Репутация - Лекс Краучер
– Ты не имеешь ни малейшего представления, о чем говоришь, – ледяным тоном процедила она. – И на твоем месте я не стала бы повторять эту жалкую выдумку.
Джорджиана сама поразилась тому, как глубоко ранили ее эти слова после всего, что она уже вынесла.
– Фрэнсис, я говорю это не для того, чтобы оскорбить тебя. Конечно, ты попыталась меня обесчестить, ты навредила Бетти, тут есть от чего разозлиться, и я зла на тебя, но это не столь важно. Зачем бы еще мне приходить к тебе сейчас? Прошу… просто… ты не должна страдать в одиночку.
– Это патологическое стремление быть в центре внимания изрядно утомляет, – сказала Фрэнсис скучающим тоном. – Тебе не суждено сыграть главную роль в наших жизнях, Джорджиана. Ты даже ничего особенного из себя не представляешь. Я понимаю, что заставило тебя заняться выдумками и поместить в свою мелодраму меня…
– Я ничего не выдумывала, – возразила Джорджиана, чувствуя, как от отчаяния щеки заливает краска. – На мне синяки, Фрэнсис. – Она отогнула край платья. Фрэнсис не произнесла ни слова, но на лице Джонатана мелькнул испуг. Он оглянулся на сидящих в молчании Джейн, Сесилию и Кристофера. – Вот что за человек Джеремайя Рассел. Нам обеим это известно. И что бы между нами ни произошло, ты дорога мне. Я думаю… я думаю, нужно добиться, чтобы он понес какое-то наказание по закону. Я хочу рассказать всем, что он со мной сделал. Я не буду рассказывать твою историю и не буду просить об этом тебя – решать тебе, и только тебе. Но ты моя подруга, ты нужна мне… – Голос изменил Джорджиане, но она постаралась совладать с собой. – Мне нужна твоя поддержка.
Джорджиана знала, что Фрэнсис отвратительна слабость, но ничего не могла поделать – слабость одолела ее. Две ночи она почти не смыкала глаз. Джорджиана чувствовала себя жалкой, беззащитной, и чем дольше Фрэнсис холодно смотрела на нее, словно на безумную, тем сильнее путались мысли в голове.
– Мне больше не о чем с тобой говорить, – заявила Фрэнсис.
Все было кончено. Осознав это, Джорджиана ощутила, как ее захлестнула свирепая боль. Сердце словно пронзили пулей. Целое лето дружбы – сколько всего они пережили вместе! – все было уничтожено в один миг.
– Но почему? – услышала Джорджиана собственный голос и с отвращением отметила, что вопрос прозвучал как безнадежная мольба.
– Почему? – издевательски передразнила ее Фрэнсис. – Почему? Ты и впрямь думала, что можешь прицепиться ко мне, к моим друзьям и вечно изображать из себя богатую, уважаемую и влиятельную? Тебе не место в этом мире, Джорджиана. Ты здесь только гость. Ты оказалась здесь, потому что забавляла меня, но больше ты меня не забавляешь. Я не питаю ни малейшего пристрастия к девицам, которые пытаются отобрать у меня мою жизнь, а потом понимают, что это им не по силам, к девицам, которые хотят славы, почета и веселья до упаду, но начинают разбрасываться обвинениями, когда сообразят, что выбрали кусок не по зубам.
– Он сделал тебе больно, Фрэнсис! – закричала Джорджиана. – Мы обе знаем это! Джонатан знает это. Пойми же, я говорю тебе правду. Что бы ни случилось в коттедже, это не твоя вина – он опасный человек, и я не сомневаюсь, он поступал так и раньше. Что случилось с Китти – той прошлогодней девушкой? Что случилось с Аннабель Бейкер? Он не остановится. Он… Скажи ей, Джонатан!
Она в отчаянии повернулась к нему, ища помощи. Джонатан был бледен, губы его – плотно сжаты. Казалось, сейчас он что-то скажет, но он лишь печально покачал головой и посмотрел на Фрэнсис; та ответила взглядом, полным мрачной решимости.
Они были заодно, осознала Джорджиана, а она теперь была не с ними, а значит, против них. Все, что скажет Фрэнсис, будет считаться правдой. Джонатан не станет ей перечить. Они так и будут жить с этой ложью, смирятся с ней.
Но Джорджиана смириться не могла. Она прошла мимо них, встала посреди столовой со щеками, мокрыми от бессильных слез. Посмотрела на Сесилию. На Джейн.
– Вы же знаете, что я говорю правду! Почему вы ничего не скажете? Почему ничего не сделаете в кои-то веки? Мы ведь были друзьями, – взмолилась она.
Сесилия плакала, зажав рот ладонью, но не смотрела Джорджиане в глаза. Джейн смотрела, но с каменным лицом. Кристофер имел наглость усмехнуться.
Теперь Джорджиана сама себе казалась маленькой девочкой, закатившей истерику. Она словно попала в кошмар или скорее, наоборот, очнулась от долгого сна, в котором ей пригрезились заботливые друзья, и теперь пришла пора взглянуть в лицо реальности.
– Убирайся вон из моего дома, – сказала Фрэнсис, скрестив руки на груди.
– Пожалуйста, Фрэнсис…
– Убирайся вон из моего дома! – повторила она, чеканя слова.
Джорджиана в последний раз окинула взглядом комнату – посмотрела на Джонатана, которому так доверяла, но он лишь опустил глаза в пол – и признала свое поражение.
Она вышла в сад, почти ничего не различая перед собой из-за слез. Сзади раздался смех Кристофера – злой, презрительный, беззаботный. Почти добравшись до подъездной аллеи, Джорджиана споткнулась и больно упала коленями на гравий. Охваченная горем и совершенно обессилевшая, она всхлипывала, даже не пытаясь подняться, не веря, что сумеет удержаться на ногах. Звуки, которые она издавала, больше напоминали крики животного, и Джорджиана зажала рот рукой, чтобы приглушить их, но что-то внутри нее сломалось, и остановиться она уже не могла.
Да, она была готова к печали и гневу, но в глубине души не оставляла глупой надежды убить двух зайцев – сказать обо всем вслух и сохранить хоть крупицу расположения Фрэнсис.
Но Фрэнсис не могла признать того, что сделал с ней Джеремайя, а Джорджиана не могла закрыть на это глаза. Стремясь пережить случившееся, они пошли каждая своим путем – в противоположных направлениях. Теперь они жили в разных мирах. Принять Джорджиану в свою жизнь означало для Фрэнсис принять и тот факт, что все произошло на самом деле, и произошло так, как говорит Джорджиана, а к этому Фрэнсис не была готова.
Джорджиана все еще сидела на земле, пытаясь подавить рыдания, когда услышала хруст гравия под чьими-то ногами, и в следующее мгновение Бетти уже обнимала ее, успокаивала и гладила по спине, точно захворавшего ребенка.
– Ну, ну, – тихо приговаривала она, не мешая Джорджиане плакать и немного неуклюже приглаживая ей волосы. – Все образуется, вот увидите. Как там говорят? Темнее всего перед… перед чем-то. Вот беда, перед чем же? Темнее всего перед светом? Звучит как-то нескладно… ну, да неважно, суть в том,
