Молот Тора - Юрий Павлович Вяземский
– Молчание – знак согласия. Значит: двое против одного, и мое решение принято, – объявил Эйнар.
Хельги не возразил. А Эйнар похлопал его по плечу и сказал:
– Мне не приходилось видеть, как ты и твои молодцы сражаются на море с настоящим противником. Доставь мне такое удовольствие.
– Ты и на суше нас не видел в настоящем бою, – сказал Хельги.
Не отвечая на это, Эйнар продолжал:
– И еще предлагаю: устроим шумный пир. Пусть наши люди шумят на всю округу. Росы недалеко. Пусть слышат и знают, что мы верим в наши силы и уверены в нашей победе.
– Скорее, они решат, что мы беспечны и неосторожны, – возразил Хельги.
– И это нам тоже будет на руку, – сказал Эйнар.
Тут Ингвар наконец заговорил и сказал:
– Главное, чтобы больше ели и мало пили.
– Ну, это само собой. Обещаю, что прослежу за своими молодчиками, – ответил ему Эйнар.
На том порешили и объявили соратникам и ополченцам.
15
Пировать сели, когда стало темнеть. До этого Вислав и Торкель Кот жарили мясо. Вырыли яму, выложили ее стены досками, уложили туда мясо, затем раскалили на огне большие камни и бросили их сверху на мясо, а яму сверху накрыли другими досками и присыпали землей.
Пиво Гейр Брюхотряс сварил такое, чтобы его можно было много выпить и не утратить рассудка.
Ближе к заливу рассадили людей Эйнара и им приказали как можно сильнее шуметь. Чуть дальше расселись люди Хельги. За ними – Ингварова команда. И возле прибрежных кустов – люди Главного стола во главе с Эйнаром, Ингваром и Хельги.
Ополченцы – словене и весь – сидели в лесу, и с моря их не было видно.
Возле каждой команды горел костер. В его огне освящали рога. У людей с Волка – Сигват Обидчивый; у тех, кто с Дракона – Старкад Шерстяная Рубашка; в команде с Сокола – Дурк Фриз.
Перед началом трапезы воздали почести, как водится, Одину, Тору и Фрейру, и к ним прибавили морского Ньёрда и Тюра Удачи.
В команде Ингвара пили из трех костяных рогов. Воины Хельги – из одного. Люди Эйнара – из двух; берсерки всегда пили отдельно, и рог для них освящал не Сигват, а Бьёрн Краснощекий.
Мясо ели с шомполов, некоторые – с кинжалов.
О том, что ели в лесу словенские и весские ополченцы, в саге не говорится. Но пили они только воду, потому что пить пиво они не умеют, и Адульф им строго-настрого запретил.
Сначала сидевшие с края тихо себя вели. Отар Служанка сердито заметил, что так не годится, потому что велено сильно шуметь. Тогда Бьёрн Краснощекий, который среди берсерков был старшим после Берси Сильного, взял рог и посвятил его богу Браги. По обычаю северных людей, это означало, что следует начать мужскую перебранку.
Бьёрн Краснощекий ее и начал, громкоголосо объявив, что на всем Севере нет лука, который он, Бьёрн, не смог бы натянуть.
Почин его тут же подхватил Кетиль Немытый. Он еще громче заявил, что ежели ему дать напиться бычьей крови, он, Кетиль, не только любой лук натянет, но и самого Ауктая, сильнейшего среди Ингваровых великанов, одолеет в борьбе. Сказав это, Кетиль принялся рассказывать о том, как когда-то он голыми руками на части разорвал годовалого бычка, напился его крови…
Скальд Торир Длинный Кеннинг не дал ему договорить, воскликнув, что главное в мужчине не сила, а сноровка и меткость, и он Торир, не будучи особенно сильным, метко стреляет из лука, быстро плавает и бегает на лыжах.
– Настоящая сила в уме. Я, например, хорошо умею разгадывать сны, не хуже Логи Финна, – похвастался Торгрим Умник и продолжал: – Если сны вещие, это умение может быть даже важнее, чем умение метко стрелять и быстро бегать.
– А я лучше всех вижу вдаль, – объявил Рэв Косой.
Халльдор Павлин и Храфн Злой Глаз заспорили друг с другом о том, кто из них лучше может отыскать среди словен товарных мальчиков, за которых хазары дают высокую цену.
В их шумный спор вмешался Бадвар Зашитый Рот, который ни с того ни с сего вдруг сообщил, что его, Бадвара, гнев никогда не иссякнет, сколько бы ни откладывалось мщение.
– Ну, я-то, пожалуй, попамятливее тебя буду, – возразил Сигват Обидчивый. – Вспомни, какое у меня прозвище и какое – у тебя.
– При чем здесь прозвище?! – вскричал Бадвар.
– Потому что ты, брат, болтун, а болтуны не могут долго хранить в себе гнев, – пояснил Сигват.
Бадвар обиделся. А сидевший с ним рядом Эрлинг Добрый объявил, что, всего лишь раз увидев человека и вглядевшись в него, он, Эрлинг, сможет узнать его после какого угодно времени.
Тут что-то неразборчивое стал рычать Грим Копченый, а потом его брат Свейн Рыло как бы перевел и подытожил:
– Верно говорит. Мы Братья-Кабаны никогда и ни в какой опасности не покидали нашего хёвдинга Эйнара и ни за что его не покинем!
Все стали кивать, и наступило молчание.
Его прервал Гейр Брюхотряс, который сказал:
– Кто сильнее, метче, сноровистей – это мы завтра увидим. А сегодня уже ясно одно: среди поваров нет никого лучше меня!
Радостный хохот ответил ему.
Так хвастались и шумели люди Эйнара. В тишине вечера их голоса, казалось, на многие мили разлетались по заливу: вдаль по воде на север и вдоль берегов, на восток и на запад, за мыс – туда, где, как сказали разведчики, стояли у берега девять боевых кораблей росов.
Сидевшие дальше от воды воины Хельги тоже шумели, вспоминая свои походы по Западному пути, но их голоса были не такими громкими, как у людей Эйнара.
Солнце тем временем больше чем на половину погрузилось в залив, сплющилось, растеклось и стало похоже на красную шляпу с широкими полями. Глядя на закат, Старкад Шерстяная Рубашка сказал:
– У нас в Рогаланде говорят, что это бог Локи пьет воду. А шляпой накрылся, чтобы Один, Тор и Квасир его не заметили.
Помолчали. Потом Скафти Воробей принялся вспоминать и рассказывать, как однажды в Шотландии один старый пикт пытался присоседиться к трапезе викингов, а Скафти его за стол не пустил, пива не налил, но дал кусок мяса. Старик спрятал подачку себе за пазуху и попросил разрешения прочесть благодарственные стихи. Ему разрешили, и он стал читать какую-то вису на своем языке. Едва он заговорил, в глазах у Скафти помутилось, а скоро он и вовсе потерял сознание. Когда же он вновь пришел в себя, то обнаружил, что у него отгнили борода и волосы по одну
