Молот Тора - Юрий Павлович Вяземский
Слава егеря Трусова росла, и однажды его на несколько дней зафрахтовали для базы с названием «Номер шестнадцать». Это была даже не база, а элитный рыболовный клуб. Хозяин его был родом из Питера и в советское время играл в хоккей за ленинградский СКА. В начале восьмидесятых годов в этой же команде подвизался двукратный олимпийский чемпион и девятикратный чемпион мира Владимир Петров. Клубный хозяин считал его своим учителем, и когда в девяностых, развив бурную и разнообразную предпринимательскую деятельность, решил создать рыболовный клуб в дельте Волги, он нарек его с намеком на своего хоккейного кумира – тот в легендарной советской сборной играл под шестнадцатым номером в тройке вместе с Михайловым и Харламовым.
Клуб «Номер шестнадцать» заметно отличался от окрестных рыболовных баз. В нем трудились тридцать семь егерей, из которых добрую половину составляли умелые профессионалы. («Которые очков не носят» – так их Трулль охарактеризовал.)
«Номер шестнадцать» был прекрасно оборудован и оснащен. Гости жили в богатых люксах и полулюксах, с телевизорами в каждой комнате, непременно с сауной, а то и с хаммамом. Ресторан – с изысканной кухней. Бильярдные, сигарные и даже игорные помещения с миниатюрной рулеткой.
В «№ 16» можно было попасть, лишь став членом клуба и получив минимум две рекомендации от других полноправных членов. Гости всё были, что называется, виповыми: и заглавный герой, и другие известные спортсмены, а также политики и депутаты федерального и районного масштабов, знаменитые артисты («нет, Ширвиндта я там ни разу не видел», сообщил Трулль), композиторы, дирижеры и прочие музыканты, видные работники культуры и образования.
Многолюдные и шумные соревнования здесь никогда не проводились, ну, разве только несколько членов клуба захотят помериться своей рыболовной удачей.
Тут Саша вдруг резко обернулся к Сокольцеву и закричал на него, однако лучисто ему улыбаясь:
– И не надо, не надо пиявить мне спину своим бомбическим взглядом! Ну да, да, я ушел от Геннадича, когда меня позвали на эту элитку!.. Но, как говорится, прикиньте: не только совсем другая зарплата и к ней договорные отношения с каждой поездки. У Геннадича я жил в бараке, в компании еще троих егерей. А тут мне дали отдельную комнату, с телевизором и шведским кондиционером, что для Астрахани немаловажно. И еще важнее – условия работы. Лодку дали ту же «касатку» с двухсотой «ямахой», но не двухтактной, как у Геннадича, а четырехтактной, почти бесшумной. С таким мотором можно было во время дальней дороги, например, к раскатам, прицеливаться и рыбалить гостей, так что они потом только меня и заказывали… В этом и был мой главный апгрейд. Мне стали поручать, так сказать, проблемных гостей. С ними далеко не все егеря могли справиться. А у меня благодаря моей ОТР получалось… Один из них, кстати, так проникся ко мне, что уговорил поступить в астраханский университет. Он в нем, между прочим, был ректором… Со вступительными экзаменами у меня, как вы понимаете, сложностей не возникло… Он мне предложил на выбор любой факультет. И я выбрал психолого-педагогический. Психологией и философией я как бы давно интересовался. А тут еще педагогика… Я вдруг подумал: может быть, побывав, так сказать, в сиротской шкуре, я лучше других смогу помогать сиротам, буду учить их, как Дядя Коля меня учил… Короче, я поступил на вечерний и неплохо учился, потому что в несезон у меня было много свободного времени, и я на лекции ездил…
– Зря вы иронизируете! – вдруг обиженно произнес Саша, хотя Митя молчал и без всякой иронии, задумчиво созерцал своего собеседника. – Геннадич, между прочим, стал пить. И в пьяном виде все больше терял адекват. Он либо зверел, либо начинал плакать… А я ведь не нарколог и не сестра милосердия. И он мне не сват, не брат…
Медленно передвигаясь по берегу, они подошли к высокому дереву. Сокольцев, как только это дерево увидел, сразу на него уставился, даже рот открыл, то ли от удивления, то ли потому, что ему так удобнее было задрать голову и разглядывать верхушку.
– Нет! Вы видите?! – восхищенно воскликнул Дмитрий Аркадьевич.
– Что я должен видеть? – грустно спросил Трулль.
– Птицу видите на самом верху? Крыльями машет.
Саша глянул на дерево и ответил:
– Не вижу.
– А белку?.. Она на середине ствола… То на птицу смотрит, то вниз развернется…
– Белки тоже не вижу.
Некоторое время Сокольцев с удивлением разглядывал Ведущего. Потом будто виновато спросил:
– Вы меня не обманываете?
Саша солнечно улыбнулся и ответил:
– Нет, это вы мне, мил человек, голову морочите. То вам пух в глаза летит, то коряга плывет не в ту сторону. Теперь вот – белка и птица… Давайте я вам лучше про золотую рыбку расскажу. Я ведь, кажется, обещал, – предложил Телеведущий и стал рассказывать.
Ректор пригласил Сашу в университет в две тысячи четвертом году. А «золотая рыбка», вернее семикилограммовый судак, Александру попался осенью следующего года. Трусов рыбачил с одним из, пожалуй, самых проблемных гостей. Мало того: он, этот самый проблемный, прибыл на базу с «модельной» девицей, с ней обильно и предвкушающее выпил, но она от него улизнула еще до того, как зайти с ним в сауну. Хуже того: на следующее утро рыбалка была совсем никудышной. И лишь на обратном пути, когда решили попробовать троллинг, вопреки рыболовной вероятности клюнул громадный судак. Вываживал его Саша – лечивший свои душевные раны гость к этому времени был слишком нетрезв. Судак оказался не просто велик размерами: он был какого-то необычного золотисто-розового окраса, с черными плавниками и голубыми, никак не судачьими глазами. Его и судаком-то можно было назвать лишь условно и только потому, что никакая другая спецификация для него не годилась. Одним словом: «Пришел невод с одною рыбкой, с непростою рыбкой…» Тут у Саши сомнений быть не могло. И он, следуя своему главному и непререкаемому Десятому правилу, сняв с крючка рыбину, с трудом поднял ее, поцеловал «в уста» и, как бы по неосторожности, уронил в воду (тут «как бы», как раз очень походит). Ласкового слова, как у Пушкина, он судаку на прощание не сказал. «Ласковое слово» Саше сказал его гость. Протрезвев от досады, он до самого причала материл и обзывал егеря, обвиняя его в том, что Саша специально, умышленно, злонамеренно, преступно лишил его замечательного трофея. А после
