Молот Тора - Юрий Павлович Вяземский
К сказанному телепродюсер прибавила: «Будем считать, что рыбка, которую ты отпустил, за тебя словечко замолвила». И тут же переменила тему.
На следующее утро она уехала, оставив Александру свой мобильный телефон.
Трулль прекратил забросы и перешел на новое место. Митя откашлялся и засеменил следом.
Догнав Сашу, Сокольцев вдруг спросил:
– Вы в эту ночь… вы с ней переспали?
Трулль чуть не выронил спиннинга. Вернее, он его выпустил из правой руки и тут же ловко подхватил левой, обернулся к Мите и воскликнул:
– Что вы, дорогой мой?! Что за чушь?! Какая чепуха вам в голову лезет!
Воскликнул с испуганным лицом, но радостным голосом, чуть ли не в восхищении.
Тут два больших и очень черных ворона пролетели над Митей и Сашей, с левого берега на правый, низко и звучно хлопая крыльями.
И Сокольцев спросил:
– Вы хотя бы воронов видели?
Трулль ему долго не отвечал, вращая катушку и поглядывая то вверх, то вниз, то вправо, то влево. Потом буркнул:
– Ну, видел, конечно… Один в меня чуть не врезался…
– И так вы пришли на телевидение? – через некоторое время спросил Митя.
– Пришел. Разбежался и сиганул. Впорхнул, как воробей. Аж уши заложило от оваций. Чуть кессонку не заработал от резкого перепада давления.
Проговорив эту тарабарщину, Трулль принялся рассказывать, с раздражением, как будто хотел побыстрее отделаться от того, что рассказывает.
Вот что он рассказал.
Он не стал дожидаться хозяина и на следующий день уволился с базы «№ 16».
Приехав в Москву, позвонил Элине Владиславовне, и та назначила ему встречу возле Большого зала консерватории, у памятника Чайковскому. Придя, дала ему билет на концерт кого-то известного пианиста (имя его Трулль не назвал, но сообщил, что не Рихтер) и велела: «После концерта не уходи. Он будет долго играть на бис. А потом встретимся здесь же, у памятника. Я пока кое-что сделаю».
На бис пианист сыграл лишь одну коротенькую вещицу. У памятника Александр прождал два часа, но телепродюсер так и не появилась.
Саша ей несколько дней пытался дозвониться, писал эсэмэски – «лысо». Только через неделю пришло сообщение: «Прости рыбка моя была в полном загрузе свяжись со стасом». Знаков препинания не было. Но телефон Стаса был.
Станислав Юрьевич принял Александра дней через десять. Вел себя так, словно ни малейшего понятия не имел, что ему с Сашей делать и вообще «какого тунца?!?». Примерно с месяц об Александре никто не вспоминал. А в декабре его «как бы устроили» «типа, администратором» (тут «как бы» и «типа» тоже подходят, потому что документов у него не приняли и денег не платили). Саша носил кассеты, обзванивал и приглашал различных гостей и тех, кого называли экспертами, провожал и сопровождал телевизионные толпы, наливал кофе и чай, сопровождал в студии, в гримерки, в туалет, ну и так далее, и так далее.
Пока у него были деньги, жил в дешевой гостинице и питался в столовой. Когда деньги закончились, недели две жил на вокзалах. Стас бегал от Саши, как «Кот Бегемот от Бездомного» (Труллево сравнение). До его мамаши Александр не мог дозвониться: то вовсе не брали трубку, то чарующий девичий голос сочувственно обещал: «Я вас услышала. Все будет передано. Вам обязательно перезвонят. Не волнуйтесь». Наконец в феврале Александра поместили на подмосковную дачу. Жить можно было только на кухне, окна заткнув матрасами. Маленькую печку Саша топил обломками рояля, часто вспоминая того пианиста, с которого началось его знакомство со столицей.
В середине весны Стас призвал к себе Александра и объявил: «Маман велела попробовать тебя на камере. Короче, готовься». Как готовиться, однако, не объяснили. А когда поставили перед камерой, велели читать басню, как это делают в театральных училищах. На Сашино счастье, он несколько басен знал наизусть. Для чтения он выбрал крыловскую «Зеркало и обезьяна», может быть, потому, что у Станислава Юрьевича было чрезвычайно подвижное лицо, и он этой мимической подвижностью щеголял, а режиссер, которого он привел с собой, внешне сильно смахивал на медведя. (Не доверяя Митиным познаниям, Трулль напомнил: «Мартышка, в Зеркале увидя образ свой, тихохонько Медведя толк ногой: «Смотри-ка», говорит: «кум милый мой! Что это там за рожа?..»») Ни Саша, ни басня, однако, никакого впечатления на слушателей не произвели. Режиссер, глядя в монитор, брезгливо морщился. Стас, когда пробы закончились, воскликнул: «Вот, Вань, они, значит, хотят стать телезвездой!» Александр, ясное дело, стал отрицать наличие у себя такого поползновения. А режиссер словно поставил диагноз: «Раз звездой быть не хочешь – дуй домой, к теще под бок, в уголку сидеть и помалкивать. Здесь тебе делать нечего».
Больше ему ничего не сообщили. Но на телевидении скоро стало известно, что Трусова пробовали и он не приглянулся. Над Сашей стали подшучивать. У него за спиной иногда напевали или насвистывали знаменитую песенку Пахмутовой, Гребенникова и Добронравова, именно ту ее часть, где говорится, что в хоккей играют настоящие мужчины…
Наступило лето. И Саша, чтобы «изгнать из себя негатив», снял обувь и в одних носках прошелся по Садовому кольцу, полный круг записал.
Через неделю ему позвонила Элина Владиславовна и поинтересовалась, любит ли он Пушкина. Александр сознался, что да, есть такое дело. «Ну тогда завтра обедаем в кафе «Пушкин». Не опаздывай, рыбка моя», – попросила Потоцкая. Она во второй раз назвала его «рыбкой» и с тех пор часто так обзывала.
В ресторане Элина Владиславовна, среди прочего пустого разговора, полюбопытствовала, сам ли Саша придумал в носках гулять по Садовому или знал, что так некогда поступил Рихтер, дабы преодолеть свою робость перед Москвой. Александр честно признался, что да, слышал такое про Святослава Теофиловича. А за десертом Потоцкая объявила: «Завтра едем с тобой на рыбалку. Там тебе все объясню».
Отправились они в Подмосковье, одну за другой объехав четыре рыболовные базы. На первой просто рыбачили в свое удовольствие разными способами. На второй исключительно джиговали, и Потоцкая как бы между прочим вдруг объявила, что через месяц начинает снимать пилоты новой телепрограммы, в которой Саше предстоит быть ведущим. На третьей – троллили, и Элина Владиславовна наконец снизошла до деталей: «О рыбалке на телевидении уже существуют две программы. Но они там на ловле зациклены, и люди у них никакие. К тебе же будут приглашать медийные лица, а ты их будешь раскручивать на различные темы и личные истории». На последней базе «маман» призналась, что эту телепрограмму хотел вести ее
