Пророки - Роберт Джонс-младший
— Кто сказал?
Мэгги указала пальцем на дверной проем, и Самуэль увидел мелькнувшую на улице тень.
— Ага, ты тоже видел. Я по глазам поняла. Значит, и у тебя он есть.
Самуэль все вглядывался в темноту, но тень уже исчезла.
— Что у меня есть?
— Дар. Он передается по наследству. Бывает, целое поколение минует, а все ж таки рано или поздно у кого-то проявится.
— И от кого я его поучил?
— Дак, сдается, от них. — Мэгги обернулась на дверной проем.
Самуэль проследил за ее взглядом. Он ничего не понял. Оставалось надеяться, что Исайя уже переплывает реку. Между двумя обходами только миг.
— Мисс Мэгги, мне…
— Знаю, — улыбнулась Мэгги. — Жаль, да пора.
Прихрамывая, она подошла к нему и обняла. Самуэль напрягся. Испугался, что тень снова оседлает ее спину и схватит его ее руками. Но ничего не произошло, и он, пригнувшись, обнял Мэгги в ответ. Она погладила его по голове и сказала ласково:
— Дурачок. Но если ты все же решил пройти здесь… — Она кивнула в сторону кухни и той двери, что вела направо. Потом вдруг осеклась. — Знаешь, ты мне напоминаешь кой-кого. Сам себя он кликал Айо, а тубабы звали его Даниэлем.
Услышав первое имя, Самуэль улыбнулся. Показалось, что значит оно нечто важное.
— Славная ты, мисс Мэгги, — снова обернулся он к ней. — Всегда такой была.
И с этими словами вошел в кухню.
За кухней потянулись другие комнаты. Самуэль медленно шел в темноте, напрягая глаза, чтобы разглядеть, сколько тут всякой всячины. Назначения многих вещей он даже не знал. А сколько зеркал! Это, впрочем, неудивительно. В одно из них он даже заглянул. И на мгновение ему показалось, что оттуда на него глянули два лица. Может, второе — это лицо его матери?
Он поднялся по лестнице, свернул в коридор. По стенам, то вырастая, то уменьшаясь, плясали тени. Тимоти объяснил ему, где находится его комната, и Самуэль легко нашел ее. А войдя, сразу же увидел хозяина — тот стоял в темноте перед дверью, обнаженный, как в день творения. Самуэль едва не выронил лампу.
— Не знаю точно, когда вернется отец, но думаю, скоро, — улыбнулся Тимоти. — Он не взял с собой Джеймса, так что, скорее всего, надолго не задержится.
Он привлек Самуэля к себе и поцеловал его в губы. Самуэль дернулся. Слишком уж это было похоже на ловушку. Заметив его испуг, Тимоти медленно отстранился.
— Думаю, раньше тебе на такой лежать не доводилось? — Он кивнул на кровать. И заметив, что лед сломан и выпуклость у Самуэля в штанах уже не спишешь на игру теней, снова шагнул ближе. — Верно? — шепнул он ему прямо в ухо.
Самуэль покачал головой.
— Иди сюда.
Тимоти подвел его к кровати.
— Лампу можешь поставить вот сюда. — Он указал на столик под окном.
За стеклом ровным светлым полукругом сияла луна. Раньше Самуэль и не замечал, что у Тимоти кожа того же холодного оттенка. Что, если оттуда и явились все тубабы? — вдруг пришло ему в голову. Свалились случайно, или кто-то изгнал их в наказание. Тогда ясно, отчего они такие злые — просто тоскуют по дому.
Самуэль глянул в зеркало, стоявшее в углу спальни. Исайя как-то предположил, что он может быть похож на свою мать. С тех пор, приходя на реку, Самуэль всегда внимательно рассматривал свое отражение. Но видел в воде только собственное подернутое рябью лицо. Может, это от нее он унаследовал ямочки, что появлялись на щеках, когда он улыбался? Никогда бы не подумал, что мать может прятаться в улыбке. А приплюснутый нос, должно быть, достался ему от отца вместе с нетерпеливостью и упрямой жаждой любви.
В зеркале лицо его отражалось куда четче, чем в воде. Самуэль вгляделся в него. В глазах что-то мерцало — точно не слезы. Может, воинственность или дикость? Да, порой он вел себя как дикарь, но чаще всего эту часть натуры приходилось прятать, отодвигать в сторону. Особенно в те моменты, когда требовалось быть нежным. Или хитрым.
Интересно, как выглядел его отец? Заставили ли его силой соединиться с матерью в каком-нибудь Блядском Домике? Некоторых ведь заставляли. А вдруг они сошлись по доброй воле? Касались друг друга неловко, нерешительно, отводя глаза, но все же с улыбкой на губах? Свободные, насколько это возможно в таких обстоятельствах. Вот как они с Исайей.
Если Самуэль не знал чего-то, он всегда старался это придумать. Отца своего он мысленно окрестил Стюартом — слышал, как Пол однажды обращался так к своему другу. Имя это Самуэлю сразу понравилось, оно звучало, как плевок в лицо. А отец ведь наверняка плюнул в лицо своему хозяину, потому и исчез из его жизни. Да, непреклонность он, наверное, унаследовал от Стю. Хотя выжила из них двоих, скорее всего, мать.
— Знаю, ты не такой застенчивый, как кажешься, — сказал Тимоти, выводя его из задумчивости. — Однажды ночью я видел вас с Исайей.
Самуэль поежился. Лезвие краем впилось в спину.
— Раздевайся, Самуэль. Или мне звать тебя Сэм? Подойди и ляг со мной.
Самуэль медленно стащил рубашку. Тимоти пробрала дрожь.
— А кожа у тебя не такая, как у Исайи, — пробормотал он, завороженно разглядывая его и поглаживая себя по щеке. — Он раз сказал, что лиловый — его любимый цвет. Я тогда подумал, что он просто за мной повторяет. — Он слез с кровати и направился к Самуэлю. — Представляешь, на Севере зимой идет снег. Ты знаешь, что такое снег? Видел когда-нибудь? Нет, наверное. Здесь такое редкость. — Тимоти погладил Самуэля по груди. — Так бывает, когда на улице очень холодно. Дождь замерзает и сыплется с небес крошечными комочками хлопка. Красота невероятная! Снег ложится на землю, и становится очень тихо. А дети как его любят! Смеются, играют, бросаются друг в друга снежками. Но вот ходить по нему трудно. Бывает, повозки даже проехать не могут. Собственно, дороги-то и не видно, все под снегом. Кажется, что весь мир окрасился в белый. И во всем такое умиротворение. — Он тронул пальцем пупок Самуэля. — Но проходит несколько
