Молчание Шахерезады - Дефне Суман
Эдит собралась было сказать, что в кино она не пойдет, как вдруг ее внимание привлекла пара, стоявшая чуть поодаль. Офицер, резко выделявшийся среди потрепанных солдат своей отутюженной формой и начищенными сапогами, прощался со своей возлюбленной, юной девушкой. Эдит внимательно посмотрела на ее голубое платье и черные кудри, ниспадавшие на спину. Ну конечно, это ее она видела незадолго до этого, с мороженым в руке и в сопровождении подруги в розовом. Лицо девушки она разглядеть не смогла, зато хорошо видела круглое потное лицо молодого офицера. Лоб его блестел как зеркало. Парень держал девушку за руки и, видимо, желая перед расставанием сказать как можно больше, тараторил так, будто за ним гнались. При этом он то и дело оборачивался в сторону причалов. Не дай бог опоздать на корабль, который должен был отвезти его на родину!
От этой горькой сцены прощания у Эдит навернулись слезы на глаза. Авинаша рядом не было: он зашел в кафе поздороваться с кем-то из консульства.
Молодой лейтенант, обняв девушку за плечи, прижал ее к себе и некоторое время стоял, уткнувшись ей в макушку. Опрятный, сильный, здоровый. Должно быть, он был одним из тех счастливчиков, кого раньше не отправили на фронт, а оставили в городе. Наконец они отстранились друг от друга, и он вытер слезы, которых совершенно не стыдился.
Эдит почувствовала неодолимое желание увидеть лицо девушки. Подождав, пока проедет конка, она встала и взяла в руки зонтик, висевший на стуле. И только она сделала шаг, как Кордон ожил.
Отходил еще один корабль. Солдаты, только пришедшие на набережную, побежали в сторону Пунты мимо верблюдов, носильщиков, беженцев и роскошных дам. Молодой офицер, отпустив руки девушки, обреченно вздохнул, что-то прошептал любимой на ухо и смешался с потоком военных. В толпе он в последний раз обернулся и, подпрыгнув, показал девушке на что-то в море, затем помахал фуражкой и вскоре исчез из виду.
К Эдит подошел Авинаш, его круглое лицо искажала тревога.
– Эдит му, с ближних гор в Бурнабат идут банды турок, они надеются воспользоваться всей этой суматохой и хорошо поживиться. Передал проверенный источник. Я сейчас же еду за твоей матерью. А ты, пожалуйста, останься сегодня ночью дома, никуда не ходи…
– Но… – Эдит хотела что-то сказать и пыталась вспомнить, что именно, но мысль ускользнула, как ускользают сны из памяти поутру, она уже и забыла, о чем думала. Что-то было не так, но что?
– Дорогая, послушай, греческие солдаты, отступая из Афьона в Смирну, палили за собой села, грабили дома и насиловали женщин. В некоторых деревнях мужчин сгоняли в мечети и прямо там всех сжигали, девочек голыми распинали на крестах и вешали на деревенских площадях. Греки твердо решили: Малая Азия либо их, либо ничья. Я не рассказывал тебе об этом, чтобы не пугать, но теперь, когда на нас надвигается опасность, ты должна знать. А теперь прошу: сейчас же иди в консульство, пусть там тебе и твоей матери сделают паспорта. Затем возвращайся домой и запри ворота на замок. Больше в сад людей не пускай. Я привезу мать к тебе. Отправь телеграмму Жан-Пьеру, пусть срочно берет семью и возвращается в свой летний дом в Фоче. И с сестрой свяжись. Будет разумнее, если она тоже приедет из Буджи сюда.
В голосе Авинаша слышались непривычные жесткость и властность. Даже не открыв зонтик, Эдит быстрым шагом направилась в сторону французского консульства. Словно вопреки царившей вокруг тревоге, солнце радостно золотило Кордон, подсвечивало голубые волны, а озорной ветер забирался под шифоновые юбки и надувал их, как воздушные шары. Свободной рукой Эдит придерживала шляпу, чтобы не улетела. Желудок, затянутый в узкий корсет, начало слегка мутить от сардин. Мимо прошли девушки в разноцветных платьях – в глазах читалась растерянность. На углу пустующего здания нищего вида молодой солдат со спутанными волосами и бородой обнимал кудрявую светловолосую девушку. Оба они тихо плакали. Беспокойство, висевшее в воздухе, нарастало.
В двери французского консульства со стороны улицы Лиманаки пытались протиснуться беженцы, крича на ломаном французском, что они – французы. Дети цеплялись за ее юбку, матери пытались сунуть ей в руки спеленатых младенцев, и Эдит едва сдерживалась, чтобы не пустить зонтик в ход. Охранник в униформе приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы смогла пройти только она, и снова захлопнул ее перед носом кричащих, плачущих и падающих в обморок людей. На миг застыв в прохладном вестибюле, где под высокими потолками замерли люстры богемского хрусталя, она быстро-быстро поморгала. Зрелище на улице разбередило ей душу.
В консульстве стояла звенящая тишина. Стуча по каменному полу каблуками, Эдит шла в указанную охранником сторону – в кабинет, где выдавали разрешение на выезд. Неожиданно она поняла, какая же неуловимая мысль не давала ей покоя. Это было связано с той сценой прощания, что она наблюдала на набережной. Но дело было не в том, что рослый офицер плакал на людях, и не в том, что это оказалась та же самая девушка, что за десять минут до того шла смеясь вместе с подругой и ела мороженое. Эдит видела кое-что еще. Это случилось ровно в тот момент, когда к ней подошел Авинаш, поэтому деталь тут же ускользнула из ее памяти. Как только лейтенант со слезами на глазах простился и исчез из виду, его юная невеста сняла с пальца обручальное кольцо и спрятала в карман.
Боже мой, в какие времена мы живем!
Радостная новость
Через Хлебную площадь, тяжело дыша и придерживая юбки своего розового платья в белую полоску, бежала Адриана. Мужчины, сидевшие под навесом кофейни, замерли – кто с игральными костями в руках, кто с газетой, кто с кальянной трубкой – и разом уставились на ее крепкие белые ноги, мелькавшие под кружевными юбками. Грудь, хорошо заметная в вырезе платья, вздымалась, толстые косы растрепались на концах.
Не обращая внимания на пялившихся на нее мужчин, Адриана буквально пролетела мимо кофейни, фонтана, деревянной скамейки под чинарами, в тени которых сидела тетушка
