Райгород - Александр Гулько

Не поняв и половины сказанного, Гройсман растерялся. Не зная, что сказать и к кому из двоих обращаться, произнес:

– Тетя умерла… И Рая, и Паша… Вы знаете?

В трубке повисло молчание, следом послышался нервный шепот.

Потом, четко выговаривая каждое слово, Фира сказала:

– Конечно, знаем! Мы же вам звонили! Вы забыли? Земля им пухом… Наши соболезнования! – После чего помолчала и уже обычным тоном продолжила: – Помню, когда моя тетя болела…

– Я слышал, тетю Риву в Райгороде похоронили? – перебил Фиру муж.

– Она так просила… – сказал Гройсман. – Кстати, недалеко от твоей мамы.

– Понятно… – проговорил племянник. И тут же спросил: – А как там мамина могила? Там порядок?

– Ты у меня спрашиваешь?! – неожиданно вспылил Гройсман. – Можешь приехать и посмотреть! Заодно ограду покрасишь! Это ж мама твоя!

– Приедем! – сказала Фира. – Обязательно! Вы там держитесь, дядя Лева. Хорошо?

– Да, держитесь! – согласился племянник. – А главное, не нервничайте…

Обещание приехать и пожелание держаться Гройсман уже не слышал. Не в силах сделать два шага до аппарата, он положил телефонную трубку на стол и обхватил голову руками. Раскачиваясь, думал, что нет в мире человека, который ненавидит все эти глупые и пустые телефонные разговоры сильнее, чем он.

«Когда-то все жили рядом, по соседству, – говорил себе Гройсман, – каждый день виделись, интересовались делами, рассказывали друг другу новости, помогали. А главное, понимали друг друга. Почему? А потому, что говорили на одном языке, слова какие-то находились человеческие… А сейчас – черт знает что! Эти из Сибири звонят, те – из Израиля… Что думают, неизвестно, что говорят, непонятно, что делают – вообще уму непостижимо!» И вдруг, сам не понимая зачем, Гройсман встал и резко выдернул телефонный шнур из розетки.

В те горькие времена Лина и Нюма часто бывали у деда, старались не оставлять его одного. Приходили через день, по заранее согласованному между собой графику.

– Дедушка, – нарочито бодрым голосом интересовалась Лина, – как ты?

Гройсман поднимал на внучку красные воспаленные глаза и молча пожимал плечами.

– Сварить тебе суп? – предлагала Лина.

– Какой? – почти безразлично интересовался Гройсман.

– Французский! – однажды сказала Лина. – Фридка рецепт дала.

– Фридка? Ну, свари.

Намусорив и испачкав плиту и стол, Лина сварила. Получилась небольшая кастрюлька подозрительного густого варева. Наскоро и неопрятно прибравшись, Лина спросила:

– Сейчас налить?

– Я потом покушаю, – ответил Гройсман.

Дождавшись, когда Лина ушла, он тот суп вылил. Точнее, выбросил. Вместе с кастрюлей.

На другой день приходил Нюма.

Первым делом направлялся в уборную. Однажды вышел оттуда и сказал:

– У тебя защелка в туалете сломалась. Починить?

– Почини… – согласился Гройсман.

– Завтра принесу инструменты, – пообещал внук.

И не принес. Ни завтра, ни послезавтра. Гройсман ему не напоминал. «От кого мне закрываться?» – пожимал он плечами.

Со временем Лина и Нюма стали приходить реже. Уже не ежедневно, а раз или два в неделю. И то – больше от стыда, чем из душевного порыва. Ну и, конечно, чтоб соседи не осуждали.

– Не обижайся, времени нет! – говорили они дедушке. – Но ты звони, если что!

Гройсман не понимал, что значит «если что». Он считал, что «если что» уже наступило, оно держит его мертвой хваткой за горло, сжимает, словно в тисках, его сердце, не дает дышать… И когда уже не было сил это вынести, он звонил.

– Але! – кричал он в трубку. – Лина?

– Да, дедушка…

– Лина?

