продать — да что мы, слоновые торговцы? Мы не получим, конечно, хорошей цены, да к тому ж запрещает и каста.
В спорах о слоне наступил вечер, а с ним и ночь. К утру брамины все же немного продвинулись в своем деле: постановили, что начать стихотворную мольбу нужно кратким и выразительным «дай»:
О дай, раджа… —
и на том согласились. Теперь пришел черед решить, чего бы им такого у раджи попросить, чтобы он им дал.
— Золота мы у Бходжи просить не будем, о серебре умолять не станем — пусть идет серебро мастерам, а желтый металл — торгашам худородным. Ни мечей с рукоятками в изумрудах, ни копий стальных с перламутровым древком мы не желаем, а с ними щиты в бирюзовых гвоздях пускай повелитель оставит себе, чтоб одаривать воинов. Скажем лучше:
О дай, раджа… —
чего-нибудь нам малого, да верного, а там положимся на его несомненную щедрость.
Еще через пару часов пререканий получилось у них нечто в таком роде:
О дай, раджа, поесть,
Дай каши с жирною подливкой… —
а дальше — ни с места.
Шел мимо Калидаса.
— Вот у кого надо спросить.
Калидаса приблизился.
— Калидаса, — обратились к нему брамины и вкратце объяснили суть своих затруднений.
— Дайте посмотреть, — сказал Калидаса. — Ганеша! — воскликнул он и прочитал вполголоса:
О дай, раджа, поесть…
— Какая непосредственность выражений! Какая точность мысли и верность речи!
Дай каши с жирною подливкой…
— Да я словно сам наяву вижу это замечательное кушанье! Сладостный пар ласкает лицо мне, и зерна риса сверкают, как влажный кварц на речной отмели! Это ли не верх совершенства! Такое произведение невероятно трудно создать и почти невозможно закончить! Все же я попытаюсь.
С этими словами он быстро набросал на листе третью строчку и тут же удалился.
Брамины двинулись ко дворцу раджи. У ворот они услышали глашатая, который громко орал:
— Великая милость! Сегодня раджа Бходжа не встанет с трона, пока не исполнит сокровенных желаний своих преданных подданных! Никто да не пренебрежет щедрым великодушием государя!
«Мы пришли в самое время», — подумали брамины.
Дворец был переполнен. Раджа сидел на высоком троне, украшенном райскими птицами. Вокруг стояла блестящая стража в шелку и в кольчугах. Присутствующие объявляли желания, а царь все исполнял.
— Хочу стать фельдмаршалом, — говорил седой генерал.
— Да будет по твоему желанию, — отвечал Бходжа с милостивой улыбкой.
— Прошу дозволения торговать в столице дарами моря, — просил купец.
— Хочешь — торгуй, — отвечал государь.
— Мне нужна древнейшая книга Лилавати для роковых вычислений, — клянчил астролог.
— Иди в нашу царскую библиотеку, там возьми.
Звездочет шел в книгохранилище.
Женщины, которым давали жемчуга, кораллы, а кому — запястья в карбункулах, получали свое и, веселясь, удалялись. Постепенно становилось пусто. Взор царя медленно обводил стены в поисках кого-то и лишь мельком скользнул по трем браминам, которые теперь были совсем одни в ожидании, когда же наступит их очередь.
Вдруг в дверях раздался шум и звон, возникло тихое смятенье, и два воина в пышном вооружении ввели Калидасу. Царь посмотрел в лицо поэту. Тот нетвердо стоял на ногах.
— Калидаса, — сказал Бходжа с мягким укором, — мне всегда было известно, что нрав твой строптив и скверен. Несмотря на мое неизменное благоволение, ты ведешь себя так, словно вечно чем-то недоволен. Невзирая на даримые мною дары, ты подчас употребляешь свое немалое дарование не впрок и распускаешь обо мне в народе насмешливые стишки. Но я
