Человек обитаемый - Франк Буис
Сара взяла с сына обещание никогда не иметь в доме часов, не носить их на руке, утверждала, что время ей подсказывают животные. Ни в коем случае нельзя доверять солнцу, как и всему, что ярко блестит. Она говорила, что время — чудовищное изобретение, худшее из всех, сделанных людьми, что все люди глупы, когда пытаются догнать то, что толкает их вперед, что не стоит пытаться измерить жизнь всякими побрякушками — лишь это залог здравого ума. Она говорила, что мир каждого человека окружен колючей проволокой, и если вдруг та порвется, нужно всеми силами ее починить и укрепить.
Вот что Сара произносила вслух в течение своей жизни. Может, еще кое-какие слова, о которых Калеб вспомнит позже. Он научился у матери всему: и мыслям, и жестам. С тех пор он цитирует Сару и повторяет ее движения, чтобы не думать о смысле этих фраз.
Каждую ночь.
Калеб жалеет, что не поджег ферму Прива сразу же после смерти старухи, пока внутри никого не было. Вид бы стал куда приятнее. Теперь придется уживаться с чужаком, который, похоже, не собирается сливаться с его, Калеба, окружающим миром. Он еще попляшет — это точно. И Калеб не станет облегчать ему жизнь.
Когда тот парень курит на заднем дворе с респиратором на груди и торчащими на колышке перчатками, можно подумать, будто хирург вышел на перерыв между операциями. Он наверняка догадывается, что Калеб рядом и ничто не ускользает от него. Что этот чужак тут забыл? Может, он выкупил ферму и решил превратить ее в деревенский дом. Если так, на следующих же школьных каникулах тут появится целое семейство. Помимо этого парня, Калебу придется терпеть крики любопытных детей, которые непременно полезут на его территорию, привлеченные скотом и собакой. Ни за что в жизни он не смирится с подобным вторжением. Он скорее выкопает яму, прикроет ее листвой, воткнет в землю колья и расставит вокруг дома капканы. Никто не проникнет в его владения, не заплатив кровью. Если понадобится, он будет караулить у окна с заряженным ружьем под рукой. А если вдруг убьет оккупанта, то непременно повесит его труп на дереве, на самом видном месте, чтобы другим неповадно было. В любом случае чужак довольно быстро поймет, что безнаказанно пересечь границу не получится. Хотя, может, Калеб ошибается: нет никакой семьи, парень долго не выдержит и скоро уберется прочь. А пока фермер постарается с ним познакомиться — по-своему. Надо узнать, с чем он имеет дело.
Подходящий момент выпал на раннее утро: мужчина уехал на машине. Нельзя терять ни минуты. Калеб оставил дома спящего пса, побежал по тропе, перепрыгнул через ограду и приземлился на птичий двор чужака. Снова начался снегопад. Калеб обогнул дом, добрался до входной двери и толкнул ее. Не заперто. Калеб вошел. Интерьер оказался таким же, как у него, только больше мебели и меньше пыли. Внутри тепло, огонь приятно потрескивает в печи. Чужак не сильно изменил обстановку. Если старуха вдруг восстанет из мертвых, то найдет здесь все прежним, даже стул, чтобы сесть. Может, кстати, она иногда так и делает. Может, даже Прива и его вдова тут встречаются, чтобы скоротать время. Калеб знает: долгая жизнь на одном месте оставляет следы, принимающие вполне реальные формы, которые воплощают дух и тело его обита тел ей, причем первое переживает второе. Одно без другого невозможно. Он-то это знает.
Калеб изучил комнату рядом с кухней. На столе — перьевая ручка и блокнот, от крытый на первой странице. Пусто. Два письма — одно адресовано Гарри Пердьену от служб электричества и водоснабжения Франции. Никаких личных вещей. Забавное имя: Калеб никогда не думал, что ему на жизненном пути повстречается Гарри.
Стена отчасти заставлена шкафами с выстроившимися на полках книгами. Калеб не знает имен, следующих в алфавитном порядке: он никогда не читает, даже газет. В самом низу стоят картонные папки с неразборчивыми названиями на корешках. Также там, сбоку, с десяток экземпляров одного и того же романа — «Черный рассвет». Автор — не кто иной, как Гарри Пердьен. Одна из этих книг лежит на столе, раскрытая на первой странице. Калеб прочел: «Я хотел умереть в возрасте пяти лет, думая, что, по крайней мере, с этим будет покончено».
Глядя на прилипший к окну туман, Калеб спросил себя: что за человек может написать о ребенке, задумавшемся в пять лет о смерти? «Бред», — пронеслось у него в голове. Ведь если бы Калеб задумался о таком, он бы уже лежал под землей, ровно в эту минуту. Что за человек думает о себе, призывая смерть? Хорошая новость: чужак живет один. На полках нет фотографий ни женщин, ни детей.
Калеб перебрал в голове все последствия, которые может повлечь за собой приезд этого парня.
Вокруг раздавался шум, словно ветер поднялся в лесу и деревья затрещали. Сквозняки в старых домах — это невидимки, перебрасывающиеся затвердевшими фразами. Похоже, старуха была из болтливых — очень болтливых, Калеб об этом кое-что знает. Наверняка ей есть еще что рассказать, теперь, когда она не одна.
Калеб отогнал мысли прочь и поспешил осмотреть вторую комнату рядом с кабинетом. Спальню, которая раньше принадлежала Прива, писатель превратил в свою, с кроватью, которая раньше принадлежала Прива, с тумбочками Прива и шкафом Прива. На одной из подушек лежит книга с загнутыми страницами и заложенным внутри карандашом — единственная вещь, выдающая присутствие писателя. Калеб не знает, сколько времени у него осталось. Он не хочет, чтобы его застали с поличным, покидает комнату, пересекает кухню и выходит прочь.
Мороз усилился. Снегопад утих. Калеб перепрыгнул через ограду и, не торопясь, поднялся по тропинке. Тут его никто не увидит, да и приближающуюся машину он бы уже услышал. Небо висит низко. Вот уже несколько дней подряд Калеба преследует ощущение, что солнце отдалилось от земли. «До каких пор мы будем погружаться?» Возможно, однажды он уйдет настолько далеко от своей берлоги, что не найдет дорогу обратно — и тогда наступит вечная ночь.
Гарри
Вернувшись из деревни, Гарри
