Том 2. Проза - Анри Гиршевич Волохонский
Теперь идут сами муравьи. Об этих членистоногих довольно сказать, что им знакомо скотоводство и земледелие. Разводят живых тлей различных пород, доят их, пьют молоко, а сыр выделывают из плесени, которую выращивают в подземельях. Знакомо им и рабство.
Человеческой чертой у семейных насекомых — не только у муравьев, но и у ос, и у термитов — нужно признать способность к бессмысленным поступкам. Часто они уносят то, в чем не нуждаются вовсе. Оса кормит, собственно, дырку, в которую отложила яйцо, а собственное дитя даже не узнаёт, если извлечь из норы. Человечество же до последних веков только и мучилось, что скотоводством и земледелием, во всем подобное муравьям. Но у муравья мозгу — единственный ганглий, а у человека — целый килограмм. Что же обмозговывал этот избыточный килограмм в течение тысячелетий? Чем был обременен и одолжен? Для чего вообще нужен? Я тут не о художниках и не о металлургах, но о пастухах и хлебопашцах. Для этих дел, как видно, довольно было бы и ганглия.
Из моллюсков остановлюсь на береговых спрутах. Эти умеют строить каменные укрепления: дома, двери, окна, крыши, шкафы. Когда едят, пища проходит у них прямо через мозг с огромными умными глазами. Любовь у спрутов — яркое личное чувство. Когда подходит пора, самец обнаруживает у себя лишнюю ногу, которая должна стать чем-то вроде любовного послания. Вот он и шлет его своей возлюбленной. Отрывает ногу, а та плывет, руководствуясь вкусом и запахом влаги, а затем углубляется под мантию. Избранница разворачивает, читает, проникается ответным чувством и тяжелеет. За это их и зовут «головоногими».
Пример первого человека среди позвоночных дает хамелеон. Глубокий и беззащитный индивидуалист, он — настоящий художник, холстом которому служит собственная шкура. Любой рисунок, какой угодно натюрморт, пейзаж или орнамент ему доступен. Знай хамелеон грамоту, он мог бы делать на себе даже краткие надписи: какие-нибудь верные мысли, отборные изречения. Вид у хамелеона сосредоточенный, как и подобает создателю эфемерных чудес. Под шлемовидным черепом высшего пресмыкающегося сосредоточен огромный мозг, который управляет восемью сдвоенными или строенными пальцами четырех лап, длиннейшим языком на всем его протяжении, любым позвонком хвоста, каждой точкой кожи своего цвета и парой самостоятельных глаз на конических выступах. Ноги у хамелеона тонкие, высокие, хрупкие. Когда идет по земле, шагает широко, головою вперед, оттянув хвост, и похож на ящерицу, играющую роль Дон-Кихота в театре. При этом он никогда не убегает, а только шипит. Язык и хвост у него одинакового размера с туловищем. Иногда хамелеон сидит, задумавшись. Если застать его за этим делом, можно подсмотреть, как он рисует: то линию на камне, то лист в клетку — совершенно бесполезные легкие пустые картины, которые ни ему, ни кому другому невозможно пустить в толк.
Я видел однажды, как хамелеон снес полдюжины яиц, трижды покрылся радугой и вскоре скончался, оставив по себе труп, серый, как пепел.
427. ИНДИЙСКИЙ СВЯТОЙ
(Рассказ)
Кажется, с конца прошлого столетия слухи об одном необыкновенном человеке распространяются в Европе и в Северной Америке.
То замолкая, то вновь объявляясь, поддерживаемые изустными рассказами, а иногда даже разбрасываемыми кем-то листовками, известия о нем продолжают циркулировать в обиходе нынешнего человечества и по сию пору. Его зовут Баба Джи.
«Джи» — это индийская частица, выражающая почтение, так что «Баба Джи» можно перевести как «почтенный» или «досточтимый Баба». Самое же слово «Баба» на многих языках означает «старик», часто в значении «отец» или «предок». Л. Гумилев, описывая монгольские нравы в эпоху Батыя, говорит, ссылаясь на «Сокровенное сказание», что сына Батыя Сартака, заподозренного его соплеменниками в исповедании несторианского толка, кто-то из ортодоксальных татар будто бы упрекнул в таких выражениях:
— Вы, христиане, говорите «Абай — бабай». Это соответствует нашему «Авва, Отче!». «Бабай» означает несомненно то же, что и «Баба».
То же самое можно встретить и в арабских сказках, где упоминается, например, Али Баба и сорок разбойников. Так что «Баба Джи» должно бы переводиться как «почтенный старик».
Однако такое толкование имени или прозвища этой таинственной личности вряд ли верно и несомненно не является единственно возможным. Дело в том, что даже по-арабски слово «Баб» означает также «Ворота» или торжественно — «Врата». Пролив, отделяющий Африку от Аравии и соединяющий Индийский океан с Красным морем, именуется Баб-эль-Мандеб, то есть Врата Ужаса, так как в этих местах летом стоит ужасная жара, а лето там продолжается круглый год.
В таком значении «Баб» или «Баба» может приобретать и мистический смысл. Подобно суфийскому «Пути», «Врата» могут символизировать Дверь, открывающуюся в особое возвышенное состояние. Тогда некто, именуемый «Баб», должен представлять собой осуществленную Дверь, и духовное слияние и единение с ним равносильно проникновению через эту Дверь в высшие сферы.
В учебнике истории можно прочитать, как одно из таких лиц, по имени Баб[3], произвело в Персии лет сто назад чрезвычайное движение народа — бабизм, — которое удалось подавить только с помощью вооруженных войск. Причины возмущения описываются в учебнике как социальные и экономические, чтобы не сбивать школьников с толку, но это не должно мешать нам уразуметь ту явную истину, что, не зовись он Баб, вряд ли удалось бы ему вызвать такое отчаянное кровопролитие. Поскольку же «баба» в значении «старик» и «баба» в значении «дверь» вряд ли связаны общим происхождением — хотя и эту возможность не стоит вот так просто отбрасывать, — следует предпочесть, я думаю, второй вариант перевода, и тогда имя должно толковаться как «Досточтимая Дверь».
И тем не менее мы не можем останавливаться даже на этом.
Как бы
