Шоссе Линкольна - Амор Тоулз
Если это не церковь, не склад и не бар, то я уже просто не знала, что это может быть. Оставалось только проследить за отцом.
В первую пятницу марта я сварила кастрюлю чили, чтобы не пришлось после думать об ужине. Накормив отца обедом, краем глаза пронаблюдала за тем, как он выходит за дверь в своей чистой белой рубашке, залезает в пикап и отъезжает от дома. Как только он отъехал достаточно далеко, я схватила из шкафа широкополую шляпу, запрыгнула в Бетти и отправилась за ним.
Сначала он, как всегда, остановился у хозяйственного, купил что нужно и скоротал час за беседой с единомышленниками. Затем беседа перенеслась на склад и, наконец, в аптеку, где было немногим больше дел и многим больше разговоров. Женщины появлялись на каждой из этих остановок — заходили по своим делам, но он и двух слов ни одной из них не сказал — я с него глаз не спускала.
Но затем, в пять часов вечера, он вышел из аптеки, залез в пикап и не поехал к бару по Джефферсон-стрит. Вместо этого, проехав библиотеку, он свернул направо, на Сайпресс-стрит, налево — на Адамс и остановился напротив белого домика с голубыми ставнями. Посидев немного, он вышел из машины, перешел улицу и постучал в дверь.
Ему и минуты ждать не пришлось, как дверь открылась. В проеме стояла Алиса Томпсон.
Если я правильно помню, Алисе должно быть не больше двадцати восьми. Она на три курса старше моей сестры и к тому же из методистской церкви, так что у меня не было случая узнать ее ближе. Но я знала то же, что и все: она окончила Канзасский государственный университет, вышла замуж за парня из Топики, а потом он погиб в Корее. Осенью пятьдесят третьего Алиса вернулась в Морген бездетной вдовой и устроилась кассиром в ссудо-сберегательную ассоциацию.
Там это наверняка и случилось. По пятницам отец в банк не заходил, но каждый второй четверг приезжал за зарплатой мальчишкам. И вот однажды он, видимо, оказался у окошка Алисы и был очарован ее скорбным видом. Так и вижу, как на следующей неделе он аккуратно выбирает место в очереди, чтобы попасть именно к ней, а не к Эду Фаулеру, и просто из кожи вон лезет, чтобы завязать разговор, пока она пытается считать купюры.
Я сидела в кабине Бетти и смотрела на дом — вы, может, думаете, что мне было не по себе, или я злилась или возмущалась из-за того, что отец отбросил воспоминания о маме и завел роман с женщиной вдвое младше. Думайте что хотите. Вам это не будет стоить ничего, а мне и того меньше. Но ближе к ночи, когда чили был уже съеден, кухня вымыта, а свет погашен, я встала на колени у кровати, сжала руки и стала молиться. Господи, — шептала я, — пожалуйста, дай отцу моему мудрость быть любезным, сердце быть щедрым и храбрость просить руки этой женщины — чтобы кто-то другой наконец готовил ему еду и стирал его белье.
Так я молилась каждую ночь четыре недели.
Но в первую пятницу апреля отец не пришел на ужин к семи. Не пришел, пока я убирала кухню и готовилась ко сну. Была почти полночь, когда я услышала у дома звук мотора. Раздвинув занавески, обнаружила криво припаркованный пикап с горящими фарами и увидела, как отец плетется к двери. Он прошел мимо оставленного на столе ужина и, спотыкаясь, побрел вверх по лестнице.
Говорят, Бог отвечает на все молитвы, просто иногда отвечает отказом. И, судя по всему, мне он отказал. Потому что, когда на следующее утро я достала из корзины отцовскую рубашку, она пахла не духами, а виски.
* * *
Без четверти два отец наконец допил свой кофе и встал.
— Ну, думаю, мне пора, — сказал он.
Я не возражала.
Как только он залез в пикап и отъехал от дома, я взглянула на часы: в запасе оставалось больше сорока пяти минут. Помыла посуду, привела в порядок кухню и убрала стол. На часах двадцать минут третьего. Сняв фартук, промокнула лоб и села на нижней ступеньке лестницы — там после полудня всегда дует приятный ветерок и легко услышать телефон, звонящий в кабинете отца.
Там я просидела полчаса.
Затем встала, поправила юбку и вернулась на кухню. Внимательно ее оглядела. Комар носа не подточит: стулья задвинуты, столешница протерта, посуда аккуратно расставлена по шкафчикам. Взялась за мясной пирог. Испекла его и снова убралась на кухне. Потом, пусть была еще не суббота, достала из кладовки пылесос и пропылесосила ковры в гостиной и кабинете. Уже было понесла пылесос наверх к спальням, но вдруг подумала, что со второго этажа из-за шума могу не услышать телефон. Унесла пылесос обратно в кладовку.
Посмотрев на него, свернувшегося на полу, на секунду задумалась, кто из нас кому призван служить. Затем захлопнула дверь, вошла в кабинет отца, села в кресло, достала телефонный справочник и нашла номер отца Колмора.
Эммет
Выйдя со станции метро на Кэрролл-стрит, Эммет понял, что допустил ошибку, взяв с собой брата.
Он нутром чувствовал, что не нужно этого делать. Таунхаус не смог вспомнить точный адрес цирка, так что, скорее всего, придется немало пройти, пока они его найдут. Попав внутрь, Эммету придется искать Дачеса в толпе. И потом еще остается вероятность — какой бы ничтожной она ни была, — что Дачес не вернет ему конверт, а начнет снова мутить воду. В общем, правильнее было бы оставить Билли на попечении Улисса — в безопасности. Но как сказать восьмилетнему мальчику, всю жизнь мечтавшему сходить в цирк, что пойдешь туда без него? Итак, в пять часов вечера они спустились с путей по железной лестнице и вместе направились к метро.
Поначалу Эммету было немного спокойнее оттого, что он знал нужную станцию, нужную
