Высохшее сердце - Абдулразак Гурна
Он не сделал попытки прикоснуться к ней. Теперь его лицо было совершенно невозмутимым, без всякого намека на улыбку, и, сказав то, что сказал, он медленно откинулся на спинку кресла и стал спокойно ждать ее ответа.
Она ответила:
— Вы меня оскорбляете. Я замужняя женщина и мать. Я люблю своего мужа больше всех на свете и не навлеку позора на его дом и дом моего сына.
Хаким снова наклонился вперед, и на лице его опять появилась улыбка, довольная и слегка ироническая.
— Я знал, что вы окажетесь порядочной женщиной, и ваши слова делают вам честь. Я не хочу ни причинять вам вред, ни оскорблять вас. Вы желанны мне, но унижать вас я не намерен. Я просто хочу, чтобы вы предоставили мне свое тело, вот и все. Если вы хотите искупить вину брата, у вас нет выбора. Несколько лет назад вашего отца расстреляли как предателя, и на вашем брате уже лежит тень подозрения, вдобавок к его надругательству над несовершеннолетней. Вы должны понять, что единственный способ спасти его — это уступить моей просьбе. Никто больше не станет вмешиваться в это дело, даже вице-президент, поскольку последнее слово здесь принадлежит мне как брату потерпевшей, и все это признают. Я дам вам немного времени на обдумывание. К тому же после нашего разговора вы сможете встретиться с братом и убедиться, что он здоров и на нем нет ни царапины… пока. Ваш ответ я должен услышать не позднее завтрашнего вечера. А насчет позора — обещаю, что наши встречи будут проходить тайно, чтобы вам и вашей семье не пришлось стыдиться. Повторяю еще раз, я не хочу причинить вам вред или унизить вас.
Хаким произнес эти последние слова, по-прежнему слегка улыбаясь, после чего встал и вернулся за свой стол. Через несколько мгновений на пороге появился Абдалла Хаджи и, выслушав инструкции Хакима, отданные тихим голосом, проводил Саиду вниз. Он тоже улыбался, и это подсказало Саиде, что он с самого начала знал, какие новости намеревается сообщить ей руководитель протокола. Дожидаясь вызванной секретарем машины, на которой ее должны были доставить в тюрьму, Саида посмотрела на часы в приемной и увидела, что еще нет одиннадцати. Это значило, что она провела в кабинете руководителя протокола всего десять минут, хотя они показались ей часами. Вскоре она уже вновь сидела в машине, которая везла ее к Амиру. Шофер остановился перед главными тюремными воротами и постучал в деревянную дверь. После короткого разговора с вооруженным охранником, выглянувшим в специальное окошечко, Саиду пропустили внутрь одну. Затем в сопровождении другого охранника она пересекла просторный темный вестибюль, где было прохладно и на удивление спокойно, как в холле старинной усадьбы. Она ожидала чего-то другого. Ее привели в небольшую комнатку с медицинской тележкой, маленьким письменным столом и стулом. Здесь стоял какой-то странный запах. Она решила, что эта комната служит для медицинского осмотра заключенных, а запах показался ей запахом человеческих страданий. Пока она не видела ничего похожего на камеры или тюремный двор и не слышала ни стонов, ни сердитых окриков надзирателей, которые по дороге сюда рисовало ей воображение. Она думала, что ее обыщут, но охранник просто указал ей на стул и велел подождать, а потом вышел и запер за собой дверь.
Когда появился Амир, он выглядел так, будто только что проснулся: растрепанный, в помятой рубашке и с опухшими глазами, но вроде бы невредимый. Насколько Саида могла судить, на нем действительно не было ни царапины, как и сказал Хаким. Охранник остался в коридоре, прикрыв дверь не до конца. Саида обняла брата и принялась задавать ему взволнованные вопросы, на которые он отвечал нехотя, с брюзгливой и недовольной миной. Она подумала, как похож он на отца внешне и как не похож на него во всем прочем, какой он безрассудный и требовательный, какой угрюмый. Они немного посидели в тишине, пока она раздумывала, как продолжать.
— Что случилось? Объясни мне, что случилось? — спросила она.
— А что они тебе сказали? — спросил он. В его тоне были опаска, подозрительность, желание оценить, чем стоит поделиться с сестрой, а о чем лучше умолчать. Саида ожидала встретить брата в испуге и смятении, но Амир оказался таким же, как всегда: скрытным, настороженным, лелеющим какие-то свои тайные замыслы.
— Сначала мне хотелось бы послушать тебя, — возразила она. — Все стараются говорить поменьше, даже про твой арест не сказали прямо — только про то, что тебя забрали из «Корал-риф». Пришлось самим расспрашивать… Ну так что же случилось?
По его лицу она видела, что он по-прежнему размышляет и взвешивает, прикидывает, сколько ей рассказать.
— Никто не объяснил, за что меня арестовали, — ответил он. — В гостиницу пришли двое и велели мне сесть в машину. У одного из них был пистолет. — Он картинно повысил голос, но она хорошо чувствовала фальшь и понимала, что, разыгрывая драму, он лишь выгадывает себе дополнительное время на раздумья. — Меня привезли сюда и посадили в одиночную камеру. Я провел в ней два дня и две ночи. Это ад — жара, комары… ведро вместо туалета. Ты только представь! Как там пахнет… А я даже не знаю, что я такого сделал и что они собираются сделать со мной. Никто мне ничего не говорит, даже ты. Кого ты расспрашивала? Что тебе удалось узнать?
— Нам сказали, что ты изнасиловал несовершеннолетнюю школьницу, — коротко ответила Саида. После секундной паузы Амир фыркнул — насмешливо, недоверчиво. — Младшую дочь вице-президента, — добавила Саида.
— Я не… не делал ничего подобного, — ответил Амир голосом, упавшим до шепота. — Кто тебе это сказал?
— Ее брат Хаким.
— Он что, приезжал к вам? — изумленно спросил Амир, все еще почти шепотом.
— Мы пытались попасть к отцу девушки, чтобы уговорить его пощадить тебя,
