Кто виноват - Алессандро Пиперно
В этом, по крайней мере, у меня было преимущество перед дядей Джанни: ничего из того, что мне предстояло пережить, не могло быть хуже оставшегося за спиной. Но если это правда, то почему в минуты, когда меня вновь терзали мысли о них, я так скучал по маме и папе? И мне было до того больно, что я умолял небеса, чтобы надо мной провели хирургическую операцию и навсегда вырезали из сердца память о них.
Вот почему оказаться vis-a-vis[89] с Софией Каэтани стало для меня страшным потрясением. С одной стороны, я трепетал при мысли, что она меня узнала; с другой, учитывая свое состояние, не мог не рассматривать ее как своего рода посланницу, как одно из полубожеств, которых так любила классическая мифология и которые путешествуют между царством живых и царством мертвых. Конечно, невозможно было не заметить иронии в происходившем. София Каэтани, которую я помнил, никогда бы не заговорила с неловким пареньком, у которого только появился первый пушок. В этом и заключалась ирония: чтобы заинтересоваться мной – если, конечно, ее интерес был искренним, – Софии пришлось дождаться, пока я надену маску. И этого мошенника самая желанная девушка в школе, воплощение привлекательности, только что наградила комплиментами. Именно ему она предложила романтический побег посреди учебного дня.
И все же следовало быть начеку. Хотя с началом новой жизни я обнаружил, что веду себя с девушками куда непринужденнее, чем мог мечтать три года назад, моей непринужденности не хватало на то, чтобы покорить столь труднодоступную вершину, как София Каэтани. Впрочем, даже очистив репутацию от шлака прежней жизни, я не был уверен, что проделал это достаточно тщательно, чтобы привлечь внимание капризной красавицы из высшей лиги. В общем, сказал я себе, стараясь справиться с паникой, если я действительно хотел выяснить ее намерения, оставалось продолжать игру.
– Ты права, – согласился я, притворяясь веселым. – К черту математику! Подозреваю, у тебя готов план побега.
Если в этом состоял план, он прекрасно сработал: София проплыла перед парой стороживших вход привратников со столь царственным видом, что нас не осмелились остановить.
Она поинтересовалась, где я живу. “Здесь, за углом. – сказал я. – А ты?” Разумеется, мне это было прекрасно известно. Унаследованный от предков дворец, не уступавший величественностью и дряхлостью нашей школе, занимал целый квартал у барочной площади на противоположном берегу; кто-то рассказывал, что бельэтаж больше походил на картинную галерею, чем на частное жилище; согласно тому же источнику, там вели образ жизни, достойный династии, которая подарила христианскому миру папу, двух вице-королей и целый полк кардиналов.
Теоретически, наблюдая ее растерянность, я должен был испытать облегчение. Обычно такие чувства не мучают подобных девушек, должен был сказать я себе. Жаль, что меня встревожило именно исключение из столь ободряющего правила. По сути, главное было сделано. Она сама подошла ко мне, сама подтолкнула нарушить строгий школьный запрет – в общем, без малейших колебаний заставила вытворить невесть что. Стоило ли теперь, когда цель достигнута, думать о неприятностях? Что ей взбрело в голову?
– Не знаю, можно ли тебя об этом спросить… – внезапно произнесла она тоном человека, который готовится сказать что-то важное.
Ага, вот и оно, подумал я.
– О чем?
– Как твоей маме удалось спастись?
Я почувствовал, что вспыхнул, словно неизвестно откуда прилетевший горячий ветер принялся дуть, обжигая ледяной, хотя и солнечный поздний зимний день. Я замер посреди улицы, потрясенный, словно София, произнеся злое заклинание, сорвала с меня одежды. Я не ошибся. Эта прекрасная коварная девушка играла со мной, как кошка с мышкой. Она все знала и просто хотела меня помучить. Теперь меня разоблачат? Как раз в тот день, когда мой обман достиг невиданных высот? Придется переходить в другую школу? Что подумает обо мне дядя Джанни? Он тоже от меня отречется?
– В каком смысле? – спросил я еле слышно.
– Нет, ладно, прости. Я вижу, что тебе неприятно. Клянусь, я не хотела. – Она действительно выглядела расстроенной, и я успокоился. – Давай сменим тему. Ох уж это мое дурацкое любопытство.
– Да нет, ну что ты. – Я уже почти пришел в себя. – Просто я не понял вопроса.
– Точно?
– Точно.
– Я думала… раз твоя мама потеряла родителей при таких ужасных обстоятельствах, а ты сейчас… Ну, в общем, мне стало интересно, как ей удалось спастись. В то время она должна была быть совсем маленькой. Вот и все. Просто ужасно любопытно. Но если не хочешь, можешь не…
Вот чего я добился, нарушив основополагающие принципы обмана, правила, которых все эти годы я строго придерживался: не высовываться, ни сообщать ничего конкретного, не давать возможность подловить себя на противоречии.
Увидев ее растерянность, я повеселел: только опытная актриса или психопатка на последней стадии могла настолько правдоподобно симулировать смущение. Я объяснил ей, что да, действительно, маму в последнюю минуту успели вверить заботам тети. Странно, но правда неожиданно помогла спасти мою ложь: то, что я только что сказал, было лишь отчасти неправдой. Никто не оспорит то, что мама, оставшись сиротой при ужасных обстоятельствах, нашла приют у добросердечной тети. То, что это произошло перед самым совершеннолетием, спустя несколько лет после геноцида еврейского народа, не имело значения.
Чтобы избежать дальнейших опасных вопросов, которые бы заставили меня снова врать, я выдал еще одну печальную правду, стараясь обойтись без неправдоподобных деталей, которые, как я уже догадался, породили бы очередную неприятную двусмысленность. Я сказал, что мамы тоже уже нет с нами. Вздрогнул при мысли, что впервые говорю о ней с кем-то, а не сам с собой. Я не мог не заметить, что мамин призрак решил вернуться из мрака, куда я его сослал, и показаться именно сейчас, перед незнакомкой, – в придачу ему, бедненькому, пришлось пробираться через чащу дурацких выдумок. Если правда то, что родители усложнили мне жизнь, сейчас они за это расплачивались, причем с процентами.
Выбранная стратегия оказалась эффективной. София растерянно улыбнулась и еле слышно пробормотала: “Мне очень жаль”. Не стоит недооценивать соблазнительной силы пафоса. При определенных обстоятельствах он действует на людей со страстным темпераментом как заклинание. София Каэтани оказалась совсем не такой, какой я воображал ее в годы, когда она была излюбленным предметом моих эротических фантазий. Словом, девушка, рядом с которой я шел – одетая, как всегда, нарочито небрежно, длинные тонкие волосы цвета карамели, маленький ротик
