Театр ужасов - Андрей Вячеславович Иванов
– Ах ты черт, – сказал Кустарь и полез его поправлять. – Вот так, вот так, Альвина Степанна, сейчас я вам его поправлю…
Старуха заблеяла:
– Ну-у… бы… гуу… да… бла… на… ху…
Голова Альвины Степанны ослабла, поникла и, продолжая что-то мычать, мягко покатилась… прокатилась по ее телу, одеялу, кровати, с легким искусственным треском упала на ковер и, все так же возмущаясь и ухая, покатилась по полу.
Я обеими руками схватился за стол.
– Блядь, – выругался Шпала. – Ну вы даете…
– Черт! – Кустарь бросился за головой.
– Ой, сорри, – сказал Эркки и захихикал. В его руках вздрагивало и шевелило единственной рукой жалкое тело Альвины Степановны, из которого торчали проволочки и металлический штырь. Это был манекен!
– Аккуратней, обалдуи! – гаркнул Шпала. – Нам сейчас нотариуса принимать.
– Бедненькая наша, – сказала ее подруга, подняла голову с пола, отряхнула, поцеловала и подала Кустарю.
– Да все нормально, Шпалик, – отвечал Кустарь. – Закреплю сейчас получше… Небольшая заминка… Сейчас все будет тип-топ!
– Смотри у меня, чтоб больше таких накладок не было.
– Хотели нашего друга немного разыграть, – сказал Эркки и помахал мне рукой манекена. – Умерла прошлой ночью, – сказал он, будто это могло объяснить этот фарс.
– Да, – подтвердил Шпала. – Неприятная история. Ничего, выкрутимся… Так сколько мы тебе должны?
– Триста, – проговорил я, жалея, что не сказал изначально пятьсот.
Шпала отсчитывал деньги, уже хотел их отдать, как послышался гулкий стук. Я аж подпрыгнул. Удары!
– Закрой дверь, – страшным шепотом скомандовал мне Шпала, и я бросился к замку, взялся за ручку, не зная, как закрыть дверь.
Опять смех. Все смеялись надо мной. Я почувствовал себя дураком. Разыграли, говнюки! Шум шел не от двери. Кровать, на которой полулежали, приделывая искусственную голову к манекену, Кустарь и Эркки, ходила ходуном. Что-то билось под ней, волновалось, что-то ползло, усиливая во мне ощущение дурноты, – ну, что там еще? Из-под кровати показался карлик Тёпин.
– Фу ты, мать моя женщина! – запыхался он, встал, потянулся. – Ох! Дышать там нечем, – сказал он, снимая с усов паутинку. – Хоть бы пропылесосили…
– Да сидел бы уж, нормально справляешься, – сказал Кустарь.
– Как там рычаги? Удобно? – спросил Эркки.
– Да удобно, вот только пыль… – Тёпин нахохлился, как воробей, вжал свою громадную голову в плечи и яростно чихнул. – Ох!..
– А ну, быстро полезай обратно! – топнул на него Шпала. – Нотариус уже едет. Не вздумай там чихнуть!
– Эх, служить так служить, – сказал Тёпин.
– Останешься посмотреть? – спросил меня Шпала, давая деньги. – Или поедешь?
– Поеду, – сухо ответил я.
Елозя ногами, карлик полез под кровать.
Только в автобусе я вспомнил, что не вернул двадцать евро пацану. Вспомнил его приоткрытые глаза, стало не по себе.
На следующий день я нашел в себе силы, преодолел отвращение и позвонил Кустарю; рассказал про ружье, вознаграждение, волка…
– Да, да, – отвечал он, посмеиваясь, он слушал невнимательно и не почувствовал драматизма моего рассказа, он смеялся и отвечал невпопад, – да ерунда, брат, все уладим… конечно, пацану двадцать евро… – Ему было не до меня, не до моих волков. – Тут кое-что интересное намечается… Вот Эркки идет… Эркки!.. – И он передал ему трубку.
С ним я разговаривал, едва сдерживая раздражение. Он слушал меня и тоже посмеивался:
– Ну, что ты завелся?.. Во завелся-то, во дает!.. Да не кипятись ты так! Думаешь, мне нравится тут торчать, с этой куклой? Нет, конечно. Дело надо довести до конца. Дал слово. С другой стороны, слышь, это же прикол! – Он хохотнул. – Такой спектакль! Ты бы видел… – Это меня разозлило. Нет уж, я не хотел смотреть их спектакль. – Да будет тебе. Ты бы умер от смеха! – Я сказал, что больше не поеду в Пыргумаа. Я видел волка. – Ну и что? Подумаешь, волка он видел. Я с живым крокодилом в Африке разговаривал, с крокодилом в обличье человека. Это, я тебе скажу, такой ужас, я удивляюсь, что в штаны не наложил. Он сказал, что, ежели мы не приведем гребаное судно в порядок и не отвезем кое-что куда следует, нас всех съедят, понял! Я думал: все, приехали… И смотри, ничего. У меня второе дыхание открылось! – Я спросил, что они собираются делать с телом Нивалиды. И что будет, если обман выяснится? – Откуда мне знать! Мое какое дело? Я слова выдуваю… Ха-ха-ха! Вчера полчаса нотариуса за нос водили. Это был пик нашего мастерства с Кустарем. Она была как живая, клянусь тебе! Настоящая Хозяйка… Он к ней так уважительно – госпожа Кирс, а мы ему… – Послышался хохот. Долго смеялся. Наконец успокоился и сказал: – Для меня как вентролога это высшее, пик!
Последние кадрыПремьера нашего фильма состоялась в Нарвском колледже Тартуского университета (при поддержке посольства Германии и Goethe-Institut) в рамках панельного обсуждения визуального искусства и политики на большой конференции, посвященной тридцатилетию падения Берлинской стены. Это было похоже на конгресс сектантов, которые то ли праздновали вознесение очередного святого, то ли ожидали пришествия инопланетян, – все выглядели счастливыми. Нам устроили экскурсию по городу, всюду попадались веселые, улыбчивые люди с особым взглядом, будто ускользающим за горизонт. Свежая краска на асфальте и скамейках наводила на мысль, что нас выгуливали по особо отведенным местам.
Мы показывали фильм в числе семи приглашенных документалистов и местных, было еще два немецких, девушка из Белоруссии, был один питерский начинающий режиссер игрового кино с тремя актерами, и один совсем юный (двадцати еще нет) документалист из города Никеля, что на самой границе с Норвегией, его фильм был о детях и милитаристском воспитании. За ним по заданию приехали тролли и гугушки: гугушки во время показа испускали отвратительные вздохи и как по команде бормотали под сурдинку: «враки», «ложь», «пиздеж» или «бляпиздецговнокакое». Досталось всем, тролли активно срывали круглые столы, не давая российским артистам говорить, обвиняли их в искажении фактов и кричали, что ничего такого, о чем те снимают и говорят, сами тролли в российских реалиях не наблюдают. «Вы все врете! Вы все врете!» – скандировали они.
«Везет им, – сказал Кустарь, имея в виду российских режиссеров, – какая команда поддержки! Смотри, успех гарантирован. А на нас никто не обратит внимания».
И он был прав. Все внимание было захвачено гугушками и троллями. Их снимали, а вместе с ними и россиян, на которых кричали гугушки и тролли. Куда бы ни приезжали теперь россияне – киношники ли, художники или литераторы, – я заметил, что к ним всегда особое внимание, от них словно чего-то ждут, как если бы Россия действительно была пупом Земли, где родятся редкие таланты. Насчет кино и прочих искусств не
