Плавающая черта. Повести - Алексей Константинович Смирнов
- Вы хвастались, - возразил безжалостный Греммо. - Проректору это, небось, не понравилось. А тут и я. Не захотелось ли ему напакостить? В научных кругах это широко распространено.
- Конечно, самое обычное дело. Позавидовать коллеге. Отправиться на дом к его пациенту, кого-нибудь убить по соседству. Вы, Ефим, дурак и параноик. Я только никак не соображу, кто больше.
Греммо улыбнулся.
- Вам просто нечего сказать, доктор. Разве не может быть так, что ваш проректор, копая под вас, вообще все подстроил? Свел меня с вами через нашу общую знакомую. Выкрал Жулю, спрятал ее в сумасшедший дом. Мне вас рекомендовали, но я не вдавался в детали - с чьего голоса? Может статься, этот Сережа ловко встроился в цепочку. А цель у него одна: посадить вас на нары. И меня заодно - он рубит лес, и летят щепки. Не выйдет посадить -отправитесь на тот свет. Не он ли приложил вас трубой?
Ювелир уже стоял и брызгал слюной, делаясь все более агрессивным. Стол между доктором и ювелиром готов был провалиться сквозь землю от общей неустроенности бытия и личной беспомощности.
- Повторяю вам, Греммо, вы псих...
- Лучше подумайте, где вы перешли дорогу вашему проректору.
Зиновий Павлович погрузился в раздумья. Гипотеза ювелира казалась нелепой, но если бы кто-то еще накануне, хотя бы даже в разгар застолья - когда дело зашло далеко - сказал Зимородову, что не пройдет и суток, как он окажется замешанным в два настоящих убийства, а до того получит по черепу - доктор ни за что, никогда не поверил бы в этот бред. Зимородов с неимоверным трудом собрался, взял себя в руки. Сережа Емонов представлялся ему человеком светлым и трепетным, который достиг высокого положения не напором, не интригами, но упорным струением, настойчивым просачиванием и затоплением окружающей среды. Емонов умел возбудить симпатию. Зимородов одернул себя: не забывай, он язвенник. Это люди особого склада, заряженные отравой. Действительно: проректор, добившись симпатии и сочувствия, в известном смысле наглел и начинал позволять себе колкости. Они были безобидны - с одной стороны. С другой же, при поверхностном знакомстве, их было невозможно заподозрить в этом печальном агнце. Какие еще сюрпризы скрывались в Сереже? В конце концов, зачем-то же он примчался сюда?
На стол уселась очумелая синица и завертела головой.
- Цып, - умилился Греммо.
Зиновий Павлович обратился к ней укоризненно:
- Куда лезешь? Тебя тоже притягивают неприятности? Сначала они притянули его, потом меня... Улетай, пока целая.
Синица приседала, втягивала голову в плечи.
- Сережу тоже притянуло, - продолжил доктор.
Выстрела никто не услышал. Звук заменился картинкой: на черной столешнице расцвел красный цветок. Синица взорвалась алыми брызгами, а деревянная нога, больная слоновостью, приняла в себя пулю, влетевшую под углом.
- Ложись! - крикнул Зиновий Павлович.
Ефим уже лежал, повернувшись ногами к солнцу - условно, оно выходило в зенит. Зимородов скатился в кустарник. Укрытый акацией, он замер, не смея дышать. В горячем воздухе плавали перья и пух.
Столешницу прорезала скорбная трещина.
Черное дерево онемело от жалости.
- Не шевелитесь, Греммо!
Ювелир мало что не двигался - не дышал. Зиновий Павлович приподнял голову, глянул искоса. Вокруг царило доброжелательное спокойствие. Вскоре он понял, почему: шагах в двадцати от них образовалась компания. Четверо молодых людей потягивали из банок подслащенную отраву и лениво обсуждали свои незатейливые планы. Они пока не заметили ни ювелира, ни доктора, зато наверняка привлекли внимание снайпера. Лежачее положение не спасало, мишени оставались на виду, но выстрел не повторился.
- Ползите за мной, - прошипел Зимородов.
Он тронулся вкруг акаций. Греммо послушно пристроился сзади. Со стороны это выглядело уморительно - юнцы рассмотрели обоих, и двор наполнился дебильным ржанием. Зиновий Павлович стиснул зубы. В компанию вполне могли затесаться его пациенты-винтовары, он часто лечил таких от нездорового интереса к амфетаминам.
Греммо же прорвало. Зимородов слышал, как тот полз и твердил - все более плаксиво и вызывающе:
- В меня стреляли! Стреляли! В меня...
Близилась истерика. Зиновий Павлович остановился и подождал, потом согнул ногу в колене и резко выпрямил, метя вслепую. Судя по хрюканью, он попал. Доктор оглянулся через плечо, сделал бешеные глаза:
- Заткнитесь, Ефим!
Греммо лежал, уткнувшись лицом в траву. Он трясся от ужаса и всхлипывал.
От компании донеслась реплика:
- Гляди, как синька нарезалась.
Пальцы ювелира скрючивались, царапали грунт. Зимородов лежал неподвижно и проклинал Бога.
Глава 8
У Емонова отчаянно ныли плечи.
Причина вскрылась, едва он пришел в себя. Проректора пристегнули наручниками к холодной и влажной трубе, тянувшейся из ада в ад. Труба шла высоко, проректор обмяк и повис на вытянутых руках, вывихивая суставы.
Его бил озноб.
Он и подумать не мог, что в паре шагов от зноя может расположиться естественное гнездо, пропитанное сырым холодом. Не иначе, гадючье. В городе - что может быть естественнее подвала? Емонов находился в нем. Он замычал, лишенный возможности крикнуть; рот был заклеен клейкой лентой, двумя слоями для верности.
Проректор напрочь забыл о язве, которая между тем разыгралась и слала исступленные сигналы; Емонов не обращал на них внимания. Он дико задергался, заплясал, выписывая ногами затейливые кренделя. Уперся пятками в стену, оттолкнулся, вернулся маятником, больно приложился спиной. Изогнулся и скособочился, помогая себе глазами и бровями в напрасной попытке чревовещания.
Он ничего не видел, его окружала кромешная тьма. Тишина тоже была абсолютная, вопреки ожиданиям не капала даже вода. Крыса, побежавшая по полу, передвигалась бесшумно, и взвыл один Емонов, когда на миг его щиколотки коснулась какая-то быстрая мерзость. Воя, конечно, у него никого не вышло, только стон.
Проректор понятия не имел, куда попал. Он вышел на улицу, ничего не узнав ни о Греммо, ни о Зиновии Павловиче; соседи пациента не представляли, где их искать. Дальше он ничего не помнил, его огрели по затылку. Он очнулся здесь, в беспомощном состоянии, с неприглядными видами на будущее. В чем он провинился, Емонов не понимал, и это служило слабым утешением, внушало осторожную надежду. Зимородов был в опасности, сомнений в этом у проректора не осталось; ему же просто не повезло очутиться рядом. Даже бандиты не убивают просто так. Скоро все разъяснится. Когда к нему явятся, он не откроет глаз, заранее повиснет зажмуренным - пусть видят, что он расположен к сотрудничеству, не
