Плавающая черта. Повести - Алексей Константинович Смирнов
Иммануил расположился к приятному. Воззвал к памяти, восстановил перед мысленным взором банковские счета. Это его неизменно успокаивало. Денег там было много, но еще мало. Шуруя тряпкой, он приписал ноль. Потом еще один. Работа пошла веселее.
Трахать эту шалаву было не обязательно. В сущности, она уже стала трупом - во всех смыслах, но это воспоминание не испортило Иммануилу настроение. Минуту назад была живая - что изменилось? Все дело в оттенках и степенях. Пройди, скажем, сутки - другое дело, удовольствия никакого, минута же ничего не решает. Он никогда не упускал случая выдоить из материала все, даже с перевыполнением плана. Может ли забеременеть труп? Растут же волосы и ногти - может, и что другое пашет. Первыми отмирают мозги, ну так они парикмахерше не нужны и при жизни.
Иммануил в очередной раз соорудил жгут, мысленно дорисовывая шею.
И содрогнулся при новом телефонном звонке. Вот дебил!
- Попробуйте, - осторожно сказал Иммануил.
- Все путем, - доложила трубка.
Он вздохнул. Собачиться незачем, если на том конце расположился дурак от рождения.
- Горит?
- Синим огнем.
- Уходи оттуда.
- Я уже еду, здесь маршрутка ходит.
- А, ну здорово. Не забудь просветить пассажиров насчет наших дел, козел! Водителя в первую очередь!
Трубка прыснула.
- Он чурка. Русского не знает. Рулит, аж душа в пятки.
- Дегенерат. Тачку куда дел?
- На хера ее светить?
Иммануил положил трубку. Постоял, не сводя с телефона глаз. Хорошо бы распрощаться с этим отморозком. Рано или поздно он подведет бригаду под монастырь.
Глава 7
Каппа Тихоновна оставалась в сомнениях, она колебалась, и Греммо предложил Зимородову не испытывать судьбу. Они предпочли покинуть квартиру, куда в любой момент могли нагрянуть специально обученные люди, и вести наблюдение с улицы.
Каппа Тихоновна спохватилась, заступила им путь - было поздно.
- Нет, мы пройдемся, стены невыносимо давят, - настаивал ювелир.
- Куда же вы пойдете, там такие ужасы! Простите меня, глупую дуру, я буду могила, я никому не скажу, я спрячу вас...
Модест Николаевич пришел на выручку. Он сгреб жену в охапку, приподнял, убрал с дороги.
- Они взрослые люди, Каппа. Они приняли решение. Пусть идут.
- Мы вернемся к обеду, - пообещал Греммо. - Во всяком случае, постараемся.
- Да уж будьте любезны, - кивнула Каппа Тихоновна. - Зиновий Павлович уходит с пустым желудком.
- Как вы можете, - прошептал Зимородов. - Погибли люди...
- И погибнут еще, если с голоду околеете, - подхватила беспощадная хозяйка. - Чем и кому вы поможете, если не будете есть?
Зиновий Павлович и Греммо спустились по лестнице и вышли на улицу, терзаемые смутным неудовольствием. Разделить бремя ответственности с первым встречным - что ж, им это удалось, однако они ничего не добились. Обоим отчаянно не хотелось встречаться с Кретовым и Кноповым. Эти двое знали о жизни что-то страшное и непременно поделятся, будучи вдохновлены обстоятельствами.
После тягостной паузы Греммо пробурчал:
- Неправда ваша, нигде я не повреждаюсь. По-вашему, я нарочно подсовываю себе все эти бритвы, ножницы, гвозди? Они даже не мои - Артура, Модеста, черт знает кого...
- Им не обязательно быть вашими, - тоскливо ответил доктор. - Вам достаточно на них напарываться.
- Вздор! Я работаю на станке, с инструментами - сто раз мог порезаться, однако цел и невредим. Кроме того, я не поранился ни разу даже с чужими вещами. Всегда успевал заметить, отскочить...
- Значит, ваше либидо в конечном счете сильнее мортидо.
- Либидо я знаю, потому что вдруг ожило. А что такое мортидо?
- Тяготение к смерти, как явствует из названия.
Греммо пожевал губами.
- Нет, я еще поживу.
- Я в этом далеко не уверен. Судя по вашему бессознательному стремлению к неприятностям... такие, как вы, постоянно ушибаются, обжигаются, спотыкаются; роняют себе на ноги кастрюли и молотки, втягиваются в нелепые авантюры, играют в лотерею, верят во все подряд.
Они разместились в кленовой тени, на лавочке за самодельным черным столом для доминошников. Древесина рассохлась, растрескалась, даруя приют многочисленным мелким гадам. Столешница крепилась к толстой ноге, которая поросла лишаями, покрылась мхом. Сооружение в целом напоминало престарелого родственника, впадающего в детство и при этом - доброго, деятельного в участии, искренне уверенного в своем здравомыслии и способности разрешить любые затруднения присутствующих. К столу приходили с бедами и радостями, стол гордо и довольно топорщился - не то наседкой, не то бабой на чайник; он переполнялся терпеливым спокойствием, готовый слушать и наставлять. Сейчас он рассудит всех. К несчастью, до его сочувствия никому не было дела, и услужливость стола преображалась в безгласный мазохизм. Над ним измывались: резали, били, пинали, крушили; на него мочились, об него тушили окурки, его обливали пивом, поджигали, пытались выдернуть из почвы - стол терпел. С какого-то времени он жил в состоянии вечного ошеломленного горя.
С приходом Зимородова и Греммо стол робко воспрянул духом, однако зря. Разрешить их проблемы он не мог ни за какие блага. Он и не понял даже, в чем они заключались, потому что его не сочли нужным посвятить в подробности. Стол виновато молчал. Он ощущал себя исполненным заботы, но бесполезным.
Зимородов украдкой взглянул в направлении Мастерской Свами. Здания не было видно за буйной зеленью; это успокаивало и одновременно тревожило. Доктор боялся, что сходит с ума. Его чувства раздваивались. Ему хотелось сразу смеяться и плакать. Воображение рисовало людей, спешащих к месту преступления с ведрами и баграми - странная фантазия в отсутствие пожара. На долю секунды эти люди превращались в забавных животных из мультфильма. Зиновий Павлович не сомневался, что подходящая сказка существует.
- Не понимаю, откуда взялся Сережа, - нервно сказал доктор. - Как он узнал? Куда делся?
- Может быть, Каппа с Модестом правильно насторожились. Я знать не знаю вашего проректора. Это тот, с которым вы изволили обедать, когда я вас нашел?
Зимородов кивнул.
- Подозрительный тип, - продолжал ювелир. - Он очень нехорошо на меня посмотрел.
- Еще бы, - Зиновий Павлович стиснул виски. - Я кое-что рассказал ему о вас. У него было достаточно причин...
Ефим Греммо привстал, потянулся к доктору, вытягиваясь в собственные губы.
- Так-таки рассказали? - прошипел он. - А говорили, тот не знает ничего. И что же ему известно?
Зиновий Павлович вдруг побледнел, сообразив, что да, Емонов не столь уж несведущ.
- Я просветил его в