– Я слушаю, дедушка! Говори…

– Ну, шо слышно? – стараясь скрыть боль, задавал он вопрос.

– Все хорошо! Что у тебя? – скороговоркой отвечала Лина.

– Я знаю… Вчера ходил на базар, видел там…

В это время Веня подавал жене знаки: мол, не занимай телефон. Он ждет важного звонка. Лина понимающе кивала и говорила в трубку:

– Дедушка, что-то нужно? Але… Ты извини, мы торопимся, в гости уходим!

– В гости? Слава Богу! Гэй гезинтэрэйт… – говорил Гройсман и клал трубку.

Услышав короткие гудки, Лина говорила: – Не понимаю, чего он обижается! Мы и так делаем все что можем!

Через десять минут Гройсман звонил Нюме. Трубку брала Мила.

– Нюма дома? – спрашивал он, едва поздоровавшись.

– Да, Лев Александрович, здрасьте! Сейчас посмотрю… – И через мгновение: – Он в туалете!.. Как вы? Как давление? Как пульс? Вы таблетки пьете?

– Желтые? Пью…

– Желтые – утром. А вечером – белые. Одну маленькую, другую большую.

Гройсман хотел сказать, что все таблетки кончились еще на прошлой неделе. Он просил Нюму сходить в аптеку, но тот, видно, забыл. Или не успел… Сейчас Нюма возьмет трубку, и он ему напомнит.

– Не перепутайте! – продолжала Мила.

– Хорошо, не перепутаю, – ответил Гройсман. – Что у вас слышно? Как успехи?

– Нормально…

– На работе?

– Нормально…

– Здоровье?

– Нормально…

– Как твои мама с папой?

– Нормально…

– Нюма еще не вышел с туалета?

– Нет, Лев Александрович. Может, ему что-то передать?

Гройсман хотел сказать: «Как выйдет, пусть перезвонит». Но произнес:

– Передай, чтоб кушал чернослив, помогает от запоров! – И положил трубку.

Но внуки на него не обижались. Проходило несколько дней, и они опять звонили, а то и приходили. Особенно когда нужны были деньги. Тем более что дед им никогда не отказывал.

В какой-то момент Гройсману показалось, что Лина и Нюма со своими благоверными стали являться чаще и просить больше. Он спросил, почему они так много тратят. И главное, на что? Узнав, что преимущественно на одежду, не на шутку рассердился:

– На шмоты?! Зачем вам столько тряпок? – кричал он. – Чтоб потом выбрасывать?

– Мода меняется… – сделав неопределенный жест, сообщила Мила.

– Что это значит?! – не понял Гройсман, проследив за ее руками.

– Ну хорошо, порвалось… – предложил другое объяснение Нюма. И, отогнув полу пиджака, показал надорванную подкладку.

– Как это – порвалось?! – расширил глаза Гройсман. – А зашить, заштопать, перелицевать?.. Костюмы вообще не надо покупать! Костюмы надо заказывать у портного! – И, брезгливо потрогав лацкан Вениного пиджака, презрительно спросил: – Шо это за ткань?

– Кримплен, Лев Александрович. Импортный. Не мнется, форму держит… – подчеркнуто терпеливо ответил Веня.

– Шоб держало форму, Бронзовицер вшивал конский волос. Давал двадцать лет гарантии! А это, – Гройсман опять показал на Венин пиджак, – дрэк!

Веня хотел что-то ответить, но Лина его остановила. Чтоб не расстраивать дедушку, примирительно произнесла:

– Хорошо, дедушка, учтем…

Гройсман перевел взгляд на Лину. На ней было модное джинсовое платье. Новое. Раньше он его не видел.

– Вот интересно, – спросил он, – сколько надо женщине платьев, а?

Лина снисходительно улыбнулась. Не обращая внимания на ее улыбку, Лейб сам себе и ответил:

– Три! Одно для дома, другое – в гости, третье – в синагогу. У вашей бабушки было три платья.

Лина и Мила в недоумении переглянулись.

– Но после сорок шестого года