Тут мой дом - Эльчин Сафарли
В сказках, которые мы с тобой читали, все иначе. Это красивые, трогательные истории, но жизнь устроена сложнее. Зато она намного увлекательнее сказки. В ней больше несовпадений. По мне, так даже интереснее.
Я тебя обнимаю.
Бабуля».
12. Чувствую себя счастливой
Опадающие по осени листья инжирного дерева – в детстве для меня не было природного явления печальнее. Мне хотелось, чтобы они, как кипарисы на Приморском бульваре, круглый год оставались зелеными. Чтобы лето в них продолжалось и в холода.
Листья инжира до конца не высыхают, опадают полужелтыми. Они до последнего сопротивляются переменам, черешками хватаясь за солнце. Точнее, за воспоминания о лете, которое течет по их невидимым венам.
Помню, когда впервые увидел Кормильца без листьев. Мне было пять; запомнил дату на настенном календаре – двадцать четвертое ноября, воскресенье. Мы приехали с дедушкой на дачу, а веранда усыпана инжирными листьями: наполовину желтыми, вялыми, сырыми после дождя.
«Вон виноградники с гранатами давно голые, а Кормилец и все инжирники до последнего держались, оставались с листьями. Будто для них это дело чести», – дедушка собирал листья в мешки, но не сжигал, а накрывал ими корни.
Я помогал собирать листья, сдерживая слезы. Мне казалось, что Кормильцу было больно расставаться с тем, что украшало его. Я обнимал дерево, отвернувшись от дедушки – не хочу, чтобы видел мои слезы. Он расстраивался, когда расстраивались мы. «Вон как обнимаешь, соскучился, да?» Я кивал, не в силах говорить.
Кормилец чувствовал мою печаль; дерево теплело, будто весь день грелось под июльским солнцем – так оно обнимало меня в ответ. Скоро весна, листья вернутся, потом лето…
С приходом ноября бабушка меняла наши спальные пледы на одеяла из овечьей шерсти. В конце лета она просушивала их на солнце. Ей помогал дедушка, перетаскивал тяжеленные одеяла во двор из дальней комнаты (где они все лето лежали на сундуке стопкой до потолка), раскладывал по перилам веранды.
Бабушка поручала нам следить, чтобы коты округи к ним не приближались. «Я пол-лета мыла шерсть, сушила, трепала, стегала. Не хватало еще, чтобы донжуан со двора Зохры их пометил. Мальчики, глаз да глаз, иначе зимой будете спать под сырым, холодным, да еще и попахивающим кошачьей мочой». Мы фукали, бабушка смеялась и уходила доваривать инжирное варенье, а мы с братом отгоняли кошек и птиц от веранды. Дедушка временами подходил, переворачивал одеяла и курил на расстоянии от бабушкиных сокровищ.
Солнце прогревало шерсть одеял щедрыми лучами, ветер с моря пропитывал ароматом соли, горячих скал, дикого шалфея – эти запахи сопровождали нас всю зиму.
У меня одеяло было цвета спелого инжира, у брата – темной оливы. Под ними тепло и не страшно. Даже голые ветки платанов, коварно раскачивающиеся за ночным окном, не пугали: ты окутан силой, которая не отгоняет страхи, а помогает их принимать – без них не бывает любви.
Зимние ветра сносили не только крыши, но и здоровенные тутовники. Отряд сваленных деревьев – привычная после ураганов картина. Жители распиливали их на дрова.
В дни сильных ветров, в тепле бабушкиного одеяла, я спал в тревоге о Кормильце – он там один, без нас, противостоит шторму, впиваясь корнями в глинистую землю. Колкая метель обдувает его, срывая последние листья.
Бабушка, заметив мое состояние, обеспокоилась: «Неприятности в школе?» Я поделился с ней переживаниями, которую ночь не дающими спать. «Во-первых, без ветров Апшерон не был бы Апшероном. Деревья тут свыклись с ветрами. Во-вторых, Кормилец не один, Амир, с ним дом, виноградники, оливы. А еще он опирается на веранду, крепкую-прекрепкую: ты бы видел, как дед заливал бетоном ее основание – не снесешь никаким ветром».
«Бабуль, почему нам ты шьешь одеяла, а Кормильцу нет? Это нечестно». Она задумчиво помолчала, потом ответила: «А ты прав. Собирайся, поедем на рынок, купим ткани плотной, водоотталкивающей». Я побежал одеваться. Потерпи, Кормилец, еще немного, и тебе будет тепло!
Мы ехали в переполненном Семнадцатом автобусе, нам уступили место, бабушка посадила меня на колени, и мы смотрели в окно, на наш город ветров, такой маленький и большой одновременно.
Именно в те минуты, в шумном автобусе, я ясно почувствовал, как много значит для меня бабушка. Единомышленник, друг. Я говорил с ней без опасения быть непонятым. А если она все же меня не понимала, то откликалась на это с нежностью.
Старался быть ей другом. Скорее всего, у меня получалось плохо. Я был мал, чтобы понять человека, прожившего почти семьдесят лет. Когда не мог поддержать словами, обнимал.
Одеяло для Кормильца бабушка сшила быстро, хотя думала, что дело затянется.
«Не работала с такой тканью, и швейная машинка барахлит. Но чудеса, управилась за два вечера. Когда что-то делаешь с любовью, все получается, пусть и не с первого раза. Посмотри, какая вышла красота. А цвет какой! Одна часть желтая, другая голубая. Солнце и море. Обернем ствол, перевяжем вот этими нитками, они прочные и щадящие одновременно, не повредят кору, не дадутся ветру».
Решили в воскресенье поехать на дачу, утеплить Кормильца. «А пока спать, утром в школу. Завтра же вторник? Шесть уроков!» Ночь я проспал под одеялом Кормильца.
Утром, пока я завтракал перед школой, мама включила радио (она начинала день с музыки и крепкого несладкого чая), женский голос передавал прогноз погоды. «Начиная с вечера среды на Апшеронском полуострове ожидаются осадки, местами интенсивного характера, возможен мокрый снег. Порывистый северо-западный ветер». От услышанного я выронил бутерброд с вишневым джемом, он отпечатался бордовым пятном на белой плитке пола.
Я вскочил и с криком ворвался в бабушкину комнату: «Завтра утром надо ехать! Мы должны успеть! Иначе он…» Бабушка застилала кровать. Балконная дверь была открыта, сквозь белый тюль светило солнце, автомобильный шум смешивался с карканьем грачей. Не верится, что завтра снег.
«Куда успеть? Что успеть, сынок?» – переполошилась бабушка. – «Бабуль, по радио сказали, что завтра вечером пойдет снег. Утром едем на дачу, как раз деда тоже там, укроем Кормильца. Не пойду в школу, не заставите. А если заставите, сбегу с уроков».
Мы вернулись на кухню, продолжили завтрак. «Не надо никуда сбегать. Завтра первой же электричкой поедем на дачу». Брат уплетал бутерброд. Он не любил зимнюю дачу и ехать с нами не захотел.
…Мы возвращались в город, погода портилась, ветер сгонял синие тучи в тяжелый купол. Я чувствовал себя
