Молот Тора - Юрий Павлович Вяземский
В середине ночи на берег надвинулся туман, такой густой, что ночь побелела и стала мокрой.
С рассветом туман стал медленно сползать в сторону залива. И в тех местах, откуда он уходил, будто в ознобе, на некоторых деревьях дрожали листья, а на других – оставались неподвижными. При этом не было не только что ветра, но и малейшего дуновения.
Какая-то птица, сидя на дереве, у которого листья не дрожали, беспрестанно махала крыльями. Глядя на нее, Старкад Шерстяная Рубашка сказал:
– Должно быть, это птица Хель.
– Нет, не она. Та, которая сидит в Нифльхейме, темно-красная. А эта какая-то серая, – возразил ему Атли Толстый.
– По мне-то она как раз темно-красная, – сказал Старкад.
Оба они, Атли и Старкад, проснувшись, не обнаружили рядом с собой Хельги. И стали его разыскивать.
17
А дело было так:
Раньше всех, едва стал зеленеть от рассвета ночной туман, проснулся Ингвар. Он тут же велел одному из своих охранников, прусу Тирско, разбудить Эйнара и Хельги и привести их в то место, которое он указал.
Когда Эйнар и Хельги явились, Ингвар сообщил им, что ночью он видел сон. Сон этот он им не станет пересказывать, чтобы не терять время. А разбудил он их и пригласил для того, чтобы объявить о том, что накануне ему, Ингвару, не понравился ни план Эйнара, ни план Хельги. Но он не стал им об этом говорить, потому что своего плана у него не было. А ведь известно, что хорошо критиковать чужие предложения, когда у тебя самого есть лучшее. Теперь у него этот лучший план есть.
Ингвар стал его излагать. Эйнар и Хельги внимательно слушали и не перебивали. При этом у Эйнара по лицу вразнобой блуждали брови, опускаясь и поднимаясь. Хельги сначала солнечно улыбался, а затем улыбка его стала грустнеть.
Когда Ингвар кончил говорить, Эйнар сказал:
– Уважаю твою мудрость и твои предчувствия. Но план твой мне явно не по душе. Скажу больше: он мне кажется безумным.
– Мне этот план нравится, – грустно улыбаясь, объявил Хельги. – Истинная мудрость иногда бывает похожа на безумие. Так мне однажды сказал один ирландский монах.
Но Эйнар продолжал возражать, приводя различные доводы. И тогда Хельги сказал:
– Мы зря тратим время. Два человека за план Ингвара. Твой, Эйнар, план отклонен.
Глаза у Эйнара стали желтеть. Но Эйнар сдержался и говорит:
– Насколько я понял, ты, Ингвар, встанешь за островом.
– Нет, ты, Эйнар, – отвечает Ингвар.
– Ну, это уже полная глупость! – вскричал Эйнар.
А Ингвар ему в ответ:
– Нам нужен быстрый и сокрушительный. Сокол для этого не годится.
– Боюсь, что многие могут не согласиться с твоим планом, – продолжал возражать Эйнар.
– Согласятся, если ты им объявишь о нашем общем решении. С тобой, Эйнар, никто спорить не решится, – сказал Хельги.
– План не мой – и мне объявлять? Я не согласен.
– Ты опять один против двоих. Придется тебе согласиться, – сказал Хельги. Улыбка у него вновь стала солнечной.
Эйнар свирепо на него глянул. Но тут Ингвар сказал:
– Хорошо. Пусть каждый объявит своим людям. Но тебе выступать надо как можно скорее. Пока туман на рассеялся.
И к сказанному прибавил:
– Я очень на тебя надеюсь, Эйнар. Конец – делу венец, как говорят франки. А ты среди нас – главный военачальник.
Взгляд у Эйнара перестал быть волчьим. И Эйнар отправился к своим воинам, бормоча под нос:
– Франки говорят… Монахи какие-то умничают…
18
Собрав своих людей, Эйнар велел им не мешкая готовиться к бою. Лучники-финны снесли груз на берег и стали нагружать корабль камнями. Берси Сильный, Бьёрн Краснощекий и Торлак Ревун надели на себя медвежьи шкуры, Грим Копченый и Свейн Рыло – свиные; Гламу Серому и Рэву Косому Эйнар велел надеть волчьи шкуры; а Кетиль Немытый надел войлочную куртку, обшитую металлическими кольцами. Лицо у него отекло и покраснело, он ежился, зубы постукивали.
– Не рано ли расхрабрился? – спросил его Эйнар и усмехнулся.
Бьёрн покачал головой, Глам рассмеялся.
На Эйнаре была одна из тех оленьих рубашек, которые сшила для него зеленоглазая Гунн.
Халльдор Павлин, перед тем как взойти на корабль, расчесал волосы, обрезал и вычистил ногти, нарумянил щеки и подкрасил глаза.
Поднимаясь на борт, Эйнар сказал:
– Сегодня утром на моем копье выступила кровь.
– А я думал, мы на прогулку отправились, – пошутил Логи. Но никто из воинов даже не улыбнулся.
Торир Кеннинг начал читать вису:
Рад вождь прехрабрых,
Прогуляться по морю,
Потешить руку
В игрищах Фрейра.
Постыло герою
Сидеть по светелкам…
Эйнар его прервал и велел замолчать.
– Тут нет ни одного длинного кеннинга, – возразил Торир.
А Эйнар в ответ:
– Нечего читать чужие висы. Молчи. Так ты лучше собственными глазами увидишь, что происходит, и воспоешь наши подвиги.
Отчалив, Большой Волк вышел из Систа-реки и сразу исчез в тумане.
Следом за ним в нем будто растворились пять сойм с ловачами и две лойвы с волхами.
С берега туман уже сполз, и было хорошо видно, как готовятся к бою дружинники Ингвара и люди Хельги.
19
Наскоро подкрепившись, воины с Большого Змея стали осматривать и приводить в порядок оружие. Свипдагр точил секиру по имени Ведьма Брани. Тормод делал новое древко к копью Жало Фафнира. Торир-руг – в команде Хельги тоже был один Торир – прилаживал рукоять к мечу Жернорез, а Харальд Бычий Шип точил своего Змея Раны. Торгаут Высоконогий приделывал ручку к одному из своих щитов по имени Черепица Вальгаллы. Это был белый щит с железным ободом, и на нем красной краской был нарисован дракон.
Торгаут вдруг говорит Горму:
– Смотри! По реке быстро плывет какая-то коряга. Против течения! И ветра вроде бы нет.
Горм и не посмотрел в ту сторону, куда указывал Торгаут. Горм калил на огне дубину по прозвищу Безобразница. У него было с дюжину дубин, но больше других Горм любил вот эту и две другие: Болтушку и Хохотушку.
Мёрд Длинный следил за тем, какими камнями загружают Змея, и отбрасывал те, которые ему не нравились.
Болли Малыш разглядывал свои луки. К нему подошел Ингемунд Звездочет и протянул еще один лук, сказав, что этот лук посылает в подарок Ингвар Сокол. Лук был великолепной работы и очень дорогой. На нем были начертаны руны.
– А что тут написано? – поинтересовался Болли.
– Тебе я прочту. Но больше никому не рассказывай, потому что лук может утратить свою чудесную меткость, – сказал Ингемунд и
