Индекс Франка - Иван Панкратов
— Более чем.
— Тогда сейчас с другого номера вам придёт сообщение с суммой. Переведите гонорар на карту, она привязана к тому телефону. До свиданья. Обращайтесь в случае чего. И прошу прощенья, если вы хотели услышать что-то другое, а я вас разочаровал. Вы же понимаете, закон — это не справедливость. Закон — это порядок.
Разговор прервался. Спустя пару секунд тихий звук сопроводил получение сообщения. Виктор взглянул на число, машинально сказал: «Ого!», после чего перевёл деньги.
— Наверное, я чем-то не тем занимаюсь, — пожал он плечами, получив следующую смску, на этот раз от банка — о списании денег. — У меня столько ни одна операция не стоит.
За спиной щёлкнула задвижка на двери. Платонов был готов увидеть там кого угодно, от охранника и главврача до наряда полиции, но увидел Полину. Она плечом удерживала доводчик на двери, не выходя на пандус, и смотрела на Виктора. Машинально махнув ей рукой, он понял, что Полина вряд ли слышала слова, ставшие причиной его поведения. Для неё это выглядело по меньшей степени странновато…
Кравец немного постояла в дверях, огляделась по сторонам, поплотней запахнула халат и вышла к Виктору. Он хотел пойти навстречу, опасаясь, что ей пока тяжело ходить на большие расстояния без опоры хотя бы в виде стены. Полина остановила его успокаивающим жестом. Платонов смотрел на то, как она идёт шаркающей походкой в симпатичных голубых тапочках, подаренных коллегами из терапии, и в ушах у него звучало: «Я сказала: «Делай, что считаешь нужным…»,
(ты знаешь, что делать, дорогой)
или как там Лариса сформулировала задачу для Вадима.
— Что это было? — спросила Полина, когда приблизилась к Платонову и вцепилась в то же самое дерево, что минутой назад служило опорой ему. — Уж очень экзотический способ избавляться от неугодных пациентов. Не находите, Виктор Сергеевич?
— Может, лучше на лавочку? — он указал за угол корпуса. — Там пусто. Правда, может быть прохладно, там всегда тень.
Кравец взглянула, куда он показал, примерилась к своим силам и скептически покачала головой.
— Пожалуй, перенесём поход на эту лавочку на следующий раз, — отмахнулась она от предложения. — Качает от слабого ветерка. Астения жуткая. Ещё и не вижу толком левым глазом, слезы без конца.
Она достала из кармана халата маленький черный флакончик с японскими глазными каплями, отвернулась от Платонова и, запрокинув голову, капнула это волшебное снадобье в оба глаза. Не опуская головы, дождалась, пока пройдёт ощущение фена, дующего прямо в глаза холодным воздухом. Потом через плечо взглянула на Платонова, провела рукой по шрамам на коре вяза, отпустила дерево и медленно погладила себя по левой щеке.
— Я сейчас выгляжу не лучше этого вяза, если говорить откровенно, — покачала Полина головой. — А местами он у меня даже выигрывает. У него, например, все ветки целые…
— Не все, — ответил Платонов, зачем-то взглянув наверх. — Вот прямо у нас над головой…
Он хотел показать Полине срезанную взрывом ветвь, но внезапно осёкся и понял, что говорит глупости.
— Прости, — смутился он, проклиная себя в душе. — Говорю, не приходя в сознание…
— Ерунда, — ответила Полина. — Это хорошо, что ты так меня воспринимаешь. Как будто… Как будто всё на месте.
Платонов отвернулся и на пару секунд закрыл глаза. Ему стало не по себе от её слов.
— Так ты не скажешь, что произошло? — повторила вопрос Полина. — Это же теперь просто интрига для всего отделения.
Виктор подумал, стоит ли говорить правду, и решил, что лучше ничего не скрывать.
— Парень изрядно выпил и решил искать правду вместо травмпункта в ожоговом отделении. Потом он увидел тебя, и… Высказал несколько не самых приятных слов в твой адрес. Возможно, его оправдывает то, что он был изрядно пьян…
— А возможно — то, что он сказал правду? — Полина прищурилась, глядя в глаза Платонову, словно это должно было заставить его не солгать. Её взгляд, учитывая яркие рубцы на левой половине лица и немного точечных ран, обработанных облепиховым маслом, действительно, пробирал до костей.
