Все и девочка - Владимир Дмитриевич Авдошин
На её удивление мать, как новый Александр Македонский, просто разрубила узел, сказав:
– Никем не будешь. Все в семье пед кончали, и ты в него пойдешь. Возьмешь наградную грамоту, что выступала на конкурсе молодых чтецов в школе со стихотворением «Гусар». Это раз. И грамоту за участие в филологической олимпиаде – это два. У тебя приличный аттестат, две тройки только. Должна пройти. В этом году конкурс ЕГЭ, а не экзамены. Нечего трястись.
Точку поставил отец, сказав, что не надо таиться да хмуриться. Все хотят в университет, да боятся признаться. А ведь пассионарность не по вывескам ударяет, а по судьбам. Конкретный светила науки может быть где угодно: и в громком университете, и в скромном педвузе. Главное – найти его и прикипеть к его линии развития русской литературы. Чего за вывеской-то ходить? Ты поступай, а потом студенческая молва тебя приведет к нужному руководителю. Это нормальная практика.
Последнюю точку, конечно, Глафи поставила сама, как Дева по зодиаку. Испросила у семьи денег на подготовительные курсы в МГУ. По слухам, дала ей деньги бабушка Краса, и Глафи пошла поступать в пединститут. И сразу наткнулась на лекции профессора Агеносова по новейшей русской литературе, так что помогать ей надо было совсем чуть-чуть: почитать вместе «В ожидании Годо» и послушать совет, что список авторов надо читать не с начала, а с конца, потому что первоначала давно уже так или иначе обыграны и введены в социум, а новых не знает никто, кроме специалистов. Надо оставить «Тихий Дон» в покое, а читать «Пластилин» Василия Сигарева.
Остальное Глафи додумала сама. Побежала в студгазету, наобещала им статью о Джойсе, прочитала главу «Улисса» с отцом, остальное – сама. Написала одну рецензию про театр Фоменко с развернутым портретом главной героини и приглашением студентам обязательно посетить этот спектакль по контрамаркам. В общем, вместилась в газету, а сверх того каждое лето вычитывала в журнале «Большой город» объявления об интеллектуальных волонтерах. Тогда это движение только набирало силу, и плохо-бедно побывала в Тверской области в «Знаменском-Райке» с французами, восстанавливающими усадьбу, на Черном море копала курганы совместно с историческим отделением университета, а к курсу третьему-четвертому у них сложилась компания – она и подруга Лера. И они ездили по ближнему Подмосковью смотреть памятники и музеи.
А потом их стало четверо и им более интересно стало, что у кого получается в личной жизни. Сначала их всех веселило, что все такие разные, а хотят одного. Вернее двух пунктов: счастливого замужества и удачного устройства на работу. Одна из их компании – девочка-религиозница – устроилась в лавку продавать богословские книжки. Ей даже положен был постный обед, за которым она ходила с судками в ближайший приход – на начальницу и на себя. Конечно, все обзавидовались. Тихая работа и сытные обеды. И это при их вынужденных студенческих воздержаниях. Тяжело было выслушивать меню из трех блюд, белорыбица и постное печенье – обязательно. Единственно, что утешало – ну кому нужна эта тихая религиозница? И вдруг – нет, это даже представить нельзя! Приезжает в Москву одессит Мишка. Повар сорока лет. И объявляет ей, что он – повар одного из ресторанов Одессы – из-за любви к ней бросает свою разгульную жизнь и делает ей предложение выйти за него замуж. Вот тут-то всех завидки позабирали! Не может быть! Да он её обманет и через две недели бросит.
И они условились через четыре месяца на зимние каникулы прийти к ней домой и проведать её с тайным чувством, что придут они к разбитому корыту, что ни одна из них ничуть не хуже её, ни одна из них ничуть не меньше искала мужа. И почему ей такое с неба сваливается? Нет, пусть бы и свалилось. Но тогда и нам тоже. Тогда мы успокоимся. А так – будем сидеть и ждать четыре месяца, чтобы восстановить себя в женских правах.
Но ничего из задуманного не сбылось. Она счастливо и ровно их встретила и объявила ранее, чем все сели за стол, что она беременна и муж доволен, что она беременна и хочет ребенка. И поэтому прошу к столу выпить за мое счастливое замужество.
Второй удар подстерегал их с госпожой министершей. Министерша вдруг порадовала тем, что скорее всего уходит из министерства, потому что ей надоела эта бессмысленная чиновничья работа, которая заключается лишь в том, чтобы подсиживать друг друга и выслуживаться перед начальством. А она хочет творить, созидать, быть полезной в культуре, прежде всего. Да еще мужичок хоть, конечно, из провинции, но вроде как любит и вроде как сделал предложение, но она пока сомневается, не стоит ли за этим меркантильный расчет с желанием прописаться в Москву таким образом? А пока она сказала ему томным голосом:
– Давайте, Вадим, немножко подождем, проверим наши чувства.
Конечно, подруги сказали – да-да, это замечательно, так и нужно, но втайне подумали – баба с жиру бесится. С таким графиком и с такой зарплатой?
А через четыре месяца госпожа министерша почище религиозницы их удивила.
– Никуда из министерства я не уйду. Плевала я на культуру. В министерстве выгодную ипотеку на квартиру дают, и милый приехал.
– Кто-кто?
– Ну, саратовский.
– А ты что, скучала без него?
– Ой, просто на второй день слезы лить начала, места себе не находила.
– Через сколько дней?
– Ну я же говорю – через день уже заскучала.
Все заспешили проглотить слюну и вяло позавидовали. Тут по полгода ничего не бывает, а она на второй день уже не может. Но молчали из последних сил. Зато она была красноречива.
– И ничего он не хотел через меня в Москве прописаться! Наоборот. Очень достойный молодой человек. У него, оказывается, мама и папа здесь, так что жить есть где. Но он всё равно устроился не в простую школу, где нужна московская прописка, а в школу для детей с особенностями, где и без прописки берут. Так что, девочки, поздравьте. Скоро свадьба.
Все сумрачно потянулись к выходу, предчувствуя конец дружбы.
А у третьей подружки – Леры – получилась туманность Андромеды, так сказать, с норвежцем или шведом. Географом, кажется. Ничего особенного, но и не бросает. Но надо знать Леру. И она не делает решительных шагов навстречу. Всё застряло на посещении выставок или театра. Посетили – и по домам, без поцелуев и волнительных недомолвок, после чего она бы не спала и, волнуясь, предвкушала бы свою женскую судьбу.
Ну, а у Глафи