Контузия - Зофья Быстшицкая

Выхоленное для эстетического удовольствия растение — вот первое впечатление. Но тут же, после этой банальной формулы, еще не поставленный, но уже готовый вопрос: почему же она так вооружена, почему так утвердилась в необходимости улучшать себя, почему после свидания с мужчиной, который пробился сюда ради нее, может быть, вынужден был умолять и чем-то рисковать, почему после этого доказательства, что она кому-то очень нужна, уже видны провалы вокруг глаз и рта, почему я подвергаю сомнению первый вариант с почтовой открытки? В подобных местах не надо спрашивать, в таких местах ответы падают сами. Особенно, если кто-то не фигурирует постоянно, не готов на все, как тот мужчина, в том союзе, мимо которого я прошла на лестничной площадке.

Этой пришлось удовлетвориться половинными средствами, и только из этих полуфабрикатов она могла созидать свой женский день насущный. Не так давно она разошлась, без криков и драм, осталась одна с ребенком, и вот ее очередной стоп-кадр жизни. Относились они к так называемым культурным людям, он — человек с именем, с опаской она даже назвала его, боясь, что я тут же его обнародую, в общем, что-то у меня забрезжило. Да, хороший отец, неплохо давал на ребенка, но вот однажды решился продлить себе молодость с девицей на целое поколение моложе его, которая обменяла ценности своего не совсем беззащитного тела на капитал светского положения. Тут уже ничего нельзя было сделать, известно же, мужской всплеск компенсации, так что никаких торгов, никаких сражений между женщинами не было, вся троица держалась на уровне, вся лицемерила! Впрочем, у ботанической особы тоже есть профессия, что-то да значащая, квартира, лучше и не надо, для двоих, а сейчас даже есть некто, кто выкраивает для нее свободные минуты, кусочек пополудни и вечера, кто хочет оградить их для себя, готов на все, хотя, может быть, в результате всего лишь на эти часы, украденные с помощью лжи. Потому что кто-то объявил его своим имуществом, без всяких апелляций, существует жажда тела, но там всего лишь видимость и жажда, куда сильнее физической, — жажда владеть. Владеть человеком, как вещью, на основании гарантированной некогда процедуры, на основании договоренности, которая давно уже пожухла и может служить лишь приложением к документу, оговаривающему ошибку. Но бывает и документом, который не стереть, как высеченные на могильной плите имена двоих. Вот так и с нею, и у нее так же, ты, жанровая писательница, высмеиваемая за мелкотемье. Так и длятся ее потуги в одиночку, хотя она и может придумывать себе кое-какие радости. Уже давно ей предан мужчина, так что не так уж вроде плохо. С нею его нежность, но познала она и слабость, это достоинство, которое хорошо эксплуатировать, которое случается и разбалтывает жизнь. Жизнь в облаке самой доброй взаимной воли, но ведь сколько можно существовать украдкой, в страхе перед кем-то, перед общественным мнением, обманывая ребенка — и виня за это все, за всех, только себя?

Вот такой была наша первая встреча: две чужие женщины до полуночи, в пустом коридоре. И вот такие раскрывшие себя до самых основ, уже окаменелых или грозящих извержением, хотя, разумеется, это явная психологическая фальшь и ни в одном солидном тексте она не может проявиться. Ведь существует же логика развития интимности, это правило разъясняют нам разные умные люди, практики, об этом мы читаем где попало, куда упадет взгляд, было бы желание соответствовать постулатам критики; конечно, есть и бунтари, которым бы все назло, лишь бы ниспровергнуть, лишь бы вызвать литературную сенсацию, но я человек послушный и предпочитала бы писать как надо, ковыряясь в описаниях других и себя, но, господа ученые, бывает и такой вечер на другой планете — и все, к сожалению, идет насмарку.

Молодость нелегко заточить в болезнь, так что сопляки еще время от времени выскакивали в коридор, еще воевали с блюстительницами порядка, а я, человек еще не искушенный, в промежутке между нашими размышлениями вслух, высказала удивление, до чего здесь все перемешалось: погребальные процессии быстрой рысью и молодая жизнь, закованная в омертвение, отбивающаяся от покоя. И тогда очередная изучаемая мной особа, погасив сигарету, сказала:

— Вы ошибаетесь. Тот, кого провезли, еще недавно разговаривал со мной, вот так, как вы. Гулял по коридору, чтобы кости размять, как он говорил, от этого лежания, от сговора врачей, которые из людей невольников делают. Еще несколько дней назад лучше себя чувствовал, даже в туалет сам ходил. Я еще подумала, что преувеличивают тяжесть его положения. А эти невыносимые мальчишки — с ними ведь тоже не так, что кому-то захотелось представить им дополнительные каникулы. Теперь-то я это иначе вижу.

Как раз в это время мимо нас проследовал к дежурной комнатке полосатый юноша в пижамных штанах выше щиколотки, но уже постарше, модно бородатый и даже с интеллектуальной трубкой, прошел и стрельнул на нее глазами, не гася улыбки, вызванной здешним знакомством. И она объяснила:

— У него белокровие, ну, сами знаете, рак крови. И наверное, отсюда уже не выйдет. Вот что я о нем знаю. Больше, чем он сам. Но ведь здесь знают очень много, достаточно хоть немного побыть. — Был такой момент, сразу после этого, когда я ожидала, что и она сообщит мне свои мотивы. Но она только бросила туманную фразу о каких-то «бляшках в крови», об исследованиях и противоречивых диагнозах. И видимо, чтобы не противоречить этой теории знания не о себе, добавила: — Ну, ищут во мне что-то. А то, что я здесь? У моего знакомого есть всякие ходы, вот он и устроил. Может приходить ежедневно, он же врач. Для его жены это дополнительные, поздние дежурства, чтобы не съедала его по кусочку. И никто нам не мешает вот так сидеть у столика. Потому что, правду говоря, нам и встречаться негде. В кафе? Можно на знакомых наткнуться. В парке? Уже осень. А у меня дома ребенок, свидетель обвинения. Вот как оно все. Так что буду здесь, с бляшками или без, пока меня не выбросят. И не смотрите на меня так, не надо…

Я уже умею скрывать любопытство к судьбам при ситуациях — лицом к лицу, я начинаю прибегать к окольным вопросам, это весьма просто, но действенно, и мой актер перед камерой дознания начинает играть самого себя. Но и тогда я не слишком настаивала, зная особенность таких вот мимолетных встреч, пусть даже в этих стенах с ограниченным подбором. А теперь, когда я вновь смотрю на