Молот Тора - Юрий Павлович Вяземский
Где жил и чем питался? По-разному жил: часто ночевал на вокзалах – железнодорожных, речных и даже автобусных; однажды почти три недели провел с бомжами в заброшенном бомбоубежище. Жительствовал в разнообразных комнатенках, углах, закутках и подвальчиках, которые ему предоставляли по месту работы. Когда устроился в Саратове дворником, его поселили в дворянском особняке, в просторном зале метров под шестьдесят, в три окна, с паркетом, с лепниной на потолке – «понтовал фон бароном». Питался тоже «разнообразно». Иногда голодал по нескольку дней. А в Казани гурманил в одном из тамошних дорогих ресторанов: работал в ночную смену, и после гостей всегда оставалось много недоеденных блюд; котлет одних было три сорта: полтавские, пожарские, по-киевски. (Тут Трулль облизнулся.)
И читал, повсюду и много, как Горький в юности, став любимцем местных библиотекарш. Читал не запоем и без разбору, как в интернате, а целенаправленно, «самообразовательно» и «самовоспитательно» (так выразился). От Костромы до Нижнего совершенствовал свои знания русской классической литературы; от Нижнего до Казани сосредоточился на «серебряном веке»; от Казани до Ульяновска знакомился с шедеврами западной литературы; от Ульяновска до Саратова осваивал исторические сочинения, а в Саратове принялся за философов. В Саратове к этому у него были прекрасные условия. Хотя и непростой, нередко изнурительной была дворницкая работа, особенно когда начинал валить снег и образовывалась наледь, но зато – зал с паркетом и лепниной, рыцарский стол под булгаковским абажуром (его, Трулля, эпитеты), где за философическими беседами иногда собирались его саратовские приятели: большей частью студенты, но были и молодые университетские преподаватели и доценты.
И везде, во всех городах, Александр разжигал костер и ловил рыбу. Он и места трудоустройства своего выбирал с тем расчетом, чтобы рядом была либо Волга, либо другие рыбой населенные водоемы. Ловил под девизом «голь на выдумки хитра». То есть в отсутствие «продвинутого» рыболовного снаряжения изобретал малозатратные, с виду простейшие, но уловистые способы ловли, и у местных любителей подсматривал и перенимал их смекалки и хитрости. Переловить какого-нибудь чудика, который с палкой вместо удилища, на кусок металла, на дедов тройник, лишь опустив в воду и «тупо тырдыкая», один за другим таскает судачков, в то время как у вооруженных по последнему слову техники, «фирменно-прикинутых», упакованных в «касатки» с «ямахами» ни хрена не клюет; переловить такого умельца – вот к чему стремился наш странник и горьковед. И перелавливал! Не успокаивался, пока не переловит.
Его рыболовные подвиги, понятное дело, привлекали внимание. И уже в Нижнем к нему подошел первый «вербовщик» (так его Трулль окрестил), предложивший Александру трудоустроиться на рыболовной базе в низовьях Оки. Но Трусов ему отказал. Он и на две другие вербовки не откликнулся – в Ульяновске и в Саратове. Сокольцеву Трулль объяснил, что в конце девяностых рыболовные клубы и базы, дескать, «были не вау», хотя «тема уже возникла».
«В тренд» такие базы стали входить начиная с двухтысячного. Их появилось множество, в волжской дельте и на Ахтубе, под различными названиями: от примитивных – «Якорь», «Руль» ласково-детских – «Солнышко», «Волшебная поляна» до экзотических – «Дарданелла», «Вальпараисо» и напыщенных – «Сокровище Ахтубы» и «Дельта Мира». Среди этого множества, по оценке Трулля, «конкретных» было шесть или семь. И Саша – он тогда из Волгограда успел перебраться в Астрахань – попробовал на них устроиться. На первой базе с ним и разговаривать не стали. На второй – начали разговаривать, но разговор прекратился, как только узнали, что у Саши отсутствует государственное удостоверение на право управления маломерным судном. А посему на третьей базе, «У Геннадича» – ее так называли в народе, а официальным названием было «Приют рыбака» – Трусов избрал иную тактику. Он объявил владельцу, что тот совершит очень большую ошибку, если не возьмет к себе Сашу работать. «У меня мест нет», – ответил Геннадич. «А вы кого-нибудь выгоните и меня возьмите», – парировал Александр и пообещал: «Дайте мне только срок, я всех ваших егерей обловлю! Волгой клянусь!»
Геннадич был хозяином трудолюбивым и дельным. Он работал с утра до ночи, все было у него на примете и все шло в дело; высшим своим достижением он считал, что додумался вырыть котлован, тремя тракторами затащил туда с ерика старую брандвахту и превратил ее в элегантную двухэтажную гостиницу, так сказать, с галереей-гульбищем. Геннадич был крутым мужиком. Про него рассказывали, что он гонял вилами и плашмя ими бил егеря, который вовремя не заправил лодку. Геннадич был человеком несчастным. Три года назад от него ушла жена, и он на какой-то тусовке подцепил молодую московскую… (Трулль замолчал, подыскивая точное слово, но так и не нашел его.) Короче, девица эта родила Геннадичу сына – от первой жены у него уже был взрослый сын, – а потом укатила в Москву, объявив, что ей, молодой и веселой, тухло в астраханской глуши, но за ребенка она спокойна, потому что отец у него хоть и старый, но трепетный. И вот уже два года старый и трепетный ни на шаг не мог отойти от своего на редкость шустрого сокровища, в котором и вправду души не чаял, – на рыбалку перестал ездить и базой мог заниматься лишь в перерывах между кормлением, выгуливанием, укачиванием, выкакиванием «и так далее, и так далее».
Как раз в тот момент, когда Геннадич собирался выставить за дверь наглого посетителя, в комнату с воплями и криками ворвался его обожаемый отпрыск и спрятался от няньки за Сашу, прижавшись и обхватив ручонками. Няня – она же и повариха – была казашкой по национальности, но в ней теперь отразилась воистину еврейская тоска, не только на лице, но и во всей фигуре. Геннадич же просветлел ликом и объявил: «Ты, парень, наглец. Но моему сокровищу ты, похоже, понравился».
Так Саша был принят на свою первую базу. До рыбалки его, однако, не допускали. Егеря ему дали прозвище малоцензурное, по своему звучанию напоминавшее английское слово Oddjob, которое можно перевести как «разнорабочий». Потому что ему поручали самые разные работы: мыть полы и посуду, поливать и подстригать траву и деревья «и так далее, и так далее». Но в первую очередь – пестовать Сокровище, как все называли хозяйского сына. И тот так к Трусову привязался, что через какое-то время Геннадич стал к нему ревновать,
