Мулен Руж - Пьер Ла Мюр
У Анри появилось внезапное предчувствие, что он больше никогда не увидит Винсента. Ведь тот Винсент, которого он когда-то знал, был уже мертв. Его некрасивое, но вместе с тем не лишенное обаяния лицо теперь казалось спокойным и безмятежным, а взгляд голубых глаз был устремлен куда-то вдаль, словно в поисках новых берегов.
Супруги Танги уже давно отправились спать, а друзья все еще разговаривали. Затем в молчании ехали обратно на площадь Пигаль, где жил Тео. Когда фиакр остановился перед домом, Винсент сошел и протянул свою сильную, костлявую руку.
– Vaarwell, myn vriend, – печально улыбнулся он в последний раз. – По-голландски это означает: «Прощай, мой друг».
Прощай? Выходит, что и он тоже знал, что они больше не свидятся.
Анри на мгновение сжал руку Винсента, еще раз взглянув на его изможденное лицо, рыжую бороду.
– Прощай, друг, – хрипло проговорил он. – Прощай, Винсент.
Свадьба малышки Евлалии прошла именно так, как и было задумано ее заботливым отцом. В частности, прием с танцами оказался блистательным событием, на котором играл квартет, делегированный полицейским оркестром. Мероприятие почтили своим присутствием представители Сюрте, отдела по расследованию убийств, казначейства, тайной полиции, а также бесчисленные инспекторы и прочие высокопоставленные чиновники. И сам господин префект полиции собственной персоной! При ближайшем рассмотрении этот сверхчеловек оказался лысеньким, толстеньким господином с окладистой бородой, в брюках в тонкую полоску и визитке, которому, очевидно, было не привыкать выступать в роли церемониймейстера на подобных мероприятиях. Он произнес проникновенную речь, задержался еще на несколько минут, после чего отбыл, по-отечески попрощавшись с подчиненными, сопровождаемый почтительно раскланивающимся Пату. В дверях он остановился, чтобы пожать руку Анри, после чего последовал дежурный обмен любезностями.
После отъезда префекта оркестр грянул веселую польку. Жандармы немедленно повскакивали с мест и, подхватив жен, закружились в вихре танца.
Пату же, будучи вне себя от гордости и счастья, настоял на том, чтобы представить Анри и прочих приглашенных чинов.
– Господин граф, позвольте представить вам капитана Куло из отдела по расследованию убийств. Он отправил на гильотину двадцать человек… Это капитан Гильге, специалист по краже драгоценностей… А это надзиратель Понжель из тюрьмы Рокет…
Прием подходил к концу, когда он вернулся в сопровождении плотного человека с добродушным лицом.
– Господин граф, это мой старый друг инспектор Ремпа, начальник полиции нравов с Севастопольского бульвара. Ну, тот самый, про которого я вам говорил… – Многозначительно подмигнув, Пату удалился.
Инспектор Ремпа присел рядом с Анри и проникновенно заговорил о Пату, превознося до небес его честность и преданность порученному делу.
– Кстати, как-то в разговоре он обмолвился о вашем интересе к одной из сестер Шарле, – сказал он, понизив голос. – Поверьте мне, чем скорее вы прогоните ее от себя, тем лучше для вас же. Она редкостная дрянь, эта девка. Снова возвратилась в мой район, но я за ней приглядываю. Опять связалась с этим своим сутенером и целыми днями ошивается в маленьком бистро на улице Де-ла-Планш. Ну ничего, недолго ей осталось радоваться. Один промах с ее стороны, и она у меня быстро отправится за решетку…
Когда Анри тем вечером вернулся к себе в студию, кровь стучала у него в висках. Из темноты вкрадчивые голоса словно шептали наперебой: «Улица Де-ла-Планш… улица Де-ла-Планш… Мари там… Иди туда и снова увидишь ее… Может быть, она даже вернется к тебе…»
На протяжении нескольких мучительных часов он боролся с не дававшими ему покоя воспоминаниями о ее неутомимом язычке и гибком теле. Вспоминал о ее развращенности, жадности и тупости.
А после полуночи все же сдался, не устоял…
Де-ла-Планш оказалась загаженным переулком, темной щелью между двумя рядами обшарпанных домов. Приказав кучеру остановиться, Анри направился к бистро и заглянул внутрь через грязное окошко, сквозь которое можно было различить неясный силуэт хозяина заведения, споласкивающего стаканы у прилавка, и двоих мужчин, занятых игрой в карты.
И вот он увидел ее! Она сидела рядом с Бебером и что-то говорила, умоляюще глядя на него. Это были те же самые глаза, взгляд которых мог быть так жесток… Анри видел, как Бебер грубо оттолкнул ее, что-то выкрикнув и замахиваясь, словно хотел ударить. Она же лишь покорно кивнула и затравленно улыбнулась. Подумать только, сколь унизительна порой бывает любовь!
Анри вернулся к фиакру.
– Будьте так любезны, – обратился он к вознице, – зайдите в это заведение и спросите девушку по имени Мари Шарле. Скажите ей, что кое-кто хочет с ней поговорить.
Ожидание показалось бесконечным. И вот наконец в ярко освещенном дверном проеме появился ее стройный силуэт.
– Мари! – окликнул он. – Мари!
– А, это ты! – Она направилась к нему. – Что тебе надо?
– Мари, я хочу, чтобы ты вернулась, – взмолился Анри, радуясь тому, что она не может видеть его стыдливого взгляда. – Я был не прав. Пожалуйста, возвращайся.
– Ну, даже не знаю… – Она явно издевалась над ним. – Дела у меня идут великолепно, за мной увиваются много богатых господ. К тому же ты всегда на меня орешь.
– Обещаю, этого больше не будет. Мари, ну, пожалуйста!
– И еще. Если я вернусь, ты должен будешь платить мне шестьдесят – нет, семьдесят пять франков. – Она чувствовала себя победительницей и теперь диктовала свои условия. – Согласен?.. Ну, тогда подожди здесь.
Она побежала обратно в бистро, и он ждал ее, замерев на сиденье фиакра, понуро ссутулившись, опустив голову, жалкий и ненавидевший себя за слабость. Да, как унизительна бывает любовь!
Мари вернулась через несколько минут. Уже на пороге оглянулась и послала своему любовнику воздушный поцелуй; а затем, подобрав юбки, вскочила в фиакр.
– Улица Коленкур, – приказал Анри кучеру.
– Я знала, что ты придешь, – прошептала Мари, прижимаясь к нему. – Я рада, что ты пришел за мной, Анри. Я тоже очень-очень скучала по тебе.
Снова врала? Да какая разница? Главное, что она здесь, рядом, и он вез ее домой.
Все возвратилось на круги своя. Он давал ей деньги; она пропадала где-то целыми днями, возвращалась поздно вечером и «была ласковой» с ним.
Однако теперь в ее поведении произошли разительные перемены, и не заметить этого было просто невозможно. Та, прежняя Мари, которую он знал раньше, была вольной птицей, перекати-поле, натурой загадочной и жестокой. Эта же, новая Мари, была влюбленной женщиной, действующей в соответствии с данными ей указаниями.
– Ты не поверишь, – сказала она как-то несколько дней спустя после своего возвращения, – но в тот самый вечер, когда ты приехал за мной,
