Репутация - Лекс Краучер
– Кровь на лице ужасно тебе идет, – улыбнулась она.
Томас рассмеялся и, наклонившись к ней, со всей осторожностью поцеловал в лоб:
– Такая милая молодая леди – и такие странные, пугающие пристрастия. Ну что же, пора отвезти тебя домой.
Глава 31
Такого безвкусного приема дом Гэдфортов еще не видел. Хозяевам удалось раздобыть поистине ужасающий экземпляр для своей коллекции – настоящего полярного медведя. Изловили зверя где-то за границей, а чучело из него изготовил знакомый мистера Гэдфорта, судя по всему имевший весьма расплывчатое представление об анатомии полярных медведей, да и животных вообще. Чудовище злобно обозревало бальный зал, приводя в смятение всех, кроме Гэдфортов, обращавшихся с медведем словно с родным сыном, после долгой разлуки вернувшимся с войны. В какой-то момент подвыпившая миссис Гэдфорт принялась угощать чучело вином из своего бокала, а когда мистер Гэдфорт рявкнул, что она «нарушит состав консерванта», шлепнула супруга веером и продолжила свое занятие как ни в чем не бывало.
Присутствие медведя обязывало объявить званый ужин арктическим. В лучших традициях английской смекалки Гэдфорты не стали спрашивать совета у людей, побывавших на Севере, а просто устроили в доме Арктику, руководствуясь собственными фантазиями. Гостям подавали «полярный пунш» причудливого синего цвета, изготовленный главным образом из сидра, квартет музыкантов играл веселые ирландские мелодии, а слуг нарядили в побитые молью меховые шапки.
Миссис Бёртон все это приводило в полнейший восторг, о коем она неустанно сообщала своему супругу и Джорджиане; последняя лишь крепче сжимала бокал и мило улыбалась. Рука еще не полностью зажила, и Джорджиана старалась быть предельно осторожной, помня, что, хотя лонгет уже снят, необходимо беречься. Изредка рука болела, но Джорджиана не могла понять, остаточная ли это боль от перелома или просто воспоминание о нем. Стоило мысленно вернуться в тот миг, когда все случилось, как в желудке немедленно набухал неприятный ком, а в голове начинала крутиться навязчивая мысль: если не приглядывать за рукой как следует, она отвалится.
Джорджиана не вступала в опасные связи со спиртным уже почти два месяца – со дня бала у лорда Хэвертона. Когда хирург ставил кость на место, пришлось свести легкое знакомство с опиоидами, но Джорджиана была твердо уверена: в этом преступления не было. Одного бокала отвратительного гэдфортовского пунша девушке вполне хватило, нужды во втором она не ощущала, впрочем, вряд ли кто-либо вообще мог захотеть еще бокал, единожды попробовав эту зловещую смесь.
– Не хочешь развлечься, Джорджиана? – бодро спросила миссис Бёртон, когда музыканты завели новую мелодию, а гости приготовились танцевать.
– Я, наверное… м-м… еще немного посижу, – ответила Джорджиана, махнув куда-то в угол.
Миссис Бёртон пожала плечами, схватила мистера Бёртона под руку и потащила в толпу танцующих.
Джорджиана, давно не бывавшая на столь людных сборищах, успела изрядно утомиться. Она больше не могла, никому не известная, спокойно коротать время у дальней стены, с бокалом в руке, пока остальные веселятся. После происшествия с Джеремайей Джорджиана сделалась предметом нескончаемых споров и сплетен. Ей достаточно было появиться в дверях, чтобы по всей комнате зашелестели голоса – деликатные, как медведь Гэдфортов. Даже сейчас, когда начался танец, Джорджиана легко могла различить, кто говорит о ней: гости наклонялись друг к другу, обсуждали девушку громким шепотом, а поймав ее взгляд, отводили глаза. Казалось невероятным, что когда-то она стояла в этой самой комнате и сходила с ума от скуки. Сейчас Джорджиана, взвинченная до невозможности, жаждала тишины и покоя.
Поставив бокал на приставной столик, она выскользнула из зала. У Гэдфортов царили такие же потемки, как и во время ее предыдущего визита («Ну в Арктике ведь темно, верно?» – попыталась защитить хозяев миссис Бёртон), но Джорджиана восстановила географию дома по памяти и отыскала знакомые, белеющие в полумраке псевдогреческие колонны.
Это казалось нелепым – после всего, что случилось, снова прятаться в нише в этом кошмарном доме, слушая далекое бормотание гостей и отголоски музыки и всей душой надеясь, что никто ее не найдет. Но вместо невыносимой жажды хоть каких-то событий, терзавшей Джорджиану в прошлый раз, сейчас она ощущала лишь умиротворение от того, что сидит, надежно прислонившись спиной к стене, и точно знает – этим вечером с ней не случится никаких неприятностей. И все, что требуется от нее сегодня, – быть учтивой и, может быть, попробовать «пингвиновый пирог» миссис Гэдфорт (мистер Бёртон его уже попробовал и заверил племянницу, что внутри обыкновенная курятина, каким-то образом выкрашенная в синий цвет).
Услышав шаги, Джорджиана рискнула выглянуть из своего убежища и расплылась в улыбке, увидев, кто приближается к ней по коридору.
– Бетти! – шепнула она. – Бетти! Иди сюда!
– Что такое? Почему ты тут сидишь? – громко осведомилась Бетти.
Джорджиана рассмеялась и театральным шепотом ответила:
– Бетти, тише ты, бога ради! Я прячусь.
Бетти послушно двинулась на голос подруги, зашла в нишу и, самым неизящным образом подобрав подол платья, устроилась рядом с Джорджианой:
– Зачем ты спряталась? Ох, боже, люди все еще болтают? Ко мне постоянно пристают с расспросами, я уже столько раз рассказывала эту историю, но я вечно путаюсь в середине, и, по правде сказать, мне не нравится вспоминать, как жутко у него хрустнул череп… – Бетти поежилась.
Она протянула подруге бокал арктического пунша. Джорджиана поспешно отказалась.
– Да, люди все еще болтают. Но, говоря по справедливости, здесь ведь наверняка на протяжении нескольких столетий не случалось ничего более интересного.
– Нехорошо так говорить, – укоризненно возразила Бетти.
Джорджиана вздохнула:
– Ты, конечно, права. Я взбалмошная и желчная особа, мешаю бедным людям наслаждаться мертвым медведем.
Бетти кивнула, явно довольная нравственным прогрессом подруги.
– Еще болит? – Она мягко тронула руку Джорджианы. – В детстве я как-то сломала лодыжку и приволакивала ногу еще несколько месяцев, а может, даже и год, бабушка говорит, это была такая уловка по выманиванию печенья, потому что, когда я плакала, только печенье и могло меня утешить. Бабушка говорит, что, как только я осознала, что за слезами следуют сладости, я придумала, как добывать больше сладостей… Родители приглашали ко мне врачей, думали, что мне нужен особый корсет. Кажется, они даже хотели позвать священника на тот случай, если моя болезнь душевного свойства! А самое смешное в том, что с нашей собачкой была та же история, то есть священника к ней не звали, вряд ли мама с папой переживали за душу Фифи, но она изображала хромоту ради… ну, знаешь… личной выгоды. То есть печенья.
– Какое