Виктор сразу не сообразил, что ответить. Полина вздохнула и, окончательно отпустив дерево, двинулась в сторону отделения. Когда она отошла от Платонова метров на десять, он внезапно громко спросил:
— Ты знаешь, почему тебя оперировал именно я?
Она замерла. Виктор сделал несколько шагов в её сторону. Подойдя почти вплотную, он положил ей руку на плечо и тихо сказал:
— Потому что я не мог доверить тебя никому. Но не потому, что здесь кто-то чего-то не умеет — наоборот, и Лазарев, и Москалёв опытные хирурги, у них всё получилось бы ничуть не хуже.
— Тогда почему? — Кравец обернулась к нему здоровой стороной лица, но он шагнул так, чтобы видеть её целиком.
— … Алексей Петрович, у меня к вам будет немного странная просьба… По части Кравец. Я понимаю, что сразу, с самого начала, ей занимались вы. Но не согласитесь ли вы передать мне курацию Полины Аркадьевны?..
— Есть какая-то причина?
— Если только это останется между нами.
— Да ты можешь вообще ничего не говорить, я и так отдам тебе и пациентку, и историю болезни, Виктор Сергеевич. Единственное условие — придётся отчитываться лично перед начмедом, ежедневно. Это её условие.
— Перед Ребровой? Ей что за интерес?
— Вопрос не по окладу. Потребовала — я не могу отказать.
— В какой форме происходит отчёт?
— Она лично приходит в реанимацию в шестнадцать пятнадцать в конце рабочего дня. Будешь там с историей болезни. И ещё… Всё-таки спрошу о причине. У тебя к Полине Аркадьевне, если потактичнее спросить, чувства? Молчишь… Я сейчас вот о чём думаю — не помешают ли тебе эти чувства выполнять в полном объёме все необходимые манипуляции, включая оперативное лечение? Ты же понимаешь, что при подобной личной заинтересованности мне стоит, наоборот, освободить тебя от…
— Уверен, что нет. Я думал над этим и пришёл к выводу, что справлюсь.
— Какой-то у нас армейский диалог с тобой происходит, Платонов. «Да, есть, так точно». Ладно, иди. Сегодня я сам Ребровой отчитаюсь, а с завтрашнего дня всё на тебе…
Платонов смотрел на Полину и понимал, что на этот вопрос нет односложного ответа. Даже в одном предложении нельзя описать всех причин того, почему он взялся за такое сложное дело.
— Полина Аркадьевна, ответ на этот вопрос может отнять много времени, — уклончиво сказал Виктор, перейдя для официоза на «вы». — Давайте встретимся после рабочего дня на той лавочке, посещение которой вы решили отложить для другого случая. Вот этот случай и представится.
Кравец нахмурилась, не ожидая, что ответ на её вопрос будет перенесён на другое время. Но если быть до конца честным, Виктор и сам его на этот момент не знал. То есть, с одной стороны, знал, конечно, но вот правильную формулировку подобрать — на это ему надо было время. И его он сейчас себе и выигрывал.
— Что ты губы надула, Полина, — улыбнулся он, вновь возвращая в голос прежний доброжелательный тон. — Ещё один повод встретиться. Считай, на свидание приглашаю на лавочку. Время ты знаешь. Буду ждать.
— Я приду, — услышал он сзади, идя к дверям. — И не надейся отвертеться. Приду!
Он особо и не надеялся.
16
В ординаторской Виктор застал Гришина, уролога. Примерно одного с Платоновым возраста, спортивного вида, но уже слегка лысеющий коллега, что-то писал в историю болезни за столом Москалёва. Платонов вспомнил, что кому-то в отделении нужно было поставить мочевой катетер с непосредственным участием профессионалов.
— Победили? — спросил Платонов, присаживаясь на своё место. — Я сейчас про острую задержку мочи.
— Конечно, — не поднимая головы, буркнул Гришин. — От катетера с проводником в моей практике никто не уходил.
Он написал ещё пару строк, поставил жирную точку в конце и откинулся в кресле.
— Что в мире медицины
